XXIV. Face to face with the devil (2/2)

— Саша, — он вновь выдохнул и кинул взгляд исподлобья.

— Уйди! — крикнула она, продолжая сидеть на месте. — Уходи прочь, туда, куда ушел шестнадцать лет назад!

На самом же деле никуда не уходил. Работал над проектами сразу с нескольких незаконных организаций, потому что федеральная служба безопасности внезапно начала рыть ему яму. Можно сказать, залег на дно, а при этом создавал опаснейшее биологическое оружие. Одним из таких стала та самая сыворотка суперсолдата в идеал воплощенная благодаря шкатулке, купленной на аукционе. Она действовала в точности как та, что текла в венах у Роджерса, была даже лучше, но только являлась прототипом, который не нашлось на ком использовать. И всегда был рядом. Видел, как она росла, видел, как над ней измывались. И только потому, что Сергей сотрудничал с генералом, её, единственную дефективную, оставляли в комнате.

— Я не бросал тебя, если ты об этом, — всё также спокойным голосом говорил мужчина. Ему не была интересна перепалка, не было интересно выслушивать её истерики. Просто нужно выполнить задание — точка.

Соколова подорвалась с места. У неё не получилось. Не удалось сжать себя в кулак, чтобы не дать всей злобе вытечь наружу. Но эмоции не просто вытекли — буквально вылетели из неё шквальным ветром. Саша ударила рукой по стеклу, не в силах унять желание вмазать мужчине по морде.

— Завали хлеборезку, — огрызнулась она. — Ты, напоминаю, клялся и божился, что вернешься за мной. Какого хуя ты стоишь тут руки в боки, а? Съебал раз из моей жизни — съеби и второй.

— Я не учил тебя так разговаривать, — продолжал не обращать внимания Сергей.

— Пошел нахуй, — плюнула Соколова, не желая продолжать разговор, и тут же оказалась лицом на полу.

Сергей открыл капсулу. Стекло, на которое опиралась Саша, в тот же момент отъехало и, не удержав равновесия, девушка прочесала подбородком по каменному покрытию. Что-то гаркнув себе под нос и вытерев проступающую кровь, она поднялась на ноги. Теперь они с Сергеем смотрели друг другу в глаза. Он — с чувством вины и усталости, она — с гневом Божьим и ненавистью. И мужчина не был в праве её за это осуждать. Её губы подрагивали от сказанных слов, а в глазах блестело подобие слёз. Но Соколова не дала бы себе заплакать. Покорно протянув руки, девушка старалась не смотреть на то, как Сергей застегивал наручники. Всё хотела его спросить, почему он не молит её о прощении, но сама же себе в голове ответила: «Это только ты, мразь поганая, можешь просить прощения за содеянное. Нормальные люди такого не делают».

Идя коридорами нового штаба Красной комнаты, Соколова точно убедилась, что это не то место, откуда её забрал Барнс. Это в разы больше и не имело окон. Везде было слишком много света, слишком много дверей и криков. Ресницы девушки лишь слегка подрагивали, когда она слышала очередной вопль одно из вдов. Она должна была пройти всё это, чтобы малышка Мишель получила свободу. К черту боль. К черту принципы. Только в конце дороги Саша заметила, что на ней не было обуви. Ей её попросту не выдали. Но, как оказалось, обувь ей в дальнейшем и не понадобилась.

Она знала эту комнату. Комнату пыток — по-другому. То самое место, где Г.И.Д.Р.А промывала мозги Джеймсу, диктовала ему задания, и била розгами до крови. Она видела это только на картинках, когда изучала Джеймса перед заданием. Видимо, Дрейков прибег к таким мерам. Соколова дернулась, пытаясь схватиться за уже закрытую дверь. От одного вида электрического стула у неё перехватывало дыхание. С десяток разных экранов, препараты и инструменты. В голове набатом забило слово «нет». Не к этому, она была готова к чему угодно, но точно не к этому. В её глазах был только бесконечный ужас. А колени сдали свое, когда взгляд наткнулся на криогенную камеру.

Джеймс провел здесь семьдесят лет. Она не могла пробыть и минуты. Только прикрыв веки, она уже слышала его оглушающий ор. Но за право быть счастливой, видимо, приходилось платить именно так. Всё ещё держась за ручку закрытой двери, Соколова не могла сдвинуться с места. В тот момент ей жутко хотелось поиметь дуло заряженного пистолета у себя во рту, лишь бы не подвергаться этому. Но не все её мысли были материальны.

Устав ждать, Сергей дёрнул Сашу за руку, мигом усаживая её на кресло. Его руки ловко справлялись с ремнями вокруг её тела, крепко фиксируя буквально каждый сантиметр подвижных суставов. Ведь, еще не дай Бог, вырвется. Но у Соколовой уже не было даже сил, чтобы дышать. Она лишь почувствовала, как Сергей надел на её голову электрический шлем, и от этого по её телу прошелся табун мурашек. Мужчина ходил на ней, подключая сотни датчиков, которые тут же отображались на экранах.

— Игорь говорил, что ты сопротивляться будешь, а оказалось всё так просто, — нарушил тишину Сергей, поведя уголком губ.

— Я бы сделала это, папа, — мужчину на секунду передернуло и он замер, держа в руках последний датчик, — но не в той ситуации, когда моя дочь сидит в кабинете Дрейкова, ожидая, пока мне вышибут мозги.

— Никто тебе вышибать мозг не будет, Саша, — Сергей, выдохнув, прикрепил липучку к ноге девушки. — Мы просто привяжем твои воспоминания к боли. Даже кода не будет.

Это, наверное, должно было облегчить все мысли Соколовой. Но, вместо этого, она только сильнее поджала губы. Страшно? Страшнее только осознание, что её дочь мертва. Конечно, Саше не хотелось этого. Она уже просто заходилась слезами, потому что ребенок в ней всё ещё был жив и ждал своего папу. Но тот факт, что Сергей собирался засунуть её мозги в блендер, уничтожал всё. Обе её щеки разрезал след от слез.

— Хреновый из тебя отец, — прошептала на выдохе она, ощущая, как под давлением эти датчики всасывались в её кожу. — Мог же сбежать куда-то, всегда нашлись бы те, кто помог бы тебе спрятаться и…

— Нет! — воскликнул Сергей, упираясь рукой в изголовье кресла. — Не в этой ситуации. Либо так — либо мы с тобой на гробовой доске. Ты себе представить не можешь, до чего мне приходилось доходить, — его взгляд был одичавшим, словно он был зверем, попавшим в оживленный город.

Соколова больше ничего не говорила. У неё не было ни сил, ни желания видеть, в какую мразь превратился её отец. Она не могла повернуть голову, поэтому просто жмурила глаза, поджимая губы в попытке унять истерику. Это тот человек, который говорил, что у неё есть сила, что она переборет все трудности жизни, что она вырастет прекрасным человеком. Сергея Соколова не было. Была лишь его сумасшедшая копия, не имеющая права на жизнь. И Саше было противно от того факта, что она всё еще как дочь любила его. В глубине души всё ещё ждала, что он спасет её от мучений и ада Красной комнаты. Но теперь он был один из тех, кто это всё ей вот-вот подарит.

— Поработай кулаком.

Неизвестно для чего, ведь ремни настолько передавливали, что было видно буквально каждую вену. Сергей ввел иглу шприца в руку Саши, и девушка тут же сцепила зубы. Содержимое, словно током, двигалось по её крови достигая каждой клеточки тела. Перед глазами начало плыть, а в горле появился неприятный привкус крови. Как только Саша стала моргать с частотой два раза в минуту, Соколов понял, что время пришло. Её организм принял сыворотку, сделанную им. Ведь кровь, на которой он это всё тестировал, была именно его кровью. Сергей не был сумасшедшим ученым, он был потерянным отцом, что всё ещё в нём играло.

Двумя пальцами потянув за подбородок Соколовой, Сергей раскрыл её рот, тут же вставив капу. Она уже ничего не понимала. Перед её глазами просто мелькала картинка — ничего более, в руках и ногах было мягко, словно невесомость, а желудке — чувство переполненности. Соколова станет первой. И в этом не было сомнений. Проведя ладонью по лбу Саши, Сергей проверил потоотделение и температуру. И то и другое было в норме. И тогда он выжал рычаг. Двести двадцать вольт ринулись по проводкам ей в голову, забираясь глубоко в подкорки.

— Найди свой дом, — проговорил Сергей, заставляя мозг Саши выдавать перед её глазами картинку дома в Норвегии. — Другой дом, — квартира в Питере, — еще, — последним был именно тот первый дом во Львове из её воспоминаний.

Соколов что-то живо себе записал и прибавил ещё десяток вольт.

— Найди Барнса, — и перед глазами Соколовой замигали абсолютно все картинки с ним. — Первую! — момент падения, и мужчина добавляет сразу сотню.

Горло Соколовой вот-вот разорвет от рыка, который не может вырваться наружу. Её глаза ярко раскрыты, а тело извивается в судорогах. Но Сергей не останавливался. Он добавлял каждый раз, когда видел что-то счастливое. Мстители — боль, Щ.И.Т — боль, Норвегия — боль, Питер — боль. Он не привязал боль только к одному — к Мишель. Он обходил воспоминания с ней аккуратно, так, чтобы они нигде не мелькали. Последним было упоминание отца, его самого. К себе он тоже привязал боль.

Всё закончилось также живо, как и началось. Теперь температура тела девушки была куда выше, пот стекал каждым сантиметром кожи девушки, а крик теперь вырвался из глотки, будто через неё всё также пропускали электричество. Соколова стала тем самым оружием, о котором мечтал Дрейков. Оставив краткий поцелуй в лоб Саше, Сергей приказал двум охранникам вернуть её в капсулу. Ходить она не будет способна еще несколько недель.

Соколова не мучила совесть. Он знал, что каждое его действие сделано правильно, пусть и не так как хотел Игорь Дрейков. Достаточно того, что Сергей промыл ей мозг. А это выдерживает один из сотен тысяч. Ты сильная, ты со всем справишься. Терпи — терпець тебе шліфує<span class="footnote" id="fn_32425525_0"></span>.

И только охранники покинули пределы зала пыток, Соколову разорвало в невыносимом крике. Внутри неё все пылало адским пламенем, перед глазами мир мигал в ярко-красной краске, а мозг впервые не мог ни на чем сосредоточиться. Её тело начинало принимать изменения. Она была неживой куклой в руках человека, неспособного здраво мыслить. Саша извивалась на полу своей камеры, пытаясь найти опору. Но, даже когда её пальцы достигали ножки кровати, девушка не могла их сомкнуть. Ни одна из частей её тела не принадлежала ей. Закрывая глаза, мигание на несколько минут прекращалось, но вместо него появлялись картинки, которые Сергей привязывал к боли.

Он и не знал, что слова, сказанные им шестнадцать лет назад, закрепятся в её подсознании намного сильнее, чем электрический заряд пропущенный несколько часов назад. Соколова была сильнее собственных страхов, хоть и тело её находилось на грани пропасти. Она перебирала картинки, откидывала их туда, где всё было под блоком, наложенным Сергеем. Это приносило ей ещё больше боли. И, с каждым таким моментом, Саша орала всё громче, всё сильнее. У неё пульсировало в каждой части тела, казалось, даже в кончиках волос. И всё никак не теряла сознания.

Через несколько часов охранники вернулись. Снова подхватив её под руки, они уложили её на кровать и принялись пристёгивать ремнями. У Соколовой в тот момент было столько силы, что она запросто могла выдрать «меры предосторожности» и слинять. Вот только в тот момент, когда это появилось в голове, боль разлилась по её телу с новой мощью. Мужчины поспешили покинуть отсек камер, лишь бы не слышать её оглушающего вопля. Теперь с каждым таким приливом, только голова Соколовой ударялась о жесткую поверхность койки. Её руки то краснели, то белели от поступающей крови, а пот стекал литрами, оставляя лужицы под ней. Сергей её уничтожил, сделав марионеткой.

У Соколовой было три фазы. Длились они по меньшей мере около двух недель. Ни еды, ни туалета, ни душа. Она только орала, находясь привязанной к кровати. У неё наступали провалы в памяти, в которых она даже не могла понять кто она — мужчина или женщина, был период, что открывая рот, не могла связать и нескольких букв. У неё текла кровь из носу, из ушей, она чуть ли не захлебывалась в собственной рвоте, которую выплевывала вертев головой. Саша не понимала. Чтобы создать убийцу нужно было убить двоих людей. Человека живущего в подопечном, и другого — из-за которого первый будет именоваться убийцей.

Саша не помнила, когда к ней кто-то заходил. Между болью и воплем были минутные перерывы, когда она теряла сознание. Тогда Сергей вытирал кровь, засохшую рвоту с неё и кровати, переодевал, наводил порядок на голове и ожидал второго прихода. И он наступал примерно через пятнадцать минут всё с теми же признаками. И мужчине действительно казалось, что тело Саши не выдержит подобного. Уж лучше бы её избили до полусмерти, морили голодом или ещё что-то, чем это. Она уже не была человеком.

Всё закончилось на третьей неделе, когда спустя пятнадцать минут не начался второй приход. Тело Соколовой было обездвижено, кровь и рвота перестали хлестать из неё каждую минуту, а дыхание наконец стало размеренным. Сергей, осторожно зайдя в капсулу, отстегнул все ремни и сел около стены напротив наблюдая за спокойным движение грудной клетки дочери.

Громко вздохнув, Соколов вытер пот со лба. В тот момент он хотел вскрыть самому себе вены, за этот мразотный поступок. Он себя считал последним подонком, который только мог существовать на земле. В наушнике послышался голос генерала, и, не помедлив и секунды, Сергей тут же поднялся на ноги. Закрыв капсулу, он еще раз окинул взглядом спящую Сашу. Он не заслуживал её прощения. Особенно после того, что сделал.

На коврик к Дрейкову мужчина прибыл примерно через десять минут. Он всё не мог осознать, что сотворил с собственным ребенком, ради собственной жизни. Именно из-за него она стала сиротой по самый край жизни. Опустив взгляд в пол, Сергей остановился перед столом генерала. Двумя пальцами он придерживался за столешницу, словно боялся упасть. Ему не было чего бояться, ведь указание он сделал на отлично.

— Присядь, Серёжа, — Дрейков указал ему на кресло. Секунду помедлив, мужчина, оттолкнувшись пальцами, со звуком сел в указанное место и, немного поёрзав, перевел взгляд на Игоря. — Как Соколова?

Проведя всё теми же пальцами по подбородку, Сергей на секунду выпал из времени. В мыслях у него крутилось лишь одно: «Лучше бы она умерла».

— Последняя технология инициации пройдена успешно. Думаю, в ближайшие несколько часов Саша будет готова к приказаниям, — каждое слово давалось ему с трудом, только Соколов не подавал виду. Говорить на русском ему хоть и было привычно, но слишком тяжело.

— Чудно. Ты мастер своего дела, Серёжа. Таких как ты нужно держать в тайне, иначе мир взорвется, — Дрейков хихикнул, кинув взгляд на мужчину. Он видел, что с тем происходило. — Соколова, конечно, спасибо тебе не скажет, но, если прикажет, принесет его в зубах.

Сергей укусил себя за внутреннюю сторону щеки. Ему жутко хотелось в тот момент подорваться с места и уйти прочь из кабинета Дрейкова. Но, по известной причине, он продолжал сидеть. Соколов давно слетел с катушек, еще в тот день, когда Луиза собиралась убить его маленькую Сашу. В тот момент он готов был отдать за неё жизнь, а сейчас — в руки Дрейкову на растерзание. Он не был примерным отцом, не был хорошим человеком, и точно не был порядочным ученым. Крыса, поджавшая хвост, — только и всего.

— Буди её и приведи ко мне, — Дрейков уселся в кресло и, в который раз раскрыв досье Соколовой, улыбнулся. — Никогда не думал, что самая бесполезная девка станет моим лучшим творением.

Сергей лишь кивнул и быстро ретировался из кабинета. Твоё творение? Твоё, блять? Ты её уничтожил, гинды кусок. Она была моей единственной отрадой, которую ты закапывал всю жизнь на кладбище за академией.

Сергей не стал будить Сашу сразу же. Он занял прежнее место у стены и, уложив голову на колени, задремал. Сон ему не удавался последние несколько месяцев, что уж говорить о продуктивной работе. Винил ли себя Соколов в содеянном? Целиком и полностью. Он не знал, сможет ли Саша его простить или просто прострелит голову, но в одном был уверен точно: прежней Соколовой не существовало. Была лишь её сломанная копия, способная убивать без зазрения совести. Вряд ли теперь Соколова сможет думать о чем-то кроме приказов Дрейкова. По крайней мере так считал Сергей.

Проснувшись, Саша не задавала вопросов. Она заметила и лицо отца, и его состояние, но не подала никакого вида. У неё получилось заблокировать нужные ей воспоминания; ход её мыслей не был таким, каким должен быть.

Дрейков встретил её с распростертыми объятьями, не так как в последний раз — не ногой в живот и не кулаком в лицо. Он задержал свои толстые ладони на щеках Соколовой и пытался вглядеться в её глаза. Генерал будто что-то подозревал. Вот только Саша была отменной актрисой, такой, какой её сделала Красная комната, какой учил быть сам Дрейков.

— Готовься, птичка, ты едешь домой.