Борахэ на колене (Юнмины) (1/2)
Юнги снится сон, в котором он чистит два больших апельсина. Берёт то один, то второй, снимает оранжевую шкурку и отделяет белую тонкую прослойку… Ноготь впивается в мякоть, течёт сок, на кухне откуда-то появляется женщина из домоуправления — он её раньше не видел, но почему-то знает. Она жалуется на своих детей и рассказывает о ремонте линий связи. Юнги предлагает ей чай. Апельсины недоочищены, женщина отрывает дольку и ест, говоря, что и этого хватит. Где-то на фоне мелькает Чимин, произносятся незапоминаемые реплики, солнце светит в окно. Когда все уходят, Юнги берёт телефон, замечая, что Чимин поменял ему и заставки, и иконки приложений местами, переименовал в соцсетях на «РукиНоги Мин», на фотках в профиле какой-то другой человек. Пытаясь написать сообщение: «Какого чёрта», Юнги раз десять набирает не те буквы, стирая, и тут же всплывает входящее от Намджуна: «Ты готов? Помнишь, что сегодня?..». Он не помнит — ни дату, ни предполагаемое событие, ничего. Система лагает, на белом экране чёрные столбики строчек кода, это не привычная операционка, поменялось вообще всё, все ядра, все основы.
Юнги просыпается с сильной болью на языке, справа. Шевелит им, морщась, тащится к зеркалу и видит там кратер, дыру, оставленную зубом. На ладонях следы от ногтей, а на колене фиолетовый синяк, чётко в форме сердечка.
— Какого чёрта.
Он списывает это на стресс от новых реалий — прощай, общежитие, привет больше свободы, с которой тоже надо уметь справляться. Юнги адаптируется к иному ритму, работает над полноформатным сольным альбомом, встречается с группой… Он по ним скучает, но не говорит Чимину, что тот ему иногда снится. Сны Юнги забывает.
И, на самом деле, спать он начинает даже лучше, чем прежде — глубоко и в одобряемое обществом время. Высыпаясь, обнаруживает в организме силы и для всех тех занятий, на которые забивал. Английский, японский, пилатес. Барабаны, гитара, гольф. Мин воодушевлён, полон энергии, он подмигивает озадаченному Намджуну, тянет зубами со шпажки кусочек мяса, и нос улавливает аромат апельсинов. Чимин опоздал на ужин, густо краснея, извиняясь, и он что-то прячет в кармане, постоянно на это отвлекаясь, поглаживая через ткань худи. Юнги так-то пофиг, ему в общем и целом хорошо и прекрасно, сыто, тепло, жизнь бьёт ключом и течёт в нужном русле.
Даже либидо реанимируется, и посреди ночи, не отдавая отчёта своим действиям, Юнги тянется руками между ног, широко их раздвигая… Его возбудило не что-то конкретное, просто ни с того ни с сего захотелось, длинные пальцы поглаживают член, это очень приятно, и так и не успев кончить, он теряет весь интерес, вздыхает и переворачивается на бок.
На ежемесячном походе по врачам, с обязательной остановкой у психолога, Юнги понимает, что всё настолько в порядке, что это ошеломляет.
— Магия, — он пожимает плечами, изучая результаты анализов.
Жаловаться не на что. Всё правда круто, такое чувство… Будто его всегда поддерживают и обнимают, словно ангел-хранитель опомнился и вышел на работу, оберегая и защищая. И когда всё хорошо, он не заостряет на этом внимания — у него график, планы, никакой рефлексии. Иногда на него накатывают спонтанные приливы нежности, щемящей любви и доброты, хочется смеяться и улыбаться.
Облом наступает с симптомами ковида ровно перед вечеринкой Хосока, посвящённой презентации его альбома. Юнги срочно делает пцр-тест, тысячу раз просит прощения, мрачно думает — ну конечно, ничто не вечно под луной. Температура, слабость, и — хоп! На следующий день это проходит, тест отрицательный, и радостный Мин отрывается на концерте у Сая.
Непобедим. Супермэн. Мин Шуга. Гений.
Плачущий у порога Чимин вызывает огромное удивление.
— Прости меня, хён.
Младший воет, втаскиваемый в квартиру. Он не может связать и двух слов — Юнги щедро подливает коньяк в чай, впихивает чашку, просит выпить залпом до дна.
— Что случилось, Чимини?
— Я виноват.
Из кармана Пак достаёт куклу, маленькую, с чёрными волосами и пуговками-глазами. На коленке угадывается блеклый рисунок сердечка.
— Так…