Часть 2. Глава 2 (2/2)
— Слишком оценивающе разглядывал. Решил, что стоит помочь удовлетворить интерес.
— О, так это, выходит, ревность? — отвечаю нервозно, ему в тон, и всё никак не могу расслабиться. — Ты серьёзно сейчас? Если да, то я боюсь умереть от счастья прямо на тебе сверху. И вовсе не в том самом смысле, который я обычно вкладываю в эту фразу.
Закатывает глаза, и мне хочется стукнуть его по затылку. Сдерживаюсь, не особенно-то желая отхватить в ответ, и только выразительно кривлю губы. Руки бы сложил поперёк груди, да боюсь грохнуться на вышеупомянутое чучело и, чего доброго, оторвать его дубину. Кто знает, насколько оно прочно?
— Я уже говорил, что ты бестолочь, княжна?
— Сегодня или?..
Затыкаюсь на полуслове, заприметив нечто огненно-рыжее, необычно яркое даже среди окружающих нас пёстрых диковинок. Заприметив, вытянувшись вдоль чужого тела и пугливо спрятавшись назад.
Очень уж рассерженный вид у маленькой, появившейся чёрт знает откуда дамочки.
— Ещё раз тронешь моего малыша — между пальцами вырастут перепонки. Даже собственный хрен не сожмёшь, — предупреждающе сообщает она и грозит тонким, слишком костлявым, как мне кажется, пальцем.
Тут же тушуюсь, испугавшись этой суровой на вид дамы, и, спрыгнув на пол, по сложившейся привычке цепляюсь за локоть Анджея. И вовсе спрятался бы за ним, зажмурившись, да только разве можно спрятаться от ведьмы? От взгляда её неестественно зелёных, почти кошачьих глаз — уж точно нет.
Оказывается рядом в мгновение ока, сделав один только мелкий шаг, хотя секундой назад, готов поклясться чем угодно, стояла у подножия лестницы.
Разглядываем друг друга в молчании: она — не скрывая своего любопытства, я же — пытаясь побороть какой-то первобытный страх перед этой особой.
Бесспорно красивая, ни единой морщинки или неровности кожи, ни единого седого волоска или изъяна.
Идеальная женщина, соответствующая общепринятым канонам красоты куда больше, чем я, пусть даже припудренный и замотанный в дамские шмотки.
Червячок подозрения снова подтачивает. Да что там точит — беспардонно жрёт.
Не было ничего у него с ней, значит?..
С такой красивой — и не было?
Анджей нарушает молчание первым, да и то начинает с упоминания чёртового, вогнавшего меня в краску тролля:
— Да ладно тебе, Тая. Не сломается твой малыш. А если и сломается, то только потому, что надо было меньше дёргать.
Щурится — и сходство с дикой опасной кошкой усиливается в разы. Кажется, сейчас пригнётся — и, замахнувшись, одним ударом рассечёт и без того уже израненное лицо чистильщика.
— Я тебя сейчас дёрну, если удумаешь подтрунивать надо мной. И посмотрим тогда, сломается что или нет.
Она в открытую нападает, угрожает с неприкрытой враждебностью, а он только рассерженно хмурится.
А вот я чувствую себя безумно лишним. Третьим, по недоразумению вклинившимся в супружескую ссору или вроде того.
— Ну попробуй, если не трясёшься уже насчёт своих морщин.
Ёжусь, абсолютно не понимая, что он сейчас делает. Меня предостерегал, а сам идёт вот так, напролом?
— Что ты там ляпнул про морщины?
Ведьма едва не опешила от такого выпада, и я спешу убраться подальше. Сдвинуться немного в сторону от этих двоих. Ну, на случай, если вдруг полетит что-то в чью-нибудь растрёпанную черноволосую голову, чтобы по недоразумению не зацепило и мою тоже.
Ему-то что? Нарываться может хоть трижды в день, а я вот такой способностью залечивать раны не обладаю.
— Мне по буквам повторить? В твои годы не стоит стесняться старческой глухоты, милая.
Прожигают друг друга взглядами, того и гляди палёным потянет.
Даже воздух, кажется, сейчас заискрит, и на ладони ведьмы вспыхнет огненный шар, а Анджей схватится за оставшийся в ножнах кинжал.
Молчание тягостное, опасное, словно туго натянутая леска.
Но всё меняется в один миг.
Мгновение, которое я упускаю, сомкнув ресницы, а когда распахиваю глаза, колдунья уже улыбается. Черты её лица смягчаются, из взгляда исчезает маниакальный блеск, и она, фыркнув, начинает смеяться. Мелодично, негромко, прижав ладонь к полуобнажённой груди. Сделав ещё шаг вперёд, виснет на шее чистильщика, начисто проигнорировав то, что я стою совсем рядом, и, обнимая его, касается и меня тоже.
Едва тёплая, приятно пахнущая, но словно куда меньше на ощупь, чем хочет казаться.
Отстраняется, но всё ещё держится за него, за полу расстёгнутой куртки, и заговаривает, только как следует осмотрев меня с носов пыльных сапог и до макушки.
И взгляд у неё… оценивающий, деловитый.
Именно с таким примериваются к товару, который собираются приобрести. Прикидывают в уме, стоит ли подобное своих денег или смело можно проходить мимо.
И я ей не понравился, пусть она и пытается это скрыть.
Не очень старательно, впрочем, скорее потому, что привыкла сдерживать свои эмоции, а вовсе не для того, чтобы не обидеть. Жаль только, менее красивой от этого не становится. Был бы девицей — наверное, расстроился бы ещё и поэтому. Куда мне до её форм и изгибов.
Анджею явно везёт на знакомства с эффектными женщинами. И не женщинами тоже.
— Я уже решила, что не придёшь. — Переводит взгляд на него и даже задирает голову, чтобы видеть не только подбородок. — Что так долго?
— Не все готовы бежать со всех ног по первому щелчку, Тая, — отвечает вроде бы и скептично, а вроде бы и только для того, чтобы просто сказать что-то. — Были нерешённые дела.
Ведьма на это только усмехается и подносит ладошку ко рту, якобы для того, чтобы подавить зевок:
— Скажи ещё, что вовсе не раздумывал, стоит ли показывать своего зверька.
Едва не подавился от такого обидного прозвища, но смолчал, рассеянно шмыгнув носом.
— Он ничего, но, признаться, ожидала большего. Всё надеюсь, что в следующий раз ты притащишь белокурую девицу, а не… Ты сам знаешь что.
— Я вообще-то всё ещё здесь стою, — сквозь зубы цежу, покрепче вцепившись в предплечье монстролова, будто вместе с опорой надеясь найти и уверенности. Надеюсь, что, встретившись с ней взглядами, выдержу её и не отвернусь первым.
Она же, вопреки всему, в гляделки не играет, смаргивает почти сразу же и, отведя глаза, улыбается так, словно только что узнала какой-то секрет.
Возможно, все мои постыдные секреты.
— Стоишь, — соглашается со мной, а мне уже дурно от того, что она могла там прочесть, в моих глазах или ещё где-то. — И это говорит только о том, что у тебя ноги не отваливаются, дорогой.
Сглатываю, спешно наполняю лёгкие воздухом и уже открываю рот для того, чтобы ответить, как зрение вдруг подводит.
Контуры окружающих предметов плывут, цвета становятся тусклыми, тошнота стремительно подкатывает к горлу, а в груди что-то болезненно сжимается.
Но как же наплевать на всё это!
Наплевать, потому что в этот момент ВИЖУ.
Вижу Анджея таким, как он есть, только почему-то с пепельно-серой, тёмной кожей, и её, стоящую напротив, тоже.
Её, маленькую сухонькую старушку со сморщенным крохотным личиком и глубокими морщинами. Её, с тонкими руками-веточками, сгорбленную и абсолютно седую. С редкими истончёнными волосами, стянутыми в пучок, и в куда менее вызывающей одежде. Только глаза её остались такими же яркими в моём внезапном видении.
Изумрудными.
Дурнота всё сильнее, да и глазные яблоки немилостиво жжёт. Смаргиваю, пытаясь избавиться от рези, и понимаю, что длилось всё это не больше нескольких секунд. Захлопываюсь, так ничего и не сказав, и не подозревающая о явившемся мне только что видении ведьма снисходительно треплет меня по щёчке:
— Вот и славно. Будь хорошим мальчиком — и я, возможно, изменю своё мнение.
Так и хочется ответить, что мне нет дела до мнения какой-то там сгорбленной бабушки, но… прикусываю язык, чтобы не ляпнуть это вслух.
И никак не могу взять в толк, что это только что было.
Надышался алхимическими смесями или же её маскировочная магия дала трещину? Но что тогда с Анджеем? Почему вдруг так «выцвело» его лицо? Ещё вопросы, ответы на которые я вряд ли получу сегодня, или вообще когда-нибудь получу.
— Что скажешь, Анджей? Хватит вам одной комнаты?
Да, что ты скажешь, Анджей?
Учитывая то, что за последний месяц я мог надоесть тебе хуже горькой редьки и желание отселить меня куда подальше будет очень даже естественно.
— Вполне. Добавишь к этому мои вещи — и я буду счастлив настолько, что с радостью выслушаю, для какой авантюры потребовался тебе на этот раз.
Облегчённо выдыхаю и втягиваю голову в плечи, надеясь на то, что он не заметил.
Пусть я и навязался, но не стал комнатной собачонкой, с обожанием ловящей каждый его вздох.
Она же уходит вперёд и часто оглядывается через плечо, поднимаясь по ступенькам лестницы и критически осматривая нас обоих.
И отчего-то мне кажется, что моя наскоро заплетённая коса не нравится ей больше сбитых сапог Анджея и его подранной чужими когтями куртки.
— Не мешало бы приодеть вас. Штормград не какое-то там болото.
— О да, не какое-то там, а самое крупное в округе.
— Поговори мне ещё, — смазанно раздаётся впереди, словно не то буркнула себе под нос, не то проговорила откуда-то издалека.
Но как такое возможно, если вот она, в метре?
Оказавшись на втором этаже, а с учётом лаборатории даже на третьем, сворачивает в длинный затемнённый коридор, а меня, двинувшегося было следом, перехватывает за локоть Анджей и, дёрнув на себя, разворачивает в нужную сторону. Буквально носом утыкаюсь в добротную прочную дверь, распахнув которую монстролов подталкивает меня внутрь.
Оглядываюсь по сторонам, оборачиваюсь к чистильщику и, прежде чем он, скинув рюкзак, начнёт озираться, решая, куда пристроить оружие и плащ, нарочито беззаботно спрашиваю:
— Она меня теперь отравит, да?
Делает вид, что размышляет над моими словами, и сбрасывает плащ прямо на пол. На крепкий деревянный пол, на котором стоит двуспальная коричневая кровать, шкаф, пара стульев и даже ростовое зеркало. И занавески на окнах вполне себе милые. Под тон прикрывающему одеяло покрывалу.
— Только если позаришься на её тролля.
Вскипаю сразу же и, развернувшись на пятках, прекращаю свою экскурсию.
— Или…
— Да отстань ты! — обрываю на полуслове и, борясь с желанием показать стиснутый кулак, отхожу всё-таки, понимая всю смехотворность такой угрозы.
Отхожу и, не заметив низкой тумбы, цепляюсь за неё и едва не падаю от того, как бьёт под коленки. Откатывается чуть назад, и спустя мгновение раздаётся слишком уж характерный для разбивающегося стекла звук.
Втягиваю голову в плечи и боюсь оборачиваться.
Жалобно смотрю на Анджея, а он, приподняв бровь, как ни в чём не бывало заканчивает фразу:
— Или если сломаешь что-нибудь.
***
Мои волосы всё ещё мокрые, когда чистильщик, переодевшийся в слишком уж подозрительно сидящие по его плечу вещи, кивком головы указывает на коридор и вполголоса говорит об ужине.
О том, что его знакомая хочет познакомиться поближе.
И мне не то чтобы страшно — всё-таки не сожрала же она меня сразу, да и от разбитой вазы только отмахнулась, — но всё равно боязно отчего-то.
Немного нервно.
Для меня нашлась светлая большеватая рубашка, сейчас уже совершенно мокрая от плеча и до самого низа, и, сжалившись, видимо, ведьма, ни слова не говоря, оставила для меня мягкие кожаные туфли, которые намного легче сапог. И уж тем более удобнее.
Трижды думаю, не стоит ли собрать свои влажные пакли во что-нибудь более подобающее, но монстролов торопит, и я, махнув рукой на все причёски, высовываюсь в коридор прямо так.
С отсыревшей спиной и грозящимися перепутаться волосами.
Впрочем, в этом-то доме уж наверняка найдётся не один гребень. Не стоит раздувать целую проблему из пустяка. По крайней мере, стоит хотя бы попробовать не раздувать.
И не нервничать тоже.
Подумаешь, ещё одна странная женщина.
Подумаешь, глядит так, что оторопь берёт. Это лучше, чем попасться под острые клыки другой знакомой барышни Анджея или и вовсе застрять во владениях первой, обслуживая всякий сброд.
Подумаешь, глаза у неё как у кошки и весь облик внушает какой-то суеверный трепет.
Спускаюсь вниз, крепко держась за перила, и едва ли не крадусь в маленькую гостиную, надеясь оказаться замеченным как можно позже. И, учитывая размеры дома и расположение лестницы, это очень сложно.
Учитывая, что комната, отделённая от коридора одной только аркой, в которой, судя по оставшимся петлям, когда-то стояла дверь, вот она.
Прямо под носом.
Осторожно заглядываю внутрь и так и замираю в проходе, не зная, куда себя деть.
Монстролов, занявший единственное кресло, и ведьма, которой, видно, не сидится на месте, и потому она замерла у окна, удерживая в руках дымящуюся чашку, негромко переговариваются, обсуждая общих знакомых.
Понимаю это по тому, что услышал имя вампира, с которым мне не повезло познакомиться так близко, и его полуголой помощницы.
Ещё через полминуты понимаю, что говорят не о людях или существах в частности, сколько об общей обстановке в Штормграде.
Сколько и какой нечисти наползло за последние годы.
Кто из людских семей сейчас у власти, а кто от неё отошёл.
Кто из магических приторговывает снадобьями, а кто насовсем от дел отстранён.
Анджей больше слушает, кивая время от времени, и замечает меня первым, когда во время паузы тянется к низкому чайному столику, заставленному тарелками. И что-то подсказывает мне, что хозяйка дома не потратила ни секунды на то, чтобы приготовить всё это.
— Не бойся, княжна. — Он будто бы и одобряет, а губы так и растягиваются в беззлобной усмешке. — Мы тут для того, чтобы накормить тебя, а не злобную, пожирающую только хорошеньких мальчиков ведьму.
Опускаю голову, отчего-то опасаясь новой перепалки, и усаживаюсь на самый край неудобного не только на вид дивана. Двигаю к себе ближайшее блюдо и вцепляюсь в красное, блестящее будто лакированным боком яблоко. Что-то более существенное просто в горло не полезет, а мясная нарезка и вовсе вызывает тошноту.
Нервное, наверное.
В любом случае предпочитаю жевать молча, надеясь услышать что-нибудь интересное.
Или увидеть, может быть.
— Почему именно «княжна»? — Ведьма глядит на дно своей чашки, вертит её в тонких пальцах и смотрит не на меня, а на монстролова, предпочитая послушать его объяснения.
— Так мне его представили при первой встрече.
Сталкиваемся взглядами на миг, и я спешно откусываю от своей скудной добычи. Яблоко хрустит так, что, наверное, и на этаж ниже слышно.
— И у меня даже мысли не возникло, что что-то не так.
Не жую даже, чтобы не шуметь, и жду, что скажет ещё что-то. Что-то о том, что подумал обо мне, когда увидел или чуть после.
Я жду и совершенно глупо надеюсь на приступ несвойственной ему сентиментальности, от которой начну таять, как какая-нибудь сопливая идиотка, получившая предложение руки и сердца.
Жду, несмотря на то что это бесполезно.
И ведьма, успевшая сменить причёску, будто нарочно подтверждает это, не отказывая себе в ехидстве:
— Дай угадаю: а после ты забрался под его юбку и обнаружил лишнюю деталь?
— Почти. — Он даже голову запрокидывает, чтобы глянуть на неё и выразительно скривиться. — И не надо говорить так, будто я ненормальный и, чуть что, лезу под чужую юбку.
— Ну, учитывая твои вкусы, нормальным тебя назвать сложно.
Наблюдать за ними даже… интересно.
Пусть и непривычно слушать про себя, находясь здесь же под боком.
И, видно, не одному мне странно обсуждать что-то в таком ключе.
— Тайра.
Монстролов будто одёргивает её, позвав по имени, но ведьму это мало трогает, да и намёк столь прозрачен, что она легко может сделать вид, что не поняла.
Я же только и знай, что хрущу яблоком, отхватывая от него небольшие куски.
— Что «Тайра»? Принял моё приглашение — теперь терпи. Но в любом случае это, наверное, неплохо — то, что ты завёл себе хоть кого-то.
Жую осторожно, стараясь делать это максимально бесшумно и поневоле отсаживаясь чуть дальше, к неудобному подлокотнику. Кожей чую какой-то подвох.
— Хотя, признаться, считаю, что собака была бы немного полезнее. Если отбросить все ваши низменные мужские потребности.
Мне многого стоит просто не подавиться, ощущая, как щёки наливаются алым, а Анджей только невозмутимо плечами жмёт, а после и вовсе разворачивает кресло так, чтобы одновременно видеть и меня, и её.
— Из твоих уст эта фраза звучит просто потрясающе. Не расскажешь, скольких любовников ты сменила за последние полгода?
И иная оскорбилась бы, но эта только отмахивается от него широким рукавом и, оставив чашку, подхватывает бокал за тонкую стеклянную ножку. Бокал, которого, я готов поклясться, просто не было секунду назад на пустующей полке стеллажа.
— Это другое.
— Да почему же?
— Хотя бы потому, что я не таскаюсь с ними чёрт-те где, вынужденная оберегать от всех опасностей мира.
Жёстко звучит. Тут же отвожу взгляд, изучая им носы уже своих туфлей, но возражать или спорить не смею. Она права. Тут всё так. И мне хватит смелости признать это. Согласиться, если понадобится.
Только Анджей удивляет меня. Анджей ей возражает вместо меня:
— Я не вынужден.
Мягко, без злости, но достаточно твёрдо для того, чтобы я поверил в то, что он действительно так думает, а не пытается вяло отмахнуться.
— Ну да, ну да. Охотно верю.
Давлюсь уже, откусываю дважды, не успев прожевать, и не знаю, куда деться. Не знаю, стоит ли смотреть ей в глаза, когда обходит диван со спины и останавливается около подлокотника, к которому я прижался.
— Заблудись твоя прекрасная принцесса посреди леса — на что ты станешь надеяться? На то, что она собственными зубами перегрызёт всех волков, или на то, чтобы умерла быстро?
Не то что жевать — дышать перестаю даже, скованный безумно чёткой, возникшей перед глазами картинкой. И я до этого знал, прекрасно знал, что случись что в дороге — и я не жилец, но чтобы ярко настолько…
Кусок встаёт поперёк горла.
На что бы он стал надеяться… Он и не стал бы. Он бы нашёл то, что от меня осталось, и похоронил в лучшем случае.
И тут же, уже не в первый раз, вспоминаю об убитых им рыцарях.
О тех, кто остался лежать на месте своей гибели.
И наверное, это отражается на моём лице. Отражается настолько явно, что Анджей, наблюдающий искоса, морщится будто от противной ноющей боли и смотрит на ведьму так осуждающе, что мне даже становится немного легче:
— Я же попросил.
— Ты попросил дать шанс этой хорошенькой мордашке, а не держать все мысли при себе, — парирует тут же ведьма, и я медленно задираю голову вверх и, набравшись смелости, смотрю на неё в упор.
— Дать шанс на что? — заговариваю, а язык почти не слушается. Вялый совсем стал, чужой.
— Убедить меня, что ты чего-то да стоишь, — поясняет охотно, но в глазах один отстранённый холод. — Ты безусловно хорош, но этого недостаточно за пределами дворцов. Анджей верит, что ты далеко не дурочка, по недоразумению родившаяся с членом, а я, признаться, сомневаюсь.
Наверное, стоило бы обрадоваться, что он верит, но… Но откусываю новый кусок от глянцевого бока и надеюсь, что подавлюсь им так удачно, что сразу же и сдохну.
Привёл меня как на смотрины. Как лошадь на выставку, и ждёт теперь, что же заключит высокое жюри. Какую выдаст итоговую оценку? Пригоден для чего-нибудь или и связываться не стоило?
И чем дальше заходят мои мысли, тем тяжелее просто дышать, пережёвывая треклятое, потерявшее вкус яблоко.
— А моего мнения недостаточно для того, чтобы не сомневаться? — Анджей отмирает наконец и, несмотря на то что говорит очень сдержанно, прекрасно угадывается металл, сокрытый за спокойными интонациями.
Не бесится, нет — просто злой до черта.
— Учитывая, что ты даже здесь умудрился остаться верным своим пристрастиям…
Ведьма замолкает и выразительно указывает на меня ножкой бокала, нисколько не впечатлённая ни тяжестью чужого взгляда, ни тем, как сильно он сжал подлокотники кресла пальцами.
— Тайра.
И уж точно не оказывается впечатлена тем, как он произносит её имя.
Плевать ей на предостерегающие нотки и более чем выразительный тёмный взгляд.
— Одёргиваешь меня уже третий раз за пятнадцать минут.
Остаётся не впечатлённой и, внезапно и для меня, и для монстролова, протискивается мимо столика и усаживается рядом со мной настолько близко, что касается локтем моего бока.
— Нужны ли ещё какие-то доказательства того, что я права?
Монстролов отмахивается от неё, как если бы это хоть сколько-то могло помочь, и, нагнувшись, не мелочась хватает сразу всё блюдо со слоями уложенной нарезкой из тёмного и светлого мяса.
— Расскажи лучше, для чего я тебе нужен.
И набивает рот, игнорируя разложенные на салфетке вилки. Жуёт быстро и едва ли не агрессивно.
— Просто соскучилась? — говорит так, будто сама же у него и спрашивает, и получает схожий ответ:
— Хотя бы раз ты звала потому, что «просто соскучилась»?
— Хотя бы раз за то время, что мы знакомы, ты связывался со столь беззащитным существом?
Вот тут бы ещё сильнее обидеться, но, оказывается, можно и пропустить мимо ушей, если просыпается покинувший меня было интерес. С какими же ещё существами он связывался?
— Я решила просто немного помочь, вот и всё.
— Решила — помогай, — разрешает будто бы между делом, перед тем как отправить в рот очередной кусок, и уже серьёзнее добавляет то, после чего мне хочется потрогать его лоб, проверяя, не нагрелся ли, раз снизошёл до такого благородства: — Но обижать без повода не нужно.
— А раньше ты не вступался, а просто наблюдал.
— Раньше было раньше. Хватит, — отсекает, потеряв остатки терпения, и тут же меняет тему, ясно давая понять, что к прежней лучше не возвращаться: — Есть для меня что-нибудь, кроме твоего ехидства?
— А как же. Мне требуется просто прорва разной мерзости, которую в городе не достать.
Я бы ещё сутки назад, наверное, из штанов выпрыгнул, только заслышав про какие-то таинственные ведовские ингредиенты, но сейчас навязываться хочется меньше всего.
— Всё, лишь бы ты был счастлив, дорогой.
— Прекрасно, — кивает, словно и не заметил желчной нотки, и, оставив захваченное блюдо, тянется за салфеткой. Вообще ест довольно немного, как я заметил. Немного и не так часто, как следовало бы взрослому мужчине, не просиживающему штаны, да ещё и его комплекции. — И когда мне начать? Сейчас или потерпит до утра?
— Потерпит. Сегодня, так и быть, можешь порадоваться нормальной кровати. Наверное, очень отвлекает, когда доски в спину давят.
И косится же на меня, гадина.
Косится и пальцем проводит по стеклянной кромке бокала, явно не от монстролова выпада ожидая.
— Грош цена тому любовнику, если во время секса с ним вас доски отвлекали, госпожа.
Сам не понял, как ляпнул, и тут же поднимаюсь на ноги, не желая больше ни «ужинать», ни слушать. Ничего мерзкого мне не сказали, но ясно дали понять, кто я и для чего я.
И вряд ли получится сейчас разубедить. А если так, то… Оставляю так и не доеденное до сердцевины яблоко на краю стола, и ведьма, только когда огибаю его, переспрашивает, не то делая вид, не то действительно замешкавшись:
— Что ты сказал?
Анджей же и вовсе просто следит взглядом.
— Благодарю за ужин, мадам.
Следит за тем, как раскланиваюсь по всем правилам этикета и едва не собираю мелкий сор с пола своими распущенными волосами.
— Могу я откланяться и вернуться в комнату? Позволите?
Как и ожидалось, все за.
Ни одного возражения или оклика в спину.
Конечно же, никто не против.