можно, я тебе отсосу? (2/2)
«А я, блять, что ли знал?»
– Апчхи, блять, Кками, не лезь, пока в соплях не утонул, – Джисон шумно разувается, снимает куртку и откидывает обувь в сторону, с хрустом потягиваясь. – Я так заебался, Хван, ты б знал. Мне вытрахали весь мозг за этот день, как будто в психушке сегодня день открытых дверей, и они все повыползали к нам.
Хёнджин тянется вбок, в сторону коридора, оглядывая чужие локти и босые стопы, пока Феликс резко съезжает с его всё ещё крепко стоящего члена, заставляя нервно вдохнуть, и поднимается на дрожащих коленках на ноги, резко падая на стул.
– О, ты на кухне!
Хёнджин сквозь зубы материться, поспешно натягивает серые спортивки на бёдра и с красными щеками встаёт спиной к проходу, резко врубая воду в кране.
– А одна бабка, блять, так вообще попыталась мне глаза ручкой выколоть, и порвала мой капюшон, когда я собрался покурить. Пришлось ментов вызывать, ебана свет вообще… о Ликс?
– Привет, – Феликс нервно кивает головой, сложив нога на ногу, теребит пальцами края футболки и косо поглядывает на полупустую пачку хвановых сигарет.
Хван же делает вид, что он здесь, не больше, чем приложение к раковине; намывает иссохшую грязь на скопившейся посуде и отвлекается на матерные склоки в сторону Хана – «какого такого хуя вообще даже посуда не помыта?»
– А вы что тут делаете?
– Чай пьём, не видишь? – раздраженно бурчит Хёнджин, откладывает чистую посуду в сторону, а Феликс глядит то на Джисона, то на Хвана, и откровенно подвисает на картине его голых рук. Игнорирует мысль, что они оба без трусов.
– Так холодный уже! Я сейчас новый чайник поставлю. Уже познакомились?
– Ага, – кивает Ликс и всё же прикуривает. От стресса.
– Я же говорил, что после выходных Хёнджин не собака, не будет он тебя есть. Он вообще, когда отдохнувший, такая душка, – звонко смеется Джисон, проверяет наличие воды в чайнике, и щёлкает включателем. – Я щас быстро переоденусь и все вместе чай попьём.
Когда Джисон убегает в комнату, Хёнджин домывает последнюю тарелку, вырубает кран и с глубоким вздохом подпирает раковину руками, опуская голову. Из его рта вырывается тихий нервный смешок, переходящий в тихую истерику, которую Феликс подхватывает, прижимая одно колено к собственной груди.
– Как думаешь, он что-то заметил? – шёпотом спрашивает Хёнджин, подходит к Феликсу впритык и наклоняется грудью над его лицом, потянувшись к фильтру сигареты.
Феликс мелко дрожащие пальцы прижимает к хвановым губам, запоминая их мягкость, и пожимает плечами.
– Всё равно узнает, – улыбается Феликс, запрокидывает голову и мажет носом вдоль хвановой шеи, прижимая ладонь к его выпирающему члену и крепко сжимая в ладошке. Хёнджина дрожью насквозь пробивает; он охотливо толкается в руку, пальцы вплетает в ликсовы волосы и влажно целует его пухлые губы, горячо слизывая с его языка привкус собственной смазки.
– Я напишу тебе свой номер, можем как-нибудь увидеться.
– У меня квартира пустая, кстати, – спешно говорит Феликс, оглядывается вдоль коридора, и отхватывает себе ещё один поцелуй, кусая Хёнджина за губу.
Хван неловко тупит взгляд в окно, гладит ликсов затылок широкой ладонью и нехотя отходит, присаживаясь напротив.
– Это значит «да»?
– Это значит «я хочу, чтобы ты кончил мне на лицо, а потом выебал, пока я буду умываться».
Хван звонко и ненастно скулит, прикрывает ладонью глаза, крепко жмурясь. Перед глазами тысяча и одна фантазия с участием Феликса, пока Феликс сидит напротив него и заливисто смеётся.
– Я вернулся. Блять, Хван, ты бы хоть оделся, а то сидишь здесь в одних штанах и сиськами светишь. Ещё бы голым из ванны вышел, тогда бы Ликс вообще ахуел.
Феликс заходится в истерическом смехе.