XVIII. Cold bones, yeah, that's my love (2/2)

А вот с Соколовой на этот счёт говорить было бесполезно. Ты хоть об стену расшибись, а заставить её сделать что-то — невозможно. Если она считала на данный момент, что Мишель знать эту информацию не требовалось, то значит так и было. Всю жизнь девочка жила с мыслью, что отца у неё нет и точка. И никогда не задавала лишних вопросов. Ребёнком она была развитым, в достатке, конечно, с некоторым отсутствием материнского внимания, но это стояло на самой последней ступени.

Саша испуганно обернулась к мужчине, деликатно подвинувшего её в сторону. Джеймс не настолько самоотвержен, чтобы набивать по новой Соколову к себе во враги. Отношения между ними всё ещё были напряженными. То, что она приходила плакаться к нему в жилетку — это была лишь какая-то часть её голимой искренности. Честностью Саша его не одаривала, что уж говорить о любезности, ведь всё также продолжала грызть словечки при любом предложении, сказанном не в том тоне. Вот и сейчас, она, сжав кулаки, тщательно наблюдала за профилем Барнса, будто пытаясь пробраться к нему в мозг и понять какое же слово будет следующим. Но разговор отца и дочери был посредственным, не задевающим никакие неположенные границы.

Разговор, который разжигал в Соколовой бешенные эмоции. Саша была конченой собственницей и то, что сейчас происходило — выходило за рамки дозволенного. Расставленные принципы девушки сдвигались с давно привычных мест. Ей это не нравилось. Тем более, когда это в очередной раз делал Барнс. Из-за него зарождались и оживали давно мёртвые чувства, давно замершее сердце билось быстрее, когда на себе чувствовала его взгляд. А теперь у них был общий ребёнок, что дошло до мозга девушки только в тот момент. Она сдержала себя, чтобы не выдернуть телефон из рук мужчины, но точно знала, что, нажав на красную иконку, остановит всё, что успело сотвориться.

— Мам, — Мишель перескочила с темы, которую Соколова уже давно потеряла. — Я хочу синтезатор. Ты говорила, что подаришь, если немного научусь говорить.

Девушка часто заморгала и, заикнувшись, закивала головой, натянуто улыбаясь. Чёрт бы её побрал с этим пианино. Надо же было когда-то пару раз пальцами по клавишам пройтись, да еще и при Мишель, стоящей на пороге. Красная комната учила её уметь всё. Даже то, от чего её память была рада бы избавиться. Синтезатор… Мысленно Соколова себя убеждала в том, что это обыкновенная детская прихоть, и ничего от неё не будет, если мечта дочери исполнится. Но при этом скользкая натура в её голове говорила об обратном, о том, что генетический потенциал Мишель растёт с каждым днём, и это только давало Дрейкову повод сунуть девочку под одну из технологий инициации.

— Хорошо, — на выдохе произнесла Соколова. — Мне пора идти, жду фотографию ёлки!

Послав друг другу воздушные поцелуи, они отключились. С минуту посидев в тишине, девушка поднялась с дивана, прихватив с собой пачку сигарет.

— Саша, — окликнул её Барнс.

Она хотела уйти, оставив его без своего внимания, но уже на выходе остановилась и, поморщившись, обернулась к мужчине.

— Ты не хочешь ей сказать? — в глазах мужчины мелькали искорки надежды и неприкрытой приязни к самой Соколовой. Но та была последней сукой, никогда не дающей надежды.

— Прикалываешься? — рассмеялась девушка. — Нет. Она как росла без отца, так и будет.

— Не понимаю, — Джеймс ошарашенно округлил глаза.

Сейчас в нём боролись два чувства: припечатать Соколову к стене или добиться нормального и взвешенного ответа. Он часто дышал и, глядя в глаза девушки, видел только бесконечную петлю холода. Где-то в подкорках мозга Барнс понимал, что именно он и был человеком, из-за которого её добросердечность переключилась на полнейшее безразличие и хладнокровие. В тот момент ему также казалось, что она запросто могла бы его пристрелить. Скорее всего, так и было. Соколова смотрела на него безо всякого интереса и даже не чувствовала каких-либо уколов совести. Неужели малышка-Соколова наконец начала взрослеть.

Саша рассмеялась, глядя в глаза Джеймсу.

— Отчаливай, Барнс. И заруби себе на носу — я не умею прощать.

Развернувшись на каблуках, она оставила ощутимую пощечину на лице мужчины, а ведь даже не поднимала руки. Натура у Соколовой была пиздецки отвратная, и она точно перешла ей от матушки. Собственно, предрасположенность к неуравновешенности — оттуда же. Ей нужна была грубая сила, тотальный контроль, чтобы не происходило чего-то из рук вон выходящего. И Барнс был таковым. Не уменьшая напора, мужчина дернул девушку за ворот кофты, впечатывая её в стену. Единственное, что почувствовала Соколова — лёгкий укол где-то около копчика, в то время, как её лопатки на секунду сошлись и разошлись в разные стороны.

Нахально взглянув на Барнса, уголок её губ поплыл вверх. Она его не боялась. Более того — ей было плевать на его дальнейшие действия, но своего она точно добилась — выбила Джеймса из привычной колеи. Он не причинит ей боль, не ударит. Максимум — плюнет ядовитым словечком, сожмет запястья или шею до покраснения.

— Я не позволю тебе так вести себя со мной, — Джеймс говорил с расстановкой, будто пытался выбить это в голове девушки.

— Не делай меня своей собственностью, солдат, — специально выбрала такое обращение к нему, ведь знала, что это ассоциируется у него только с Зимним Солдатом. — Я — не твоя. И никогда твоей не была. А тронешь меня ещё раз — я скажу тринадцать заветных слов и плакала твоя новая жизнь, — Соколова с нажимом дернулась и, оттолкнув от себя Барнса, ретировалась в коридор.

Мужчина лишь с силой ударил кулаком бионической руки в стену. Он не понимал её изменений, не понимал, почему она кидалась из крайности в крайность. И, если уж отталкивала его, он не собирался сближаться. Барнс дождётся момента, когда Соколова приползет к нему на коленях и в слезах будет умолять помочь ей. А это случиться. И очень скоро. Ждать Джеймс умел хорошо, тем более — это касалось Александры. Для него хуже лишь одно — бесконечная бессонница, прекращаемая только в присутствии девушки с неприкрытой ебанцой. Ненависть к ней как-то случайно присела у него в душе, скрестив ножки.

***</p>

— Бей сильнее, — эхом раздался голос Романовой, держащей боксёрскую грушу, дабы та сильно не рикошетила от ударов.

Соколова, сцепив зубы, выдохнула. По лбу и щекам одна за одной стекали капельки пота, майка прилипла к животу и спине и практически сковывала движения. Наташа стала инициатором данной тренировки, когда в очередной раз заметила Сашу в коридоре с зажатой в губах сигаретой. Девушка мало получала удовольствия от процесса, ведь понимала, что нанесения хаотичных ударов по груше — бесполезны.

— Как ты вообще выполняла мои задания, если ты даже классических ударов не знаешь? — в тоне Романовой была слышна толика упрёка, и Соколова, остановившись в который раз, закатила глаза. — Так. Соколица, продолжаем. С выпивкой — лояльно, а твои сигареты я не одобряю.

— Мои сигареты на то и «мои», — пробубнила Саша, нанося три удара с разных сторон.

В зале появилось ещё двое. Те, кого Соколова в тот момент хотела видеть меньше всего. Барнс и Роджерс, ака мы с Тамарой ходим парой. Не бросив и короткого взгляда на мужчин, Соколова продолжила тренировку, чувствуя, как барабанила в её ушах кровь. Когда Романова сказала добавить ноги, первое, что пришло в голову Соколовой — установка, которая точно не стояла на своём месте, после прыжка из окна. Но противиться не стала. Удары ногами, на удивление, у неё получались куда лучше, чем руками. Они были более точными и намного сильнее, чем удары костлявыми руками. В Красной комнате их учили биться всем телом, так, чтобы противник не мог угадать следующее действие. Романова же отрабатывала методику Щ.И.Т.а, ведь на самом деле считала Соколову частью команды.

— Передохни, — скомандовала Романова, и Саша тут же упёрлась руками в колени. — Куда в этот раз перебазировалась комната?

— Ой бля-ять, — протянула девушка, разгибаясь. — Скоординируйте свои с Барнсом вопросы по направлению — нахуй, — теперь уже кинула краткий взгляд на Джеймса, стоявшего в спарринге со Стивом. — Я не знаю. Оба раза, как я туда попала и сбежала, я была без сознания. Знаю, что в этот раз точно не в воздухе, а у всех на глазах. Вон он, — девушка указала на мужчину, — он знает, потому что нашёл меня. К нему все вопросы.

Спарринг мужчин остановился. Стив кинул осторожный взгляд на Джеймса, в крови которого играл неимоверный адреналин. Он, придурок такой, решил пойти по правилам Соколовой — сыграть с ней в её же игру, считая, что сможет одержать победу. Роджерс в свою очередь был осторожным зрителем всего происходящего. Он впервые не лез впереди состава, а лишь анализировал все поступки и делал для себя какие-то выводы. Был таким себе нейтральным звеном в постоянных стычках Соколовой с остальными. И одним из таких выводов было то, что Соколова становилась агрессивнее. Её переключало как по щелчку, бросало то в холод, то в жар; она отрывала раз за разом заусенец, обгрызала внутреннюю сторону щеки. И это только то, что видел Роджерс.

Соколова поморщилась, когда её взгляд столкнулся со взглядом Барнса, стоящего на краю ринга. Его локти лежали на прогнувшемся канате, а сам буквально молча кидал девушке вызов. Саше в тот момент хотелось либо перегрызть ему горло, либо свалиться на пол и громко заорать. Она не знала зачем находилась там и чего от неё хотели другие. Всё, что она чувствовала, — постоянный счёт в её голове, готовящий её к чему-то неизвестному. Вздохнув, Соколова снова оказалась спиной к Барнсу, который наконец решился открыть рот.

— Романова, есть предложение, — даже в его голосе слышалось безудержное веселье. Наташа, придерживающая рукой грушу, кинула поочерёдно осторожные взгляды на Роджерса и Соколову, после чего кивнула, мол, попросив продолжить. — Я расскажу всё, что знаю в том случае, если Соколова встанет со мной на ринг.

— Ты свихнулся? — взвизгнула девушка, чуть подаваясь вперед. Наташа перехватила её запястье.

Она испугалась. Соколова на самом деле начала бояться его. В её силах было отключить бионическую руку, снести ему здравый рассудок, приставить к его голове пистолет, имея полный исход сил, а сейчас в руках появился тремор. Чего на самом деле она боялась? Себя или его? Ведь собственные силы ей не были известны в должном виде, а Барнс с легкостью разорвёт её как Тузик грелку.

— А если нет? — на лице Романовой отображались все возможные эмоции. Она была нерешительна и аккуратна в своих решениях и, держа Соколову за запястье, понимала, что в её руках находилась дальнейшая судьба как и Саши, так и Красной комнаты.

— Побеждаю я — рассказываю, если же она — это остаётся для всех маленькой тайной. Поиграете в детективов, — Барнс развел руками, качая головой.

Он был единственным в этом грёбаном здании, кому было известно чуть больше. Саша громко выдохнула, наградив Романову пронзительным взглядом. Вот его настоящая сущность — засранец, умеющий только в игры и играть. Больше ничего. Вся его биография была такая. Менял женщин как перчатки, казино, ставки. Он любил хороший секс и крепкий алкоголь. Да, может, сейчас Джеймс Барнс не тот, кем являлся ранее, но эта линия, эта черта, что буквально уничтожала всё хорошее в нём — была неизменной. Слишком азартный. Слишком незнающий правил и мер.

— Давай, — Романова кивнула и толкнула Соколову вперед.

Та, словно мышка, испуганно оглянулась назад. Что в ней тогда оживало? Страх? — Пройденный этап. В её голове жило слишком много людей, умеющих контролировать следующие действия. Саша не сопротивлялась. Наверное, она даже смирилась со своей постоянной ролью марионетки. С бывшими наёмниками — только так — играть, ставить ставки, шантажировать. Роджерс спрыгнул вниз, становясь рядом с Наташей. Они впопыхах и очень тихо перекинулись краткими фразами и устремили свои взгляды на ринг, где уже неуверенно стояла Соколова.

Deadwood — Really Slow Motion</p>

Вес к ней так и не вернулся. Ниже Барнса на полголовы, а по телосложению раза в три худее. Вряд ли её удар с кулака смог бы даже нос Джеймсу разбить. Игра, где заранее был известен победитель. Они не начинали, ходили кругами; Джеймс в стойке, Саша — расслабившись. Что-то типа игры в гляделки, только на ринге.

— Начнём уже? — Саша с вызовом качнула головой, тут же делая полный оборот вокруг себя.

— Дамы вперёд, — Барнс повторил её движение головой.

Снова повисла тишина, нарушаемая лишь постоянным потоком электричества между этими двумя. Соколова приняла стойку. Надо было всех Мстителей собрать, чтобы показать, как две мартышки махают руками. Ноги никто из них не пускал в ход. Пока шли только захваты кулаков друг друга, сменяемые смехом обоих. Их забавляло это. Не бой — простая детская перепалка, где даже вряд ли растяжение получишь. Их взгляды метали искры, понятные только им двоим. Они то сближались оставляя между собой пару сантиметров, то расходились в разные концы ринга. И всё это делали молча.

Всё это время сердце Соколовой колотилось с невероятной скоростью, а, оказавшись в углу ринга, приняло свой привычный ритм. Как по щелчку пальцев, её взгляд сфокусировался на Барнсе, считающим всё это игрой. Она, до какого-то времени, считала также, пока в мозгу набатом не забили слова. Желание. Семнадцать. Ржавый. Рассвет. Печь. Девять. Добросердечный. Возвращение на родину. Один. Товарный вагон. Саша не прозрела. Наоборот — для неё не было ничего более чуждо, чем тот момент. Это был не её код активации, а его. Медленно оттолкнувшись от каната, Соколова сделала три шага. Тоже самое сделал и Барнс.

Именно в тот момент всё и оборвалось. Она бросилась на него, как бросилась в тот день в мотеле, когда он украл разработку Комнаты. Вцепившись пальцами ему в шею, ногами повалила его на пол ринга. Это было неожиданно для Барнса, ведь он не думал, что Соколова воспримет это всё таким образом. Но, на удивление, не пытался дать ей сдачи, хотя удары её были тяжёлыми. Увернулся, пытаясь убрать её руки от себя, а она, в агонии, запрыгнула на него сверху, сдавливая коленями шею, а другой рукой ударяя в основание плеча бионической руки. Не получалось. Теперь уже Барнс повалил её на пол, пытаясь занести ей руки над головой.

— Тебе не кажется, что это уже не похоже на игру? — с ужасом в глазах, проговорила Романова, когда Соколова пнула ногой Барнса в живот.

— Их нужно остановить, — Роджерс дёрнулся вперед.

— Нет, — голос Старка был буквально оглушающим. — У нас на арене два сильнейших и безумных. Нам нужно знать, кто из них опаснее.

Наташа и Стив переглянулись. У девушки по коже прошелся табун мурашек. Создавалось ощущение, что её посадили в здание Красной комнаты, заставив наблюдать за обучением девочек.

У Соколовой никогда не было такой силы, как в тот момент. И это было ужасающе. Барнс не пытался ей навредить — только обезвредить, она же, в свою очередь, вгрызалась зубами ему в кожу, душила до конечных вздохов.

— Желание, — разнеслось эхом в голове Джеймса и он на секунду потерял хватку, давая Соколовой возможность в который раз уложить его на пол. Все разы, когда это кто-то говорил — ничего не происходило. В этот раз в нём будто что-то начинало шевелиться.

—Семнадцать, — удар в лицо, от которого мужчина не успел отвернуться.

Соколова заносит руку для следующего столкновения, но то не происходит. Она ошеломленно смотрит на Джеймса, лицо которого залито в крови. На ней ни царапины, ни малейшего синячка. Горячка в её голове прошла, будто она сама себе приказала остановится. Взглянула на свои руки — и чуть не заорала. Это был тот сон. На ней, впервые за долгое время, чужая кровь. Её кинуло в жар, и тут же в холод, отнимая дар речи. Она снова взглянула на Барнса, аккуратно положившего свои руки ей на ладони. Никто из присутствующих, кроме него, не понял, что только что произошло. Саша сглотнула и, медленно моргнув, встала на ноги.

— Прости, — кинула еле слышно и, не взглянув ни на кого, вышла из зала.

Джеймс поднялся сразу, как только Соколова покинула зал. Ему не было больно, он лишь одним простым движением вправил себе нос и оказался рядом с остальными Мстителями.

— Ты сопротивлялся ей, — аккуратно начала Романова. — А она тебя чуть не убила.

— Так было в тот раз, когда мы впервые столкнулись, — кратко ответил Джеймс и плюхнулся на диванчик.

Старк лишь состроил гримасу, ничего не сказав. Для всех произошедшее стало чем-то непонятным. А Наташа для себя сделала вывод: Соколова была хранительницей всех тайн Красной комнаты.

— Она молодец, — проговорил Дрейков, прикладывая толстый палец к сухим губам. — Я ей только напомнил, где дом, и она тут же стала его защищать.

— Генерал, активируем? — «слуга», который раз за день, уклонился.

— Рано. Она уже моя, пусть погуляет.