25 (1/2)

Облокотившись о раковину в своей комнате, Драко пытался вновь и вновь вернуть свой окклюментивный барьер, к чёртовой матери с корнем сорванный Грейнджер, на законное место. Его усилия вот уже битый час оказывались совершенно бесполезными, обезоруженному сознанию не помогал даже до этого безотказно мобилизующий аргумент о смертельной опасности и перспективе утраты своего единственного довода, не позволяющего Тёмному Лорду убить духолова на месте за угрозы в его адрес.

Чем больше времени проходило, тем сильнее его с головой захлёстывали эмоции, главной из которых была ярость. Да, он с детства знал, что исключительность происхождения накладывала на него обязательства. Осознанно не вёлся на провокации Блейза, который при всей своей чистокровности и браваде всё же понимал, что выбирать супругу из Священных Двадцати Восьми сможет только после того, как Драко и остальные наследники, кто придерживались традиций, будут несвободны.

И всё же… он с детства не привык слышать слово «нет». Привык получать желаемое по щелчку пальцев, будь то метла новой модели, место ловца в сборной факультета, ультрамодная мантия на Святочный бал — и только теперь не мог владеть тем, чего желал больше всего на свете.

Той, если быть точнее. Чёртовой Гермионой Грейнджер, которую после долгих лет постоянных оскорблений в школе должно было мутить от одной только мысли о поцелуе с ним. Той самой, видя которую в коридорах Хогвартса под ручку с Поттером каждый студент, даже полный ноль в прорицании, мысленно констатировал: «Они поженятся».

Той самой, что не захотела списывать их спонтанный поцелуй на нависшую смертельную опасность. Той, что призналась, что поцеловала его потому, что сама этого хотела.

У Драко в голове созрел план. Чёртов план, который оставалось только воплотить в жизнь. Он был прост, как и всё гениальное, и каждый раз, прокручивая его в голове, Малфой всё больше уверялся в его идеальности. Итак, едва найдя в себе силы закрыть бушующее от эмоций после поцелуя подсознание, он отправится искать родителей. Оказавшись с ними в одном помещении, потребует организовать для него магическое бракосочетание с кем угодно подходящим: Пэнси Паркинсон, Астория Гринграсс, Миллисента Булстроуд, пусть будет хоть Алекто Кэрроу — плевать. Просто плевать. Нужно лишь снять с себя бремя обязательств перед родом. Избавиться от необходимости хранить невинность… и упасть ниже некуда, повторив этот поцелуй с Грейнджер сотни, а может, и тысячи раз. Быть может, однажды она возьмёт инициативу в свои руки и, перехватив его запястье, снова даст понять, каких прикосновений от него ждёт. Станет сверкающей на солнце вспышкой золотого снитча на квиддичном поле, которая ослепит и не даст шанса изменить траекторию полёта, кроме как следовать за собой, ликовать оттого, что казавшийся непобедимым соперник остался позади.

И в погоне за которым не страшно даже разбиться насмерть, слетев с метлы на полном ходу.

Встряхнувшись, Драко обессиленно запустил руки в волосы, издав страдальческий стон. Он был уверен, что Грейнджер даже примерно не представляла, насколько уязвимым его сделала, подарив этот поцелуй. Насколько ближе сейчас он был к верной смерти, чем в Хогвартсе, когда они едва не попались. Часы отсчитывали минуту за минутой, а он никак не мог собраться. Это напоминало уроки, когда он стремился успеть сделать что-то быстрее Гермионы. И, как назло, именно тогда всё буквально из рук валилось, и под конец занятия рисуемая в голове планка снижалась до уровня, когда пределом мечтаний становилась весьма банальная цель хотя бы не схлопотать отработку.

— Морри! — невесть зачем позвал он эльфа, будто на деле хотел убедиться, что родовая магия пока ещё по-прежнему с ним, в глубине души не зная, что испытал бы, не явись домовик на зов. И с ужасом констатируя, что, возможно, рад был бы положению вещей, при котором терять стало бы нечего. И почти надеясь, что совершенно спонтанный и никак не зависящий от его собственной воли поцелуй грязнокровки сразу же поставил перед фактом утраты того, что он обязан был ценить сильнее всего.

— Молодой хозяин, — едва появившись в комнате, эльф почтительно поклонился до самого ковра. — Что Морри может для вас сделать?

— Отец у себя? — задал вопрос юноша, лишь бы что-то спросить.

— Господин Люциус в восточной столовой вместе с мадам Лестрейндж и господами Роули и Долоховым, — ответил Морри, голос которого при озвучивании имён заметно дрогнул.

— Как думаешь, они сильно заняты? — глупо уточнил Драко. Он не желал ни на день больше не откладывать вопрос о собственной женитьбе.

— Они допрашивают пленника, — задрожав ещё сильнее, выдавил из себя эльф, отчего тот понял, что одними лишь вопросами дознание не ограничивалось. Впрочем, тут же решил для себя, что ему это на руку: Люциус едва ли мог тягаться в мастерстве исполнения Круциатуса с Беллатрисой и следовательно совершенно точно мог уделить время непокорному сыну, инициатива которого на сей раз его определённо бы порадовала. Убедила бы, что Драко прекратил свой заведомо обречённый бунт.

Представив на секунду, что случилось бы с Малфоем-старшим, узнай тот хоть десятую долю того, что с начала осени творил его наследник, он вмиг ощутил, как кровь буквально схлынула с лица.

— Молодой хозяин загрустил от слов Морри? — не укрылась от домовика перемена в его настроении. — Морри плохой эльф, Морри накажет себя!

— Не нужно, — отрезал Драко, заставив себя разжать пальцы и сделать шаг в сторону от раковины. — Молодому хозяину впору самому себя наказывать, — едва слышно пробормотал он, отчего длинные уши эльфа дрогнули в надежде уловить этот неразличимый шёпот. — Можешь идти, Морри. Спасибо.

Для верности приняв умиротворяющую настойку и надев мантию Пожирателя Смерти как символ покорности, Драко всё же решился и заставил себя выйти в коридор. Смирившись, что смакование воспоминаний в одиночестве едва ли позволит вернуть контроль над разумом, он уверенным шагом направился в сторону столовой в восточном крыле. Постоянно убеждая себя, что предсказуемая реакция отца буквально на каждое его слово и действие делало спонтанно придуманный план буквально обречённым на успех, Драко приблизился к столовой, однако пройти внутрь не успел.

Он знал, что с Кормака Маклаггена сняли Силенцио. Пара сеансов легилименции Тёмного Лорда позволили выявить неприятную для Пожирателей Смерти закономерность: количество информации, которое Волдеморту удавалось обнаружить, планомерно сокращалось с каждым вмешательством. В глубине души Малфой ощущал некий дискомфорт оттого, что ничем не мог помочь пленнику, и оправдывал собственное бездействие тем, что его допросы проводились куда более гуманно, чем могли бы: с использованием Круциатуса, но не настолько, чтобы свести с ума; без Веритасерума, который на него по-прежнему не действовал; и, разумеется, теперь полностью исключали легилименцию. Другие виды пыток типа голода, отсутствия сна, отрезанных пальцев и прочих «прелестей», более близких к миру магглов, Драко всерьёз не воспринимал, ведь после них благодаря колдомедицине можно было восстановиться полностью. Это была не тёмная магия.

— Кормак, поверь, нам отнюдь не доставляет удовольствия мучить тебя, — почти ласково говорил Люциус. — Это всё может закончиться гораздо быстрее. Не будет боли. Холода. Голода. Страданий. Не будет тебя самого. Поверь, это не страшно и не больно. Это быстрее, чем засыпать, — словно Змей-искуситель, готовый даровать долгожданное избавление, нашёптывал он. — Сам видишь, они бросили тебя. Никто не придёт, не на что надеяться. Спасения не будет. Поттер победит или Тёмный Лорд — разницы ты не почувствуешь. Оживлять мёртвых не дано даже Избранному. Так зачем мучиться? Для чего продлевать агонию? Я не лгу тебе, не сулю воздушных замков, абсолютно откровенен и рассчитываю на ответную любезность. Что ж, мы уже разобрались, что имя зельевара, который работает на Орден, тебе неизвестно, не так ли?

— Д-да… — до Драко долетел едва слышный ответ, в котором невозможно было узнать всегда высокомерный тон Маклаггена.

— Ну-ну, не нужно дрожать, я верю тебе, — приободрил его Люциус. — Честный ответ на этот вопрос стоил тебе одного глаза, едва ли ты стал бы рисковать вторым.

— Хватит разводить эти сантименты! — рявкнула Беллатриса, перебивая Малфоя-старшего. — Я с радостью выколю второй, если ты сию секунду не скажешь, где может находиться грязнокровка! — на этих словах Драко вздрогнул. Необоснованное предчувствие беды накрыло с головой, хотя объективных поводов для паники не было. Он ведь уже давно предупредил Грейнджер об опасности. И наверняка Ордену известно, что Маклагген в плену. Они должны были перестраховаться и сделать так, чтобы известная ему информация стала устаревшей. Времени на это было достаточно.

Тем не менее тревога не отпускала, заставляя вслушиваться, ловить каждое слово и молиться самому Мерлину, чтобы не быть обнаруженным. Его пугало непонимание того, как мыслят гриффиндорцы. Те решения и мотивы, которые казались ему очевидными, они не только подвергали сомнению, но и переворачивали с ног на голову. Оттого грядущая трагедия с каждым мгновением казалась едва ли не свершившимся фактом.

— Н-не помню… — раздалось в ответ.

— Значит, знал?! — в голосе Беллатрисы слышались стальные нотки. — Знал, но забыл?!

— Н-нет…

Драко едва не выдал себя, прижавшись ухом к двери слишком близко, отчего та издала едва слышный скрип, заставивший его отскочить на несколько шагов и потерять драгоценные секунды, чтобы убедиться, что его оплошность не была замечена.

— …спасёт, — голос Маклаггена звучал всё чётче. — Гермиона спасёт, — продолжал он, повторяя одну фразу, словно заведённый.

— Не спасёт тебя никто, — расхохотался Роули. — Мы раньше поймаем грязнокровку. Сначала пустим по кругу, а потом передадим Тёмному Лорду. Поверь, он знает, как влезть в башку к Поттеру и в красках продемонстрировать, как она будет веселиться с каждым из нас!

— Н-не н-найдёте, — Маклагген определённо терял связь с реальностью, впадал в полубредовое состояние, что, видимо, и было частью плана. — Меня спасёт Гермиона! — выкрикнул он, после чего в комнате на несколько секунд воцарилось молчание.

— Что это?! А ну, дай сюда! — раздался приказной голос Беллатрисы. Драко начал прикидывать, не обнаружить ли своё присутствие. В конце концов, он был одним из них и вполне имел право находиться в столовой и увидеть то, что потребовала у пленника Беллатриса. Однако решиться не успел, ведь допрос продолжался:

— Что это?! — рявкнула она снова, сопроводив крик эхом разлетевшегося по столовой звука пощёчины, сила которой явно черпалась не из хрупкого телосложения волшебницы, а из вложенной в неё ярости.

— П-п-пергамент…

— Я это и без тебя вижу! Зачем он?!

— Гермиона спасёт… — бормотание Маклаггена, к осторожному облегчению Драко, становилось всё бессвязнее с каждой секундой.

— Тише, Белла, не нужно усердствовать, он ведь и так отвечает, — елейным голосом обратился к Лестрейндж Люциус. — Спустя столько времени ты по-прежнему надеешься, что Гермиона спасёт тебя? С помощью пергамента, не так ли? Ты потому его нам не показывал? Расскажи, обещаю, что мы не станем тебя пытать. — На этих словах его единственный наследник непроизвольно вздрогнул, осознавая, что положение его самого до недавнего времени едва ли принципиально отличалось от того, в котором находился Маклагген. Отчаянно хотелось обладать способностями Снейпа на расстоянии проникать в сознание другого человека.

«Не верь ему! — сжав челюсти до хруста, непонятно зачем обратился Драко к пленнику, который никак не мог его ни видеть, ни слышать. — Не верь ни одному его слову! Перед тобой человек, что пытал Круциатусом собственного сына! Тот, кто недрогнувшей рукой убил Рона Уизли! Единственное, что ты ещё сможешь, — продать свою жизнь подороже! Ты не спасёшься, сдав им Грейнджер! Те, кто оказывается в Малфой-Мэноре не по своей воле, живыми отсюда не выходят!» — осознавая, насколько бессмысленным был этот внутренний монолог, обращённый к Маклаггену, он устало прикрыл глаза, позволив событиям развиваться без собственного вмешательства.

— Гермиона… Грейнджер… — неожиданно с лёгкостью вернув окклюментивный щит, Малфой-младший с облечением продолжал вслушиваться в происходящее в столовой. — Позовёт… скажет куда… спасёт… — звук мешком упавшего тела от потери сознания было невозможно перепутать ни с чем.

— Проклятье… — процедил Люциус. — И Реннервейт больше нельзя, сердце может не выдержать.

— Забудь про него! — приказала Беллатриса в ответ. — Смотри, это совсем не обычный портключ. — Портус! — продолжила она, однако характерного звука перемещения не прозвучало. Пожирательница Смерти осталась в столовой.

— Может, стоит позвать Снейпа? Он столько лет в Хогвартсе со стариком проторчал, может что-то знать, — встрял в их разговор Роули.

— Нет, — категорично отрезала Лестрейндж. — Чем меньше волшебников в курсе, тем больше шансов именно у нас исполнить волю Тёмного Лорда. Сообща мы выйдем на след грязнокровки, — хрипло договорила она и замолчала, из чего Драко заключил, что та пыталась наложить на пергамент чары, распознающие применённую магию.

— Ну что? — спустя некоторое время не удержался от вопроса Люциус.

— Чёртов Дамблдор, тут столько всего понамешано, поди разберись! — раздражённо воскликнула она. — Ты помнишь, что бормотал мальчишка, прежде чем вырубиться?!

— Бессвязный бред, вот что! — вновь подключился Роули.

— Бессвязный бред несёшь ты сейчас! — ядовито отбрила она. — Он говорил, что грязнокровка должна его позвать! Видимо, портключ активирует она! Мальчишка сказал, что она должна сказать, куда перемещаться… — пробормотала Беллатриса задумчиво. — Поэтому пергамент? Надпись появится? — продолжила она. — Но зачем тогда на нём ещё и временные чары? Проклятье! Тут не должно быть ошибки, мы просто обязаны не упустить свой шанс!

— Временные чары исключают теорию с надписью, — опроверг её мысль Люциус. — Сама посуди, если портключ активен ограниченное время, откуда он узнает, в какой момент смотреть на пергамент? Вполне вероятно, что внешний вид портключа или обманный приём, или его использовали для других целей. Сама говоришь, чар наложено много.

— Как же узнать наверняка?! — процедила Беллатриса. — Мы можем обратиться к семейному целителю? Пусть приведёт мальчишку в чувство, нужно продолжить допрос!