Глава 1. (2/2)
Макс вздрогнул, чувствуя, как горячие капли друг за другом потекли по внутренней стороне бедра, а низ живота просто начал пламенеть от сверх возбуждения. Внутренний омега уже жалобно скулил от страха и предвкушения, отдаваясь неизбежному.
- Вкусный, - прохрипел альфа, склоняясь еще ближе, опаляя своим горячим возбужденным дыханием. - Вылизал бы всего с ног до головы. Люблю таких сильных и независимых омежек. Хочу, чтобы ты терял сознание от счастья на моем узле.
А несчастный коп-омега чувствовал, как весь его гребаный самоконтроль и некогда железная выдержка, которую он выстраивал годами, летят в преисподнюю. Максимов, проклиная все живое на Земле, судорожно выдохнул и послушно запрокинул голову, подставляя уязвимую шею сильнейшему, показывая, что готов на все и сдается без боя умному доминанту, альфе-лидеру.
И дело было вовсе не в стремительно наступающей течке. Ведь так?
Владимир только хмыкнул и властно прикусил омежье горло, после чего рывком поднял на ноги и куда-то повел едва дышащую от всего происходящего омегу, пока та не запнулась за что-то на полпути, ноги несли невольное тело плохо. А после практически уже безвольного Макса просто подхватили на руки, будто он и не весил ни хера...
В черном и тонированном мерсе ехали куда-то долго, по бесконечной дороге с темным зловещим лесом по краям (и как ему только удалось запомнить все чертовы и совсем ненужные тогда детали?) , и он на протяжении всего пути не мог отлипнуть от сильного, так и пышущего жаром, волнительного и зовущего тела главаря банды. Позволял альфе вдоволь распустить руки, которые дерзко и беспрепятственно лезли под его одежду, а горячие губы и язык щипали и вылизывали покорно запрокинутую шею, зубы слабо, но ощутимо, впивались в нежное уязвимое горло, практически помечая безвольную и сладкую омегу, трепещущую в сильных руках властного альфы.
Ласкался, игриво бодался головой о квадратный подбородок довольно ворчащего самца, лез на колени, постоянно преданно урча и выпрашивая свою долю, а альфа и не жадничал...
Макса увезли к черту на кулички в огромный особняк посреди леса и с вооруженными до зубов на каждый квадратный метр охранниками. Он тогда не боялся ничего, покорный и слабый в своей течке, которая хер знает сколько времени назад вступила в свои права. А ведь он не думал тогда, что его, копа, пускай и омегу, может просто пустить по кругу скопище опасных альф, жестоко выебать, порвать, а после просто оставить подыхать с кровоточащими внутренностями. Или просто потом засунут в растраханную кучей хуев задницу пистолет и выстрелят... Но все сложилось по-другому. Совсем по-другому...
Он тогда принадлежал только одному альфе. Жаль, что ненадолго...
Он смутно помнил, как оказался распростертым на кровати, как альфа навалился сверху, и два горячих сильных тела слились в единое разгорячено-возбужденное целое. Как альфа жадно вылизывал его, скулящего и мечущегося под ним, как жадный язык жестко трахал его истекающую и пульсирующую в неистовом желании дырку. Хорошо запомнил, пребывая тогда в сладостном блаженном забытье, лишь собственные глухие стоны, разливающееся по всему телу наслаждение и рычащего над ухом альфу, который с жаром врывался в нежное омежье нутро вновь и вновь...
Владимир предложил ему после нескольких бурных ночей быть вместе. Максимов, не долго думая, согласился. Тогда он и подумать не мог, что добровольно становится игрушкой в руках влиятельного альфы. Но влюбленный по уши омега ничего не хотел замечать вокруг, только видел своего любимого, который делал все, лишь бы он был счастлив. Жаль, что это счастье было на самом деле несуществующим, всего лишь миражом...
Три сумасшедших месяца ”влюбленные” практически не расставались, любили друг друга до потери пульса. Макс даже подумывал уйти из полиции. Его не принуждали, нет, просто, как говорилось вначале, его, влюбленного дурака, ничего больше не волновало, лишь один-единственный человек стал всем его Миром, его Вселенной. Больше ничего не имело права на существование: ни работа, ни собственные увлечения. НИЧЕГО.
К концу третьего месяца этого горячего, крышесносного романа Макс понял, что забеременел. Счастью его не было предела, и это он, омега, который поклялся никогда и ни при каких обстоятельствах не рожать. К детям он был равнодушен, если не больше.
А потом, на следующий день, он даже не успел объявить о своем интересном положении любимому. Владимира подорвали его же конкуренты. И жизнь буквально прекратилась для Максимова, оставляя за собой одно лишь жалкое существование. Только не родившийся еще ребенок не давал омеге окончательно погаснуть.
Но маленькому не суждено было увидеть свет. Через пару недель у Макса произошел выкидыш на фоне всех переживаний. Мужчина с ужасом вспоминал, как из него вываливались кровавые сгустки, ошметки его нерожденного малыша. А дальше скорая, больница и беспросветная физическая и моральная боль.
Как из него выскребали остатки его ребенка он практически не запомнил. Память смилостивилась над ним тогда. Чтобы после, чуть погодя, ударить с новой силой.
Вердикт врачей был неутешительным: больше детей он вряд ли сможет иметь, а если и сможет зачать, это будет еще не скоро. Жалкие пять-семь процентов из ста.
И тогда впервые железный занавес пал, выпростав наружу нежную омежью сущность - Макс громко и протяжно разрыдался на глазах у обомлевших докторов. Всегда сдержанный, грубый и брутальный, тогда он, размазывая слезы по лицу, шептал лишь одно: ”За что?”
А после ушел с головой в бухалово, по-другому это было не назвать.
Начались сплошные дни, а иногда и ночи, беспробудного пьянства. По нечетным, правда, не употреблял. Но сколько бы он в себя не заливал, боль прошлого всегда витала где-то рядом. А по ночам, или чаще всего в пьяном бреду, к нему приходил Володя и всегда задавал только один вопрос: - Где наш ребенок?
Часто он являлся во снах, которые граничили с реальностью, и омега медленно, но верно сходил с ума. И пил, пил, пил. Служба в полиции оказалась под угрозой. Держать запойную омегу там никто не собирался.
Он прекрасно знал, что просто разрушает себя, как свою человеческую личность, так и физическое здоровье, над которым раньше просто трясся. И когда начались нехилые задержки, омега понял - пора завязывать. Гробить себя - это последнее, на что он имел право.
Через боль и страдание Макс все-таки смог подняться на ноги, как бы сложно это ни было. Полгода продержался с горем пополам, дальше стало полегче. Трезвая жизнь была странной и восхитительной.
После всех этих событий Максимов перевелся в другой, отдаленный от старого, отдел, пытаясь забыть страшное прошлое и начать новую и, что немаловажно, трезвую жизнь. Омегу сразу предупредили, что работать он будет только на полставки, а то и вовсе ”внештатным копом по вызову” станет. Да и приняли его только по неплохим рекомендациям и качествам. Макс согласился. Без работы он бы окончательно свихнулся. Доказывать, что он опытнее всех, больше не хотелось. Заебало в кранты.
В новом отделе брутальную омегу, которая не качала права и со всеми была дружелюбна, приняли очень радушно. Макс там и познакомился, а после очень сдружился с Леной и Алексеем Леонидовыми - супружеской парой - и Вахтангом Леоновым. Женщина и Вахтанг работали экспертами-криминалистами, а Алексей, как и сам Макс - операми.
Через какое-то время, когда на одном задании трагически погиб их коллега, у которого осталась овчарка, Макс забрал несчастное, оставшееся без любимого хозяина, осиротевшее животное себе. И дал кличку просто ”Пес”. Вдвоем с питомцем стало не так тоскливо. Да и собака отлично стала помогать в работе, и Максимов считал псину не только любимым питомцем, но и незаменимым напарником. Всегда, куда бы не привели их очередные преступления, везде нужна была помощь собаки. Макс гордился им. А животное, в свою очередь, стало преданным теперь уже своему единственному и любимому хозяину. Хотя поначалу эти двое сходились довольно тяжеловато.
Чуть позже в их дружную рабочую компанию вклинился один дегенерат, капитан по имени Игорь Николаевич Гнездилов, и понеслись одни цирковые представления за другими. В их отделе это чудо появилось по рекомендациям своего дяди-генерала. Но все это еще было полбеды...
Этот клоун, который не достоин был работать ни то что в полиции, в уборщики бы не взяли, дегенерат-недоделок оказался альфой. АЛЬФОЙ! Да, природа, бывало, шутила очень изощренно, превратив их обоих в тех, кем они не должны были рождаться. Имели право родиться другими. Но дегенерат-Гнездилов родился альфой.
А он родился омегой. Между альфой и омегой. И это его история.