XXVIII: Собственичество (2/2)

— А что делать, если всё-таки люди начнут что-то подозревать? — она резко развернулась и почувствовала, как пересохло во рту. Леви смотрел на неё тем самым невыразимым взглядом, который она успела невзлюбить: непроницаемый, тёмный и непременно исподлобья. И если раньше, она слабо представляла себе, какой спектр эмоций мог испытать безжизненно серьёзный профессор Аккерман, то теперь где-то на необычайно тонком уровне она чувствовала, как Леви мог переживать. И в его взгляде она увидела наконец-то беспокойство, что в ней било через край.

— Подозревать что? — он зашёл за её спину и бросил напоследок слова, которые взволновали её не на шутку. — Я сделаю всё возможное, чтобы всё было в порядке, — Ева поняла, что он ушёл от её взгляда, чтобы она не увидела то, как он переживал. В его словах не было бездумного для их отношений «обещаю», но всё, что он говорил, обязательно успокаивало её.

Ева несколько раз бессознательно расправила складки на платье бледного лимонного оттенка и отвела взгляд от фотографии сестры и повязки, лежавших на кофейном столике. Мокрые волосы щекотали шею, и она постаралась заплести тугую косу, немедленно распустившуюся на концах из-за того, что ей нечем было перевязать её. Сидя в кресле в гостиной перед огромным окном, она наблюдала, как в парке постепенно зарождается жизнь: кто-то вышел с книгой на прогулку, какие-то парочки шли вдоль ряда клумб, прячась от палящего июльского солнца, дети играли в салочки. Каждый нашёл себе занятие, а Ева же не знала, что ей делать. Плеск воды в ванной комнате сменился тишиной, и она присела на край кресла, расположившегося прямо перед окном. Она и хотела бы спросить Леви, что теперь делать ей со своей жизнью, но не было желания становиться в его глазах совсем бестолковой, хоть он её такой и не считал. В другой жизни она бы сходила на рынок, купила свежих овощей, мяса какого-нибудь, приготовила им обед, а потом вечером они сходили бы на прогулку, как те пары под окном, и, возможно, поужинали в каком-нибудь ресторане. Ей подумалось, что в ней было слишком мало смелости, какой обладали эльдийцы, вступавшие в брак с марлийцами.

— Я могу попросить Элисон купить то, что нужно для рисования, — Леви оказался слишком неожиданно позади, и Ева вцепилась в подлокотники перепугавшись. — И ещё нужно приобрести что-то для твоего спокойствия.

— Две бутылки вина, — грустно усмехнулась Ева и провела устало рукой по лицу.

— Если хочешь, можешь идти спать, — Леви уселся на диван с правой стороны и перекинул ногу на ногу. Банный халат, слабо завязанный и небрежно накинутый на тело, приоткрывал отличный вид на распаренную кожу и ключицы Леви. Ева, не удержавшись, улыбнулась и облокотила руку на подлокотник, подперев ладонью щёку. — Что?

— Сколько женщин тут перебывало? — неожиданно спросила она. — И сколько из них имело честь видеть профессора Аккермана в халате?

— Очень немного. Я смотрю, ты больше не переживаешь, — он раскинул руки по сторонам на спинке дивана, как бывало, часто сидел, и Ева почувствовала, как губы еле-еле могли сопротивляться желанию улыбаться глупо и почти безумно.

— Теперь я могу переживать только за своё благоразумие, — саркастично увильнула Ева от пристального взгляда и посмотрела куда-то в сторону.

— И что же хочет твоё благоразумие? — Леви поднялся с дивана и, обогнув кофейный столик, навис над Евой, сложив руки на груди. Она чувствовала, как мышцы само собой сводило, стоило ему смотреть на неё сверху вниз.

— Разве важно, что оно хочет? — она почти вжалась в кресло, настолько подавляющей была власть Леви над ней, чего она сама никак не ожидала. — Поцелуй меня, — прошептала она, глядя ему прямо в глаза беззастенчиво, и он наклонился к ней ближе, уперевшись ладонями в подлокотники и поставив ногу между её бёдер.

— А почему ты сама не поцелуешь меня? — его губы были в считаных сантиметрах от её. Леви явно не брезговал грязными приёмами, на который была способна и сама Ева. Потому её холодные пальцы скользнули по его обнажённой ключице.

— Даже не знаю? — её голос стал тоньше, словно кто-то провёл пальцами по краю бокала. И Леви не смог играть дальше в гляделки. Ева не сводила с него хитрого взгляда своих серых глаз, и её брови мило изогнулись в детском удивлении.

— Зря ты надевала платье, — прошептал он, почти не дыша, и коснулся её губ своими страстно, бесцеремонно, не позволяя ей перехватить инициативу. Она лишь беспомощно обвила его шею руками, и ему было приятно, как она позволяла ему творить любые бесчинства своим языком. Её же пальцы путались в его влажных волосах, как путались её мысли. Леви поднял её одним движением, и ему она показалась почти что невесомой.

— Могу ходить голой, — ухмыльнулась Ева, слегка надавив ногтями на его кожу. Ничем другим она не могла ему «навредить».

Двери в спальню, словно они в чём-то провинились перед Аккерманом, стукнули по стенам с такой силой, что с полки почти что рухнули книги. В их взбудораженных душах и телах, полных безудержного желания, исчезли все воспоминания о произошедшем и о том, что ещё может произойти. Обоим хотелось получить всё и сразу, насладиться сполна близостью, словно то была последняя встреча. Леви сорвал пояс Евы одним лёгким движением и стащил с её плеч платье и комбинацию, осыпая каждый сантиметр чужой кожи жадными поцелуями. Из груди Евы вырывалась томительные безрассудные вздохи, которые только сильнее распаляли Леви. Его жилистые руки быстро оказались под юбкой её воздушного бледно-лимонного платья, с остервенением он впивался наэлектризованными пальцами в мягкую персиковую кожу её бёдер.

— Подожди, там… крючки, — она приподнялась на локтях, пытаясь справиться с застёжками на спине.

— Какие, блять, крючки?

Одно ловкое движение, и застёжки пострадавшего платья с жалостным стуком о пол пропали где-то в разных сторонах спальни. И Леви стащил с Евы платье так, словно все беды были от него одного. Женщина, потрясённая, тяжело дышавшая, но такая желанная, предстала перед ним в одной приспущенной с плеч и груди комбинации, которую Элисон, как оказалось, припрятала от него, чтобы не порочить честь дамы. И нельзя было отрицать, что шёлковое бельё не стало приятным сюрпризом. По-хозяйски он расправился с завязками на халате и избавился от него без сожаления, и Ева прикусила губу, отвернувшись, но Леви не позволил ей отвлекаться, вновь обратив внимание на себя.

— Смотри на меня, — скомандовал он и тут же подарил ей поцелуй, самый страстный из всех, какими бы он мог её одарить. Его рука скользнула между её ног, и, высвободившись из хватки Леви, Ева сама стащила с себя бесполезную комбинацию, откинув её в сторону. Неспешно он опустился чуть ниже, оставляя влажную дорожку нескончаемых поцелуев на её груди, животе, плечах. И его пальцы безжалостно терзали её. Она могла жизнь на кон поставить, только бы он разрывал этого блаженного момента. На пол полетели какие-то совершенно незначительные предметы, и коробочка от презерватива, вытащенная кое-как из тумбочки, бесшумно повстречалась с ковром.

Медленно он стирал последнюю границу между ними, и Ева прикусила собственные пальцы, смотря внимательно на Леви пьяным взглядом. Его тёплая грубая ладонь легла на её шею, и первое движение было почти что галантным, неторопливым, и Ева приподняла бёдра, желая получить больше, чем Леви позволял ей. Прикрыв наконец-то глаза, она прошлась пальцами по собственной груди, сжимая кожу до белых борозд. И Леви просто не имел больше возможности осторожничать. Её открытая шея, бархатная грудь с причудливым узором родинок, чуть мокрые волосы, золотом лёгшие на шёлковое покрывало, губы, влажные и искусанные, и безумно красивые серые глаза были настоящим дурманом, и Леви позабыл, что существуют какие-то границы. На смену томительной сдержанности пришла бушующая похоть, набиравшая обороты. И Ева затянула его в свои объятья, как затягивал самый настоящий наркотик. Для неё не существовало ничего, кроме пугающей жадной темноты синих глаз, кроме аромата его тела, напрочь вытеснившего все остальные запахи мира, кроме его кипучего шёпота над её ухом, кроме него.

— Леви, — Ева дышала прерывисто и пыталась дозваться до любимого, что безоговорочно был поглощён самым приятным процессом в его жизни, её дыхание на грани жизни и смерти вновь и вновь опаляло мочку его уха, но он никак не реагировал на собственное имя, что совсем позабылось в этот момент. Он двигался так, как хотел он, и Ева, крепко обнимая его за шею, даже слегка постучала его по плечу, чтобы воззвать к его разуму, — Леви, прошу, Леви, помедленнее, Леви...

Он был полностью поглощён лишь её телом и тем, что она безоговорочно могла принадлежать ему, поэтому совершенно не следил за тем, что самой Еве могло что-то доставлять дискомфорт. Его безумные рывки и движение бёдер были вне его контроля. Не привыкший к сладкой нежности Леви был ослеплён желанием чувствовать ту, в которую был влюблён всем своим нутром. Сколько ни было женщин в его кровати, всё сводилось лишь к обычному удовлетворению потребностей в одной бесконечной позе, поэтому интересоваться мнением партнёрши на вечер почти никогда не входило в его планы. Но в случае с Евой всё шло наперекосяк: он хотел её здесь и сейчас, хотел так, что ни у кого не могло остаться сомнений, что Ева отдана ему безоговорочно.

— Леви, — прошептала Ева и, убрав свои руки от его шеи, слегка надавила ладонями на его плечи, чтобы он остановился хотя бы на секунду. И он остановился, пелена, спавшая с его охваченных похотью глаз, открыла ему вид на то, какие чувства сейчас испытывала Ева. Её слезящиеся глаза и лицо, едва уловимо искажённое тонкими нотами боли, причинённой по неосторожности, поразили его. Опершись локтем на подушку возле лица Евы, он внимательно заглянул в её глаза и убрал с её щёк золотистые пряди волос. Ему хотелось сказать «прости», но вместо пустого слова он прильнул к её губам. Вытащив член, он принялся осыпать её лицо поцелуями, чтобы спуститься всё ниже и ниже. Один поцелуй пришёлся на впадину над ключицей, дальше его пылающие губы переместились к выпиравшему ребру, спустились ниже и коснулись забавной родинки почти на самом боку. Ева кусала распухшие губы и старалась запомнить каждое прикосновение Леви, ставшего таким, каким быть просило её разгорячённое тело. Его новый и ещё более страстный поцелуй пришёлся на внутреннюю сторону бедра, и она неосознанно прогнулась в пояснице, почувствовав лёгкое онемение кончиков пальцев. Поцелуй Леви стал ещё требовательнее, оставляя первый бесцеремонный символ обладания, который расцвёл порозовевшим бутоном на покрывшейся мурашками коже. Его горячая, опаляющая слюна медленно стекла с её бедра на белые простыни, и Ева прикусила кисть руки в животрепещущем ожидании, коим её бессовестно дразнил Леви. И ещё больше развенчивая её предположения, он снова переместился вверх, оставляя требовательный поцелуй уже на другой стороне её рёбер. Потеряв бдительность, Ева совсем не ожидала, что грубые пальцы коснутся её клитора, и вздох, полный то ли неожиданного возмущения, то ли полнейшего удовлетворения происходящим, беззастенчиво вырвался из её груди, оставив Леви довольным своей выходкой. Пальцы нежно двигались вверх и вниз, бесстыже путая её сознание.

Леви не мог и не хотел отвести от неё своего заполненного до краёв наслаждением взгляда. Как никогда она была для него прекрасна, как никогда ранее он подмечал в ней новые детали, словно созданные каким-то художником лично для него. Причудливые комбинации родинок на её лице, ключицах, руках, которые хватались за него, как за последний шанс выжить, волосы, разметавшиеся беспорядочно по подушке, пепельно-серые влюблённые глаза, жаждущие его внимания, пунцовые губы, молящие о непозволительно мягкой нежности его поцелуев, порозовевшие от небывалой чувственности щёки. Всё этого было для него одного, и впервые он почувствовал злорадное удовлетворение, вспомнив невзначай всех мужчин, что как-то подмечали в Еве женщину, а не эльдийку.

Он прервался от блуждания в поцелуях по её телу и лёг рядом, оставив возможность Еве лишь недоумённо смотреть на него. Она почувствовала лёгкий укол паники от непонимания его действий: неужели ему надоело? Но Леви потянул её на себя, помогая расположиться на нём, и его влажный от её же смазки член соприкоснулся с её половыми губами. Не удерживая равновесия, она расставила по бокам от него руки, и Леви несколько раз поводил её бёдрами вперёд-назад, чувствуя огромное удовольствие от её движений.

— Сделаешь так, как хочешь ты, — Леви помог Еве приподняться и медленно усадил её на свой член, чтобы не причинить ей никаких неудобств. Она почувствовала, как горячая нега заполняет её, и протянула его имя. Раствориться нём, остаться навсегда здесь и властвовать над его сердцем — то, что она так беззаветно желала сейчас, и то, что могла без зазрения совести позволить себе. Плавно двигаясь на Леви, она пыталась опуститься всё ниже, чтобы максимально прочувствовать его настолько сильно, насколько могла себе позволить. Щекочущее ощущение внизу заставляло ноги слабеть, и Ева не могла быстро двигаться, поэтому своими руками, охватившими её ягодицы, Леви подначивал её двигаться дальше, теряя скромность в собственных движениях рук. Его пальцы мягко проваливались в кожу, без стеснения всё сильнее и сильнее прижимая Еву. Она была бессильна от наслаждения, и собственная рука дала слабину. Ева прильнула к Леви, волосами щекоча его плечи, но он, ничуть не расстроенный её минутной слабостью, нашёл новое удовольствие в жарком и смазанном, но таком затяжном поцелуе. Ева вцепилась в подушку руками, но её пальцы быстро потерялись в копне волос Леви, когда он, с жаром прижимая её к себе, вновь взял на себя бразды правления и ускорил её медленный и растягивающий удовольствие темп. Резкие прерывистые движения, подъёмы вверх до самого кончика и приземления вниз до самого основания выбивали и без того ушедшую из-под ног почву. Ева больше не помнила себя, в её голове, на её устах крутилось только одно сладкое имя. Леви, Леви, Леви, и ничего больше до него и вовсе не существовало.

— Ева, смотри на меня, — прозвучало требовательно, но чувственно, и она приподняла голову, утопая в его победном взгляде. Леви не мог не терять самообладания, свойственного ему в такие моменты близости, при виде этих приоткрытых в тяжёлом дыхании губ, красноречиво сведённых бровей в нетерпении и беспомощного взгляда, полностью дающего зелёный свет к любым действиям. Всё это вкупе с её тонким ароматом, с её нежным до безумия голосом сводило его с ума, и он снова взял вверх, завалив Еву на бок. Она снова оказалась под ним, и остатки смущения уводили её взгляд от него, что ему совершенно не хотелось. Его желанием было не терять ни сантиметра её лица и тела из виду. Одной рукой он приобнял её за плечи, прильнув к её груди, а другой приподнял её дрожавшее бедро и закинул её ногу себе на плечо, открывая совершенно новый угол сильнейшего наслаждения. Ева неосознанно царапала его руки и требовательно прижималась к нему, и он осыпал её взволнованную грудь томными поцелуями в ответ на её честные требования. Ни он, ни она не были первой любовью друг друга, но оба впервые ощущали тот волшебный трепет, что не могли прочувствовать ранее. Лихорадочные движения Леви вторили в унисон блаженным стонам Евы, взволнованное сердце которой хотело остановиться.

— Я... — Ева не могла складывать мысли в слова, настолько всё быстро улетучивалось из её головы, чтобы вновь уступить одному имени того, кто пытал её своими прикосновениями, движениями бёдер и поцелуями. Но те терзания она могла с удовольствием простить ему. Как и он мог простить ей ту власть, что теперь она имела над ним.

Ева, укутавшись покрывалом, прикрыла один глаз и выглянула в тонкую щель прикрытых в спальню дверей. В довольно расслабленной открытой позе, закинув ногу на ногу, Леви восседал на кресле, словно король. И его обнажённый торс взывал в Еве к её самому сердце, и трепетное восхищение заполоняло её разум. Книга в его руках была исчерчена вдоль и поперёк, и на кофейном столике, лежала тетрадь, в которой Леви время от времени, отвлекаясь от книги, делал пометки. Отойдя от дверей, Ева закрыла лицо руками, прижимая к себе покрывало локтями. Ей подумалось с тоской, что, может, он и не принадлежал ей, но она точно и безусловно была лишь его и только его.