Глава 2. Расплата (1/2)
– Как твое имя, дитя?
Темная комната с одной лишь кроватью и бордовые задернутые занавески. Занавески – это обман. За ними лишь серый камень. Здесь не было окон.
В комнате воздух сырой и холодный. И удушающий кислый запах плесени. Отвратительный. Мерзкий настолько, что хотелось загнать пальцы в нос по самые костяшки. И выдрать его оттуда.
– Я не знаю.
Ложь.
Или нет?
Она его разочаровала. Он не подает виду, лицо не меняется ни на мгновение – все тот же добродушный взгляд, мягкая улыбка, затаившаяся в уголках губ. Но глаза леденеют. А воздух вокруг становится еще холоднее.
Она его разочаровала. Снова.
– Как твое имя?
Они пытаются снова и снова. Но все бесполезно. Пустая трата времени, не иначе.
Вокруг его глаз сотни мелких морщинок. Очки холодно бликуют на свету факела.
– Не знаю!
И снова ложь.
Или нет?
Скорее полуправда.
Разочарование. Усталость. Они застывают в его глазах.
Горечь. Страх. Они будто бы навсегда поселяются в ее сердце.
– Давай попробуем с заклинанием? – мягко предлагает он. – Еще разок. Что думаешь?
Ей все равно. Она просто кивает, переводя взгляд на бордовые занавески. Ей не нравится смотреть, как он наводит на нее палочку.
– Легилименс.
Мысли беспорядочно носятся в голове. Они больше ей не подвластны. Чужое присутствие отчетливо ощущается. Чьи-то пальцы копаются прямо там — в ее мозгах. Она видит то же, что видит он.
Темная комната с одной лишь кроватью и бордовые задернутые занавески. А за ними лишь серый камень, никакого окна. Она проверяла.
Одни и те же вопросы: “Как твое имя?” “Сколько лет?” “Где ты живешь?” “Что ты помнишь о магии?”
И одни и те же ответы, сводящиеся лишь к тому, что она не знает и не помнит совсем ничего.
Только недавние воспоминания. Те, что произошли уже после того, как она очнулась на жестких простынях в комнате с бледно-желтыми стенами. В Мунго — так ей сообщили. Мунго было больницей. И ее туда доставили волшебники по имени Кристоф Розье и Том Реддл. Два имени, в которые она вцепилась сразу, страстно желая, чтобы это что-то дало. Но это не дало ничего. Как и имя Карактака Бэркеса, торговца и владельца того самого магазина, в котором по словам мистера Розье и мистера Реддла, она появилась буквально из ниоткуда.
Ее называли “пациентка Бонэм”. Как ей объяснили, в Мунго давали эту фамилию всем безымянным больным, всем новорожденным брошенным детям. Всем недееспособным больным, к которым не приходили родственники и друзья. Всем неизвестным. В честь Святого Мунго Бонэма, имя которого носила и сама больница.
Вот так вот просто. Пациентка Бонэм. Или же еще проще. Бонэм.
Когда за ней пришел этот человек – Альбус Дамблдор, она успела провести в сознании меньше суток. Успела узнать о том, что она волшебница и о том, что пальцы помнят, как держать палочку, а язык – как колдовать. Что она помнит, как говорить и ходить, что ненавидит пироги с тыквой, а на любую непонятную ситуацию из горла сам собою вырывается вздох: “Мерлин”. Что она, собственно знает, кто такой Мерлин, но не имеет понятия о том что такое Лютный переулок и на каком факультете в Хогвартсе она учится или училась. У кого покупала палочку, как зовут ее родителей. И сколько ей лет. И какой сейчас год.
И кто она вообще такая.
Ей успели рассказать о том, кто и при каких обстоятельствах ее обнаружил. О том, что никаких проклятий не выявлено и физиологически она совершенно здорова. Она успела узнать, что никто не приходил навестить ее. Что о ней дали объявление в газету. Но писем никаких в больницу не поступило. А ведь без сознания она там провела больше недели. Что доставившие ее в Мунго мистер Розье и мистер Реддл никогда ее раньше не видели. И что ей их имена тоже совершенно ни о чем не говорят.
Она успела понять, что совершенно ничего о себе не знает. Не помнит. И было лишь одно слово, что отзывалось странным трепетом где-то внутри.
Хогвартс.
Она знала, что это школа. Не помнила, доводилось ли ей там учиться, но точно знала, что слышать о ней приходилось.
Колдомедики зацепились за это, как за спасительную соломинку. И вызвали в госпиталь некоего Армандо Диппета.
Но вместо него явился другой человек. Альбус Дамблдор.
Он забрал ее в Хогвартс. С позволения колдомедиков. И ее собственного.
Маггловскую Британию сотрясали бомбежки. Мунго и другие магические больницы были переполнены волшебниками-жертвами не волшебной войны. Ресурсов катастрофически не хватало. Ни мест, ни персонала.
Ей не хотелось занимать чью-то койку. Человека, возможно, нуждающегося в медицинской помощи куда больше, чем она сама.
К тому же, и ей было немного стыдно самой себе в том признаваться, у нее был и собственный интерес, чтобы сменить больничную палату на одну из комнат волшебной школы. Она надеялась, что сможет вспомнить.
Она рассчитывала, что переступив порог Хогвартса, она узнает о себе все. Что воспоминания наполнят пустоту внутри нее. Эту тяжелую, болезненную дырку, где-то в глубине головы.
Но реальность оказалась жестокой.
Потому что, переступив порог Хогварста, она не вспомнила ничего. Она не узнавала его. Этот величественный, древний замок. Сейчас пустовавший, в разгар июля.
Не узнавала ее и сама школа. Ни призраки, удивленно косящиеся на нее, проплывая мимо. Ни картины, живые, двигающиеся, говорившие с ней самой и между собой. Ни директор – Армандо Диппет.
Ни Альбус Дамблдор – заместитель директора и профессор Трансфигурации. А теперь еще и ее личный доктор и тюремщик в одном лице. Ее ночной кошмар, следующий за ней всегда по пятам, стоило ей ступить в коридоры школы.
Даже странная говорящая шляпа – такая древняя и затасканная, что казалась неуместным хламом в этой помпезности и великолепии замка – и та, очутившись у нее на голове не смогла сообщить ничего нового. Она не знала эту странную девчонку, посмевшую потревожить ее в разгар лета. И Бонэм – так она привыкла себя называть – сорвала ее с головы, прежде чем услышать на какой факультет ее собираются отослать.
Большую часть времени в Хогвартсе, пациентка Бонэм, проводила в душной, сырой комнате где-то в подземельях. Альбус Дамблдор раз в день выводил ее на прогулку – по замку или его территории. Но всегда запирал за собой дверь, когда ее оставлял. Ей было запрещено покидать комнату без присмотра.
– Из соображений твоей безопасности, – объяснял Армандо Диппет.
Кажется, ему не особенно нравилось, что какая-то чужачка находится на территории его школы.
В Книге Душ Хогвартса – толстенном фолианте, жутко древнем и с виду очень хрупком, казалось дотронься, и страницы рассыпятся прямо под пальцами – тоже не было никаких записей о волшебнице, которую бы никто не знал. Диппет связался со всеми магическими семьями, чьи дети по тем или иным причинам не посещали школу. Но ни у кого из них не терялись молодые родственницы.
Диппет предположил, что она могла быть американкой. Но выговор ее был британский. Чистый.
Пациентка Бонэм была загадкой. Еще одной тайной Хогвартса. Личной головоломкой Альбуса Дамблдора.
И одной из сенсаций “Ежедневного пророка”.
К счастью, репортеров на территорию школы никто не пускал. А ни колдомедики Мунго, ни Диппет, ни Дамблдор не считали уместным травмировать девушку еще и бестактными вопросами журналистов.
Но она видела пару выпусков. Ее фотография – отвратительная, сделанная без ее разрешения, до того как пришла в сознание: на больничной койке, с впалыми щеками и разбитой губой – хоть и не была на первой полосе, но с завидной регулярностью появлялась где-то на третьей.
И нельзя было сказать, будто бы ей не было лестным такое внимание. Она была кем-то сродни знаменитости. Соседствовала с новостями о Грин-де-Вальде и Гитлере. С магическими открытиями, сообщениями о помолвках родовитых волшебников… и некрологами.
Но все равно ничто не могло вытащить ее из того ужаса, в который затягивала неизвестность.
“Как твое имя?”, “Сколько тебе лет?”, “Кто твои родители?”, “Кто учил тебя колдовать?”, “Где твоя палочка?”
Он спрашивал – Дамблдор – снова и снова. Задавал одни и те же вопросы.
И чаще других: как ее имя.
А она снова и снова повторяла «не знаю». Как заведенная. Как мантру, молитву.
Но это было… неправдой.
На самом деле она кое-что все-таки о себе знала. Знала, что ее зовут Джинкси. Или быть может не зовут. Быть может это что-то сродни прозвищу… Она не была уверена, но…