3. (2/2)

— Думаешь, его ещё не продали на органы? — усмехнулся второй голос, видимо, стрелявшего.

— Заткни пасть, — заговорил третий. — Кто-то же нам открыл дверь.

— Причём очень наивно и доверчиво… — заметил первый.

Действительно. Это было очень глупо, и Слава сильно жалел о своём поступке. Наверное, этим людям было бы несложно снести с петель хлипкую дверь, если они так хотели попасть внутрь. Молодые мужчины с оружием — точно… Они бы справились за две минуты. Но этих двух минут Славе бы хватило, чтобы выскользнуть в окно и убежать отсюда. А теперь ему только и оставалось прятаться за распахнутой дверью своей спальни.

— Артём, кухню и ванную осмотри. Влад, идём, проверим комнаты. И убери свой грёбаный автомат. Нахер вообще его с собой взял? Мы не барыгу прижимать приехали, а пятидесятилетнего алкаша.

— Да и то, так. Только привет передать заскочили… — едва расслышал Слава, подумав о том, что это, видать, Артём сказал.

И так, думать нужно было быстро. Что он имел? К нему направлялись двое мужчин, у одного из которых был автомат со спущенным предохранителем. Замечательно, просто великолепно. Слава придумал. Стараясь не наделать шума, он взял в руки табуретку. Даже звучит глупо, но не так глупо, как просто остаться стоять на месте, прикинувшись элементом декора.

Вот он. Высокий прочный парень в тёмной одежде, за спиной болтается автомат. Не очень осторожно зашёл в комнату, видимо, будучи уверенным в том, что она пуста. Слава воспользовался моментом и что было силы треснул его по затылку табуреткой, которая тут же разломалась в его руках. К счастью, удара хватило, чтобы незнакомец громко вскрикнул и повалился на пол.

— Блять, — тихо процедил Слава, осознав, что шума было слишком много.

Совсем не успев подумать, он почувствовал себя персонажем ГТА 5 и вооружился автоматом обезвреженного парня, который от боли и шока только смог промычать что-то невнятное. Слава услышал шаги и пугано забился в угол, ожидая чего угодно, даже человека на танке или, ну, хотя бы с дробовиком. Кто их знает? Михайлов даже не понимал, что им нужно, но люди с хорошими намерениями не вламываются в чужие квартиры с оружием.

На пороге недоумённо застыл молодой симпатичный шатен. В его мимике было что-то необычное, в зелёных глазах и сжатых в тонкую линию губах так и читалось что-то вроде «каверзная ситуация». Он всего секунду смотрел на своего корчащегося от боли напарника, затем на обломки табуретки, затем поднял взгляд и искренне изумился, увидев в углу молодого пацана с огромным автоматом, который едва держался в дрожащих руках.

— Ебучий случай, — обронил он растерянно при виде этой картины. — Пацан, положи автомат на пол, не дури.

— Так я тебя и послушал! — завопил Слава, сильнее вжимаясь в стену.

— Положи автомат, придурок, — сквозь зубы приказал третий парень. — Нас трое, а ты один. Пока разберёшься, как спустить курок, мы из тебя уже решето сделаем.

Он сдул с лица светлую чёлку и прицелился дулом пистолета в лоб пацана. Очевидно, напарник тоже услышал этот странный шум и решил проверить обстановку. Холодным взглядом он вырезал дыру в груди Славы, показываясь при этом из-за спины того, который появился в дверном проёме раньше. На его лице, к слову, уже не было прежнего исступления. Только стальной холод.

— Артём, опусти пистолет, — приказал мужчина, с каким-то изяществом махнув одетой в перстни ладонью. — Пацану лет восемнадцать, он в ахуе и не понимает, что делает.

— Вот именно! — свистнул Артём. — Он не в себе, Гриша, ты хочешь, чтобы тебя с автомата ебанули?

— Заткнись, — как оказалось, Гриша, завёл руку за спину и схватил Артёма за шкирку, заставив выйти вперёд. — Не трогай его, Владу помоги. Я ему теперь до старости буду припоминать, как его пиздюк табуреткой хлопнул.

— Нет! — встрял Слава, из последних сил пытаясь не разрыдаться. — Не шевелитесь! Я выстрелю!

Сказав это, он действительно выстрелил, но только потому, что на нервах дёрнулась рука. Пуля улетела в потолок и сбила люстру, Артём только успел оттащить Влада, чтобы ему не досталось ещё раз. Всё произошло слишком резко: разбилось матовое стекло и лампочка, посыпалась штукатурка и куски бетона, автомат из рук выскользнул, а сам Слава, то ли от шока, то ли от безысходности и беззащитности отшвырнул от себя автомат и сполз вниз по стене, заливаясь слезами. Последнее, что он видел — как Артём, полный злости, снова направляет на него пистолет и едва держится, чтобы не выстрелить.

Гриша не знал, сколько лет пацану — может, шестнадцать или семнадцать, максимум лет девятнадцать, но он в любом случае не должен был стать участником этой сцены. Когда раздался выстрел этими неумелыми руками, Ляхов и сам потянулся к кобуре, где был припрятан его пистолет, но вовремя одёрнул себя.

Он тяжело вздохнул, и перешагнув разбитую люстру, опустился на корточки рядом с парнем. Тот сидел, упав лицом в колени, и жалко хныкал от испуга. Одной рукой Гриша прихватил ставшее бесхозным оружие и подкинул его поближе к Артёму с Владом, который понемногу приходил в себя. Второй рукой Ляхов легонько коснулся чужого предплечья, но Слава сразу же постарался отшатнуться, несмотря на то, что было некуда.

— Не трогайте меня! Я ничего плохого никому не сделал! Если это из-за четырёх тысяч, которые я спёр, то я всё верну! — подняв заплаканные глаза, пообещал Слава.

— Ты… Только что сделал дыру в квартиру своих соседей сверху, — снисходительно вздохнув, Гриша поднял глаза к потолку. — Успокойся, пожалуйста. Никто и не собирался тебя трогать.

— Какие четыре тысячи? Что несёт этот маленький кретин? — всё ещё шипя от боли, Влад приподнялся на локтях.

— Я не знаю. Осмотрите квартиру. Эту маленькую симпатичную неприятность я беру на себя. — с прежним безразличием распорядился Буда.

Слава всё ещё смотрел на происходящее через пелену слёз и прятал половину лица в коленях. Он чувствовал себя маленьким, жалким и глупым, но в таких обстоятельствах оставаться спокойным было крайне сложно. Гриша абсолютно не знал, что ему делать. Он одной своей ладонью убрал руки Славы и указательным пальцем приподнял его подбородок, внимательно заглядывая в лицо. Чувствуя, что нет никаких способов защититься, Михайлов подчинился. Желания это делать не было, но, в конце концов, если даже он этого Гришу резко ударит, Артём точно прострелит ему колено или голову.

— Ты под кайфом, серьёзно? — с непонятной эмоцией констатировал Гриша и задумчиво нахмурился. — Конечно… Какие ещё радости у ребёнка из такой семьи. Давай-ка мы с тобой выйдем подышать свежим воздухом, только без глупостей, ладно?

Слава нашёл в себе силы кивнуть и ещё раз про себя повторил, что возражать и сопротивляться бесполезно. Он испытал какое-то отвращение от услышанных слов, и ему совсем не хотелось идти куда-то с этим человеком, который, похоже, не пытался сделать с ним ничего плохого. Но выбора не было.

Гриша поднялся и протянул ему руку, в которую Михайлов, пересилив себя, вложил свою. Буда галантно помог ему подняться и обойти весь этот бардак на выходе из комнаты, затем повёл к выходу. Проходя основную комнату, Слава увидел на ковре осколки от серванта и стоявшего в нём хрусталя. Всё-таки, стоило его сдать в ломбард, теперь уже всей этой груде осколков будут рады разве что на приёме стеклотары, и то вряд ли.

Славе плохо помнилось, как они оказались на улице. Гриша вёл его и Гриша же усадил его на сырую лавочку как маленького. Только тогда отпустил.

— Я не маленький, не нужно так со мной возиться. — гордо сказал Слава и поёжился от холодного ветра, почувствовав, что всё ещё сильно боится — он мог бы убежать, но намертво прилип к чёртовой скамейке.

Вопреки его же словам, Слава бы ещё долго не смог вылезти из угла, если бы Гриша не помог ему подняться и не вывел на улицу.

— Ты наделал слишком много глупостей, — сурово сказал Гриша, по-прежнему обращаясь с ним, как с ребёнком. — Я тебя не осуждаю. Ты, видимо, вообще не в курсе происходящего.

— Совершенно. Будь добр, просвети, — нахамил Слава неосознанно и вдруг понял, что давно уже протрезвел от таких насыщенных эмоций. — Как, по-твоему, я должен был поступить, когда в мою квартиру ворвались трое мужиков с пушками?

— Во-первых, ты сам нам дверь открыл, — совершенно по-идиотски возразил Гриша, хотя и постарался звучать серьёзно. — Во-вторых… Эта квартира не твоя, малыш.

— Во-первых, я не малыш, мне девятнадцать, — поспешил уведомить Михайлов. — Во-вторых, не моя, хорошо, но моих родителей, точно не ваша!

— А тут ты не прав, — нарочно кашлянув, поправил Ляхов. — Эта квартира и не твоих родителей тоже. Твой папаша проиграл её в карты в моём казино, так что я бы на твоём месте осторожнее разбрасывался претензиями. Я уже молчу о том, что за последние лет десять ты первый, кто позволяет себе разговаривать со мной в таком тоне. Я уж тем более имею право называть тебя так, как мне будет угодно, малыш.

Наскоро переварив смысл чужих слов, Слава прикусил кончик языка и уделано замолк. Ему нечего было на это сказать, в голове было так много всяких мыслей, что она казалась абсолютно пустой. Гриша смотрел на него изучающе. С особым проницанием, таким, что становилось неловко.

Неловко Славе также становилось и потому, что он действительно наломал много дров. Он пытался представить себе это, осознать — перед ним находится владелец казино, человек, у которого есть свои люди с пушками, наверняка, очень богатый и влиятельный человек. А он с ним вот так. Будто по лезвию ножа ходил. Щёки краснели, а ладони потели. Ему было страшно думать и ещё что-то воображать в своём сознании.

— Я понимаю, что ты сейчас сбит с толку, — первым заговорил Гриша, вдоволь начитавшись на чужом лице проскальзывающих сплошной лентой эмоций. — Но тебе нечего бояться. Если ты, конечно, не собираешься выкинуть очередной фокус. Я тебя защитил, потому что пожалел. Но не думай, что я собираюсь дальше терпеть твои выходки, хорошо? Мне будет жалко пристрелить такого хорошенького юношу, но если так будет надо, то у меня даже рука не дрогнет. Просто не мешай нам, и никто из моих парней тебя пальцем не тронет.

Слава пугливо опустил голову и с подчинением кивнул. Гриша вроде как пытался его успокоить, но эти угрозы ничерта не успокаивали. Ему с каждой секундой было только страшнее: отчим проигрался в карты, и бандиты пришли забирать у них квартиру. Отдуваться, конечно, пришлось одному Славе. Лучше бы с Улансом пошёл закладки прятать, понадобилось же ему оказаться не в том месте не в то время.

Где теперь жить? Как теперь жить? Раньше Слава хотя бы знал, что может заявиться к родителям, если будет негде ночевать, а теперь что? Теперь он станет бомжом, и всё из-за грёбаного отчима. Эта квартира осталась от погибшего отца, и Слава уже молчал о том, что матушка с отчимом превратили уютное советское жилище в помойку, но вот это было уже чересчур. Его сейчас не волновало даже, как будут дальше жить они, Слава не понимал, что ему делать дальше. Родные оставили его без всего, даже без крыши над головой.

Из глаз вновь полились слёзы. Он просто не понимал, за что мир так несправедлив с ним. Почему именно он должен страдать из-за того, что его родственники не состоялись в жизни? Зачем вообще рожать ребёнка, если всё, что ты ему можешь дать — разочарование и поломанную психику? Что такого Слава сделал, что не заслужил родиться в нормальной, самой обыкновенной семье? Пусть даже в слегка бедной, но нормальной, а не в такой, в которой всех выселяют из квартиры из-за отчима-лудомана.

— Мне жаль, что тебе приходится вывозить последствия его глупости, — посочувствовал Гриша, будто Слава всё это время говорил вслух, хотя, может, так оно и было. — Квартиру я вам вернуть не могу, да и не вижу смысла — он опять её проиграет. Но могу помочь тебе. Мне иногда бывает одиноко в пустой квартире, так что, если надумаешь — звони, с радостью приму у себя. Не за просто так, но и не за деньги.

Дабы до Славы точно дошли условия этого предложения, Гриша легонько коснулся его колена. Всего на пару секунд. Слава поднял на него свои ошалевшие глаза и пусто выдохнул, неприязненно дёрнув ногой. Буда держал между пальцев визитку и уставился на Славу в ожидании, которое ему явно не нравилось. Руку с его колена он убрал, но всё же решил напоследок высказаться насчёт своего предложения.

— Может, это прозвучало грубо, но я не слишком хорош в ухаживаниях и прочем, поэтому говорю на своём языке — языке деловых отношений. Кое-что твои родители тебе всё же дали — твою миловидную внешность, и ты можешь использовать её, чтобы получить то, что тебе нужно. Как и то, что ты мне понравился. Просто возьми визитку, ты в любое время сможешь её выкинуть — я же не предлагаю тебе набить татуировку с моим номером.

Увидев, что Влад с Артёмом уже выходят из подъезда, Гриша решил, что времени распинаться здесь у него больше нет. Да и кто такой этот мелкий, чтобы он его уговаривал? Буда одним движением вложил визитку в ладонь парня и поднялся, молча последовав к небрежно припаркованному на тротуаре Гелендвагену. Славу он так и оставил размышлять над случившимся, а своим предложением переспать за ночлег, можно сказать, даже добил.

Михайлов так и не понял, пытался ли Гриша его поддержать или, наоборот, поиздеваться над ним, но визитку спрятал в карман. Он собирался её показательно выкинуть, так как был уверен, что не согласится примерить на себя роль дешёвой проститутки никогда в этой жизни, но почему-то сохранил у себя чужой номер. На всякий случай.

***</p>

Ваня вернулся с работы поздно. В первую же смену он задержался после закрытия, чтобы выполнить работу сверх плана, как он привык делать и в прежних изданиях. Знакомство с отделом у него не задалось — как он считал. В целом его приняли хорошо, но сам он чувствовал себя прескверно, поэтому считал своим долгом после смены заехать в алкомаркет и купить себе бутылочку вина.

Квартира встретила его вполне привычно. Он разулся, снял бомбер и устало выдохнул. Ваня имел увлечение готовить себе ужин, но у него редко оставались на это силы в конце дня, вот и сегодня он уже поужинал до своего возвращения. В каком-то, к слову, весьма средненьком кафе около дома, куда он бы предпочёл не возвращаться.

В планах было немного расслабиться — принять ванну с пеной, посмотреть телевизор и выпить вино, которое, прежде всего, нужно было отнести на кухню и открыть. Ваня уже приготовил халат и предвкушал свой отдых перед усиленным планированием их первого дела. Однако, зайдя на кухню, он почувствовал, как сердце падает в пятки.

Непонимание и страх — вот, что Ваня ощутил прежде всего. На белой мраморной столешнице лежал пышный букет алых роз, бережно обёрнутый в серую бумагу. Дрёмин при виде этой картины чуть бутылку с вином не выронил.

Он жил один и дубликат ключей был у него же. Дверь была надёжно заперта, а в окна восемнадцатого этажа пролезть может разве что птица — но этот презент же явно не чайка оставила. Тогда загадка: каким грёбаным образом у него на столе оказался букет роз?! Он был ещё в своём уме и помнил, что не оставлял его здесь, когда уходил.

Не будь его нахождение здесь невозможным, Ваня бы даже обрадовался такому элегантному подарку, но в данном случае эти розы вызвали только сильную растерянность и панический вздох. Дрёмин подошёл поближе, аккуратно оставил вино на тумбочке и с ювелирной осторожностью тонких пальцев ощупал букет. Будто это бомба, которая может взорваться и разнести здесь всё к чертям.

Бомбы вроде не было, зато нашлась крохотная записка, которую Ваня почему-то прочитал вслух.

— «Ты просто нечто, позволишь достать из тебя сердце и забрать его себе?».

Ваня сглотнул, ощутив явный дискомфорт. В прихожей послышался звук открывания замка и хлопок двери. Сердце, которое кто-то хотел из Дрёмина достать, словно замерло и пропустило удар. Ваня задышал чаще, осознав, что всё это время был в квартире не один.

Недолго думая, он схватил самый большой нож и помчался на лестничную клетку. Шагов уже не было слышно, звуков лифта тоже. Ваня вышел на авариную лестницу, крепко сжимая нож, и немного подумал куда ему стоит идти — вверх или вниз. Он выглянул в пролёты, пробежался сначала вниз, понимая, что далеко этот некто уйти не мог, после осмотрел все верхние этажи, но так никого и не нашёл.

Находиться дома теперь было страшно.