XIX. Pain (2/2)

И перестала быть ею в тот момент, когда вышла за пределы кабинета Дрейкова. Рекомендации Романовой были предельно ясны. В бункере существовал дополнительный подвал, оставшийся со времен Второй мировой. Его нет ни на одном из проектов здания, так что отследить передвигающегося по нему — практически невозможно. Сидя на своей неизменной койке у туалета, Соколова нащупывала в шее отвратительную пластину. Она находилась где-то между шейными позвонками и её практически невозможно было отличить от них. Чип лишь имел в себе способность хрустеть под пальцем, когда сильно надавливали. В комнате была абсолютная тишина, и, казалось, даже Соколова не дышала, когда лезвие ножа вошло ей под кожу, отчего тут же брызнула на белый кафель кровь. Она сумела вытащить чип вместе с проводками его составляющего. По мимо крови с них стекала ещё прозрачная жидкость, благодаря которой тело девушки не отторгало «дополнения». Красная комната умело создала Александре сотню подставных личностей: с паспортами, внешностями и историями. Наверное, именно это и помогло Соколовой вернуться обратно в Токио. Мадам «Б» стоило сменить уже как десяток лет назад. А Дрейков уж очень сильно любил девочек по моложе. И Соколова воспользовалась этим сполна.

Но, спустя сутки, Саша уже знала, что Дрейков знал о её пропаже. Она стала не просто дефективной. Теперь её фамилия зияла рядом с фамилией Романовой в послужном списке «ликвидировать». Намёток у них не было. Лишь предположение — США, к Наташе. Но Саша была куда умнее. И, пока Дрейков топал ногами и раздувал ноздри, рассылая своих собачонок-вдов по всему миру, она переживала страшные муки новых конструкций.

Металл хреново приживался в её ноге. Боль была ноющей, режущей, колющей, и все эпитеты, которыми можно только описать боль; а внутри всё невероятно чесалось, отчего жутко хотелось поскорее уснуть. Более того, в тех местах, где шарнир входил в ногу, подтекала кровь и сукровица, будто внутри происходили процессы гноения. А они происходили: непонятного происхождения металл не просто врезали ей в кожу, его врезали во все нервные окончания, соединили с костью и «обмотали» кожей, будто это был какой-то конструктор.

Барнса Соколова нашла быстро. Глотая бесконечное количество различных обезболивающих, она даже не хромала при ходьбе. А, если быть точнее, не чувствовала ногу от слова «совсем». Машина, где сидел Солдат, стояла в тупике, именно в том, описанном Соколовой. Сам мужчина сидел на переднем сиденье практически не шевелясь. Его взгляд был направлен прямо, и где-то в зеницах глаз можно было увидеть, как он то открывал, то закрывал затворки своей искалеченной памяти. Казалось, он не спал ни разу за отсутствие Соколовой, будто боялся, что, как только его веки сомкнуться, он больше не проснётся. Стукнув костяшками пальцев по стеклу, Саша обратила на себя внимание и тут же села в салом автомобиля.

— Я знаю о твоей программе некоторое. Я могу убрать барьер с кодом, а, взамен, ты поможешь мне скрыться от Красной комнаты.

Барнс ничего не ответил, лишь протянул руку Соколовой и, не сильно сжав её, кивнул. Ему не хотелось ей верить, не хотелось знать, что кто-то ещё знает о программе, но всяко лучше, чем при ГИДРЕ. Да и Соколова не походила на ту, что сможет усадить его на электрический стул. Саша ещё не знала каким образом сможет уничтожить барьер в его мозгу, но точно знала, что с помощью Джеймса сможет получить долгожданную свободу. На самом деле, нихера она о программе не знала; спёрла лишь всю документацию себе на флешку, решив, что будет возможность ознакомиться. Посчитала, что раз уж отец мог с подобным работать, то и сама справится.

На этой машине они проехали семь кварталов до ближайшей аптеки при больнице. В подобном одеянии оба были похожи на эдаких косплееров, которые в те года как раз начинали развиваться. Соколова не доверяла Барнсу, по глазам его видела, как в нём что-то боролось. Боль становилась всё сильнее и выжигала девушку. Она могла лишь из раза в раз называть необходимое и кидать денег, после чего тут же отрубалась. В этой же машине осталась её основная кровь, вытекающая из шарнира. Всё же регенерация у неё была ускоренной, благодаря чему боль становилась не такой ощутимой, или же такое действие оказывали таблетки. Зимний ей не помогал. Она лишь зубами сжимала ремень, чтобы не орать, когда зашивала по живому раскроившийся шов. Соколова знала, что ей предстояло пережить, и что эти кривые стежки никаким образом не спасут её ногу. Но продолжала делать, держась за одно из последних желаний — жить.

Следующую машину они угнали со штраф стоянки. И это отменно сделал Барнс. Они не разговаривали. На корабле в багажном отсеке перебрались из Японии в Китай, где снова угнали машину. Дальше оставалось бесконечное путешествие по азиатским городам, где они остановились всего несколько раз, чтобы купить на последние деньги еды. Соколова намеревалась в Питер. Она всегда знала, что когда ты под носом — тебя не видят. В этот раз было также. Единственное, что ей в этой жизни принадлежало — небольшая квартирка на окраине Санкт-Петербурга и Джеймс Барнс, которого предстояло спасти от напасти.

— Я помню тебя, — внезапно проговорил Барнс.

Соколова резко приняла сидячее положение. Боль в ноге была адской, практически такая же, как и в голове. Она горела. Вся разгоралась пламенем, будто это был не просто сон. Дрейков вновь лазил в её воспоминаниях. Теперь он наконец подтвердил свои догадки о том, кто на самом деле передал пробирки нескольким сбежавшим вдовам. Собственно таким образом они позже и попали к Елене с Наташей. В голове шумело, так, словно прямо в этом помещении был включен телевизор с помехами на всю громкость. Только сейчас Соколова заметила, что её взгляд был направлен на собственное отражение в зеркале.

Ей казалось, что какие-то её рецепторы стали работать лучше, ведь ранее она не могла, так хорошо ощущать запахи. Но больше всего её удивляло, что она чувствовала, как по спине раз за разом скатывались капли пота. Резко откинув от себя одеяло, девушка спохватилась с места и, схватив спортивные штаны и ветровку, вылетела из комнаты. В ушах набатом гуляло ускорившееся сердцебиение, в руках появился нагоняющий страх тремор. У Соколовой началась ломка, зревшая около полутора лет. Проходя мимо двери Барнса, внезапно захотелось постучать, упасть ему в руки и орать, что она устала. Но, вместо этого, она прошла дверь со скоростью света, а, как только её нога занеслась над порогом у центрального входа, Соколова принялась бежать.

Она не убегала, скорее пыталась унять адскую боль в ноге, болезненные воспоминания и першение в горле. Вчера Роджерс с Барнсом здесь наносили препятствий для собственных тренировок, а теперь уже Соколова перепрыгивала каждое из них. Она не слышала и не видела абсолютно ничего. Её тело работало на инстинктах, в ногти въедались занозы от деревянных преград, а шарнир в ноге цеплял опасные нервные окончания. В который раз Саша стала объектом наблюдения. В штабе в который раз было двое ранних старых птиц. И ни один из них не желал этого видеть.

Саша не бежала на встречу к чему-то, но точно пыталась убежать от этого. И думала, что сможет так до бесконечного количества раз, что всё у неё получится, что станет легче. Но с каждой пройденной преградой — шарнир впивался в мышцу всё сильнее, набат становился громче, а тремор принял амплитуду в несколько сантиметров. Вторая нога не коснулась земли. Соколова грохнулась, прочёсывая всем, чем только можно по мокрому от дождя асфальту. А подняться она уже сама не могла. Девушка взвыла, чувствуя как железка потеряла опору в ноге. И, стоящий сверху, спохватился с места. Он оказался рядом с Соколовой через тридцать секунд, пытаясь поднять её на руки.

— Затяни, — простонала Саша, показывая на часть бедра, где должна была торчать леска.

Мужчина, запустив руку под резинку штанов, тут же нащупал леску и, слегка потянув, вернул шарнир на положенное место. Серые спортивные штаны Соколовой успели окраситься в красный цвет. Вот только сама Саша не могла и взгляда поднять на человека, остановившего её мучения. Всё закончилось или же остановилось на вчерашнем дне, когда код прозвучал в её голове, когда Барнса сердце стало биться в слегка другом ритме. Ей было страшно. Страшно из-за того, что решилась нарушить обещание, данное пять лет назад. Она клялась, что Джеймс больше никогда не услышит из её рта составляющие кода. А теперь она не знала, что ей оставалось делать. Кинула простое «спасибо» и, поднявшись на ноги, стянула с себя ветровку, оставшись в одном топе.

Взгляд Барнса скользнул по спине девушки. Хребет всё также выпирал, под лопатками красовались фиолетово-красные синяки — улики их вчерашней бойни. Но, кроме боли в бедре, Соколова ничего не ощущала. Её выедало чувство внутри, где-то около души или сердца, и это же царапало мозг, в попытке донести все разрушающие факты до хозяйки. Стоило ли ей тогда обернуться и взглянуть Джеймсу в глаза — Соколова и сама не знала. Но куда лучше было сжать кулаки так, чтобы ногти до крови впились в гладкую кожу ладоней. Саша себя давила вниз, будто пыталась утонуть в собственных чувствах. С неё стекали капли грязи, в которой она только что валялась, но это снова никак её не волновало.

Соколова не хотела говорить с Барнсом, но точно хотела поговорить с человеком, которого тот считал лучшим другом, — Стивом Роджерсом. Саша терпеть не могла ни его имени, ни клички, можно сказать, — великой историей США. Пробирка — да и только. Без эксперимента он бы не дошёл и до первого перевалочного пункта. В какой-то части Соколова завидовала ему, ведь над ним ставили опыты добровольно, он тут же получил силы, преимущество. А у неё такого не было. Ни у кого из наёмных убийц такого не было, а у него было. И чем он выделялся? Любовью к родине? К США, где даже военные действия не шли? Стив всегда служил самому себе и друзья у него были в качестве тумбочки, эдакой подстраховки.

Роджерс стоял лицом к окну, когда Соколова вошла в гостиную. На нём была темно-серая футболка и чем-то похожие по цвету спортивные штаны. Девушке жутко хотелось запустить ему в голову вазой, стоящей неподалеку, вот только окна были до блеска начищены, что можно было увидеть собственное отражение. Стив обернулся и, натянуто улыбнувшись, шагнул навстречу Соколовой. Саша с осторожностью его осмотрела, про себя подмечая, что буквально каждая его черта лица кричала о фальшивости. Она не начинала разговор, а вот мужчина, будто и сам того хотел, приступил.

— Почему ты так себя с ним ведешь? — понятно было, о ком шла речь. «Лучший друг» решил вступиться, будто что-то знал об их отношениях. На деле же был полным нулём.

Соколова подавила приступ смеха.

— А ты? — прищурившись, она скрестила руки на груди и шагнула ближе. — Ты же бросил его не один и не два раза, Роджерс. А ещё что-то про меня говоришь.

Мужчина нахмурился, будто не понимал о чём шла речь. И тут же громко выдохнул, начиная оправдываться:

— Я не хотел бросать его. Так получилось.

— Получилось? Ха! — всё-таки рассмеялась Саша, хлопнув себя по бедру. — Ты грёбанный Капитан Америка, тебе стоило только пальчиком поманить и для тебя бы всё сделали, — она больно ткнула пальцем Роджерса в грудь. — Он не спит по ночам, не видит снов, только кошмары, а ещё он мечется между двух огней, потому что считает себя обязанным. Я ни единого раза его не бросила, даже, черт возьми, когда его мозг был запрограммирован на то, чтобы меня убить. Ты не имеешь ни единого права осуждать меня за моё поведение. Я хочу, чтобы он был свободен. А со мной этого никогда не будет.

— Что ты имеешь ввиду?

Только тогда Соколова поняла, что сболтнула лишнего. Она стояла на краю, после которого шли слова: «Дрейков скажет, и я активирую Зимнего». Прикусив себя за язык, Саша сглотнула и, нервно сглотнув, сделала шаг назад. В её голове действительно крутилась мысль о том, что кто-то может копошится в её мозгах помимо Дрейкова. И это уже сходило на паранойю.

— Ничего, Роджерс. Ты зацепился не за то. Ты должен помочь ему. Потому что он только тебе и доверяет.

С этими словами, развернувшись на пятках, она зашагала прочь, ощущая жгучую боль в груди, приобретавшую всё новые и новые краски. Саша не обвиняла Стива в том, чего он не делал, наоборот — ткнула носом в его же дерьмо. Но цель её слов была направлена на то, чтобы Роджерс смог переубедить Барнса в его намерениях. Соколова не хотела потом остаток жизни существовать с мыслью о том, что она забрала свободу у того, кого больше всех на свете любила.

NF — Wake up</p>

Ей нужна была отвертка и стяжка, чтобы подтянуть шарнир. И, ничего умнее не придумав, Саша спустилась в мастерскую Старка. Так или иначе, у таких фанатиков всегда было всё и даже больше. На удивление, стеклянные двери были распахнуты, и Соколовой не составило труда войти внутрь. Вокруг было слишком много всего: с десяток машин разных моделей и марок (Старк был явным любителем ауди), множество столов, где были раскиданы инструменты и чертежи, а вокруг всего этого — огромный голографический экран с тучей информации. Саша, заметив необходимое, прошла к дальнему столу. Взяв всё необходимое, она уже было собиралась уходить, как взгляд зацепился за информацию на экране прямо перед ней.

Соколов Сергей Викторович.

Сердце девушки пропустило удар. Три удара. Она замерла на месте, перестала дышать, только её взгляд метался по знакомому лицу отца, красовавшемуся на экране. Молодой, гладко выбритый, со слегка прилизанной причёской набок, и очками на кончике носа. На фотографии он держал в руках какие-то документы, происхождение которых Саша не знала и не должна была знать. Чего не скажешь о его биографии. Где родился, близкий круг, дата рождения и… Смерти. Соколова, будто ошпаренная, отшагнула назад. Из её рук мигом выпало всё набранное, а ресницы задрожали.

Она испуганно осмотрела всё вокруг себя, будто думала, что разнесла половину мастерской. В уши вернулся шум, глушащий все возможные здравые мысли.

Умер? Как это умер? Он же обещал, обещал, что заберёт меня, что вернётся. Он не мог умереть. Я же видела его. Это был он. Мой папа. Нет. Нет. Нет.

Её пальцы коснулись экрана, пролистывая страницу вниз. Всё те же биографические ведомости, история научных работ, сотрудничество. Краем глаза Соколова увидела дополнительно открытую вкладку, где была статья из газеты, а рядом — прикрепленный видео-репортаж. Саша пробежала глазами по заголовку: «ХИМИК СТОЛЕТИЯ МЁРТВ». Изначально в мыслях девушки появилась догадка о том, что её отца могли убить, но, продолжив читать, ей становилось всё сложнее осознавать текст. «Авария при участии двух машин. Нетрезвый водитель, не соблюдая правило главной дороги, вылетел из поворота и удар пришелся на едущую по главной дороге машину химика Сергея Соколова. в салоне также находилась его двенадцатилетняя дочь — Александра Соколова. Девочка погибла на месте. Химик — в карете скорой помощи. Мы не устанем говорить какая большая для нас эта утрата и бла-бла-бла.

Её имя вписано. То есть это означало, что Александра Сергеевна Соколова, — мертва? Саша поёжилась и взглянула на дату. Одиннадцатое июня две тысячи первый год. 11.06.2001

День, когда отец сдал её на попечительство Красной комнаты, день, когда маленькая девочка внутри неё умерла, рассыпалась на кусочки. Ей, наверное, в тот момент стоило очнуться, хлестнуть себя ладошкой по лицу, чтоб уж наверняка проснуться, но что-то не получалось. это было реальностью.

— Что ты тут делаешь? — прогремел над ухом девушки голос Старка, и она в который раз вздрогнула, словно ей было холодно.

Тони — в привычном для работы амплуа — кофта с длинным рукавом, чем-то похожа на лонгслив, штаны-карго, где по карманам было распихано куча безделушек (в том числе и мятные конфеты). Саша испуганно осмотрела лицо Старка, будто на нём были написаны все ответы. Но, увы, нет. Мужчина взглянул за спину Соколовой и, прищурившись, протянул букву «а», словно тут же понял что она тут делала.

— Я пытался найти разработки отца по характеристике сплавов, и наткнулся на работу, подписанную именем данного человека, — Тони ткнул пальцем на фотографию Соколова. — Оказалось, мой отец с ним работал над неплохим таким проектом, — он, казалось, говорил сам с собой, потому что Саша на его фоне была ребенком, который вот-вот расплачется. — А ты так смотришь, знала такого?

В голове заметалось слишком много мыслей. Соколова не знала, что ей говорить, что думать. Старк мог дать ответы, которые она искала шестнадцать лет, а мог и записать её в главные подозреваемые. Терять ей, так или иначе, было нечего.

— Советский химик с многотысячными работами, человек входящий в топ двадцать людей столетия? — риторически поставила вопрос Саша. — Более, чем знала.

— Тебе в 2001-м было сколько? Двенадцать? Откуда ты могла его знать? — хмыкнул Старк, не вникая ни в единое слово девушки.

— Сергей Соколов мой отец, — в тот момент она должна была расплакаться, но, вместо этого, её выдал только надломившийся голос. Казалось, вот-вот и нижняя губа затрясется.

Старк замер. Его растерянный взгляд влип в одну точку на экране, на фотографию, которую только что хотел закрыть, — Соколов и его дочь, за год до аварии. Штат Огайо. Что Старк думал? Похожи? Как две капли воды. Но верил ли он в то, что Соколова жива? В этом и была загвоздка.

— Дочь Соколова погибла в аварии, — на выдохе безразлично проговорил Старк, повернувшись к Саше. — Брешешь плохо. Я был знаком с девочкой, которой было два. А потом мои родители погибли, и Сергей сменил своё место расположения.

— Я не вру, — Соколова стояла около собственной грани. — Я могу назвать буквально все, каждую деталь связанную с ним.

Старк верить не хотел. Соколова выглядела как та, кто мог обвести целый пентагон вокруг пальца, не то что его. Но, глядя на неё, она больше выглядела как беспомощная сирота: плечи ссутулены, взгляд напуган, руки дрожат. Тони не признавал её. Ему было принципиально не подпускать Соколову близко.

— Его любимая песня — Стинг «shape of my heart», цвет — темно-синий, машина — шевроле импала 67-года выпуска. Сашей он меня назвал в честь своего погибшего друга, которого КГБ-исты забили до смерти в камере. Одиннадцатого июня 2001 года он сдал меня в Красную комнату, — затараторила Саша, пытаясь хоть как-то расположить Старка к себе. Схватив его за руку, она сумасшедше начала шептать: — Скажи, что он жив, скажи, что это неправда.

Тони окинул взглядом Соколову, которая едва не падала перед ним на колени в мольбе о помощи. Но он не знал, что ответить. Ведь, когда их отцы сотрудничали между собой, его интересовал только новый алкоголь, девушки и машины. Он только и помнил двухлетку, что моталась у них по дому, когда Соколов приезжал. Эта была её взрослой версией, только волосы уж больно испорченные. Не хотелось ему ей помогать, по крайней мере потому что Соколова возилась с Барнсом в довольно тесном контакте, а Старку дай лишь повод — он бы прикончил Белого волка.

— Не знаю, Алекс, — такое сокращение её имени как-то странно укололо под грудью, — но знаю, что такие люди всегда чувствуют опасность. Соколов вполне мог подстроить вашу смерть для чего-то большего. Но зачем он тогда тебя отдавал на каторгу?

Соколова прозрела. Ей как-будто ударили под дых, выбивая из головы всё дерьмо. До её наконец дошло, что, скорее всего её отец получил от этого выгоду, что растил её в достатке и разуме именно для того, чтобы подготовка в Комнате не была настолько проблематичной. Он был предателем. Не Барнс, не Наташа, а он — её собственный отец, обещавший вернуться и так и не вернулся.

— Потому что он посыльный пёс, Старк. И всегда им был.