1. (2/2)

Его настигла странная мысль — зачем ему нужно было два месяца лежать в реабилитационном центре? Он вернулся домой часа два назад, но уже чувствовал себя так, будто никуда не уезжал. А если вечером Славе «посчастливится» задержаться дома, он увидит пьяную стычку матери и отчима, и очень вероятно, отхватит от кого-нибудь из них по лицу. Тогда точно можно будет смело заявить: «всё как обычно, я был здесь всё это время».

На самом деле, он не то что бы жил у себя дома. Скорее, периодически появлялся, когда было негде больше переночевать. Конечно же, Слава пил, курил, нюхал, трахался — что ему ещё было делать? Такие у него были друзья, потому что только у таких можно было жить по три дня и особо не париться. «Нормальные» же друзья всегда заняты своей жизнью, у них как-то стыдно оставаться даже на одну ночь. Да и потом, к таким не заявишься с разбитым лицом и в порванной футболке. По крайней мере, Слава так думал. Откуда ему было иметь этих самых «нормальных» друзей?

— Ну брат… Я тебе за это старьё рублей пятьсот только дам. — уверял мужчина за прилавком.

— Издеваешься? Это же раритет! Ему уже… Лет сорок, наверное. Если не двести. — сконфуженно выдал Слава, не удовлетворившись предложенной суммой.

— Да ты гонишь. И сколько хочешь за такой невероятный «раритет»? Дай угадаю, мне тебе, может, свой ломбард отдать за это сокровище? Не треплись давай, пять соток даю и иди по делам. — скептично отказал он и затянулся сигаретой, которую потом положил обратно в стеклянную пепельницу.

Слава раздражённо расправил плечи и затопал ногой. Пятьсот рублей — это смешно. Что ему пятьсот рублей? Один косяк и пачка «лирики». Так дело не пойдёт. Ему что, в самом деле придётся выносить хрусталь? Ну тогда можно сразу и телевизор продать, и стиральную машинку, и вообще всё, что на глаза попадётся, потому что это точно будет последний раз, когда Михайлова пустят на порог собственного дома. Тем более, теперь ему нужно ещё тщательнее скрывать факт употребления, а значит, с видного места ничего пропасть не должно.

— Давай хотя бы тысячи две, ну… — неумело торговался Слава.

— Они новые дешевле стоят, за кой хер, скажи, мне твоя ржавая хлебница за такие деньги? Нет, брат, пять соток — это ещё по-божески! — уверял оценщик и даже не врал: такой находке действительно грош цена была.

— Я и не знал, что тостеры такие дешёвые… — вздохнул Михайлов, но не прекратил суетиться, будто рассчитывая на чудо.

И видимо, чудо произошло. В соседнем помещении что-то с грохотом упало, и оценщик, с раздражённым «Блять, Семён!» отлучился на источник шума, попросив Славу немного подождать. Кроме него в этой шарашкиной конторе посетителей не было. Недолго думая, Слава будто на интуиции заглянул за прилавок и обнаружил, что касса, с торчащими из неё цветными купюрами, раскрыта. Он цепанул сначала самую большую, но такая оказалась только одна. Михайлов неловко пихнул её обратно, чтобы себя самого не подставлять, и в спешке нахватал несколько случайных купюр. Как раз в тот момент, когда он пихнул их в карман, оценщик вернулся и снисходительным тоном спросил:

— Ну что ты надумал?

— Ладно, бро. Пятьсот, так пятьсот. Если эта вещь так бесполезна, то забирать я её точно не буду. Хоть что-то поимею. — выпятив губу, пожаловался Слава.

— Вот это правильно, — азартно улыбнулся мужчина и отсчитал мелкими купюрами злосчастные пятьсот рублей, загребая товар за прилавок.

Слава вышел довольным. От ломбарда, на всякий случай, он уезжал очень стремительно, и подумывал хотя бы лет пятнадцать там не появляться — мало ли что. Пересчитав все свои деньги, Михайлов сыто улыбнулся — очень солидная сумма для таких бестолковых стараний, почти пять тысяч рублей. С учетом того, что это была чуть ли не треть его зарплаты официанта, так вообще отлично.

Теперь в его планах было наведаться в гости к старым друзьям. Слава позвонил одному из них, чтобы спросить, будет ли кто-нибудь дома, и бросив под ноги скейтборд, поехал по уже знакомой дороге. Настроение у него понемногу улучшалось от мысли о том, что он наконец-то сможет снова кайфануть.

Последние месяцы, по ощущениям, Михайлов прожил в тематической тюрьме: ему каждый чёртов день говорили, что он болен и должен лечиться. Слава, конечно, не собирался этого делать. Он не хотел, чтобы родители забирали из его жизни то единственное хорошее, что ему удалось найти. Даже осознание вреда, принесённого здоровью, не заставляло его разлучиться с кайфом. Перспектив всё равно было мало, и Слава искренне верил, что он себя уже нашёл. Нашёл себя именно в том, чтобы веселиться, употреблять и кататься на скейтборде. Это действительно приносило ему удовольствие.

Его друзья жили на последнем этаже пятиэтажного дома, и по мере того, как Слава поднимался по лестнице, сердце в приятном ожидании трепетало. Как только он остановился перед дверью, та приоткрылась. Парень с растрёпанными белыми волосами отцепил пальцем железную цепочку, увидев лицо гостя, и раскрыл дверь шире, позволяя пройти в тёмную прихожую.

Эта атмосфера была Славе знакома: стойкий запах травы, разбросанные по полу кроссовки и кеды, заваленная всяким хламом тумбочка, и у самого входа велосипед, который важно не снести. Велосипед стоял обычно только в тёплое время года. Слава прошёл в единственную комнату. Тёмные шторы скрывали комнату от солнечного света, освещением здесь служила ультрафиолетовая лампа и накрытый футболкой ночник. На комоде стоял большой магнитофон, из которого играла песня «The Offspring — Pretty Fly». Над магнитофоном — полка с разношёрстными дисками. Когда-то и у Славы была целая коллекция музыкальных пластинок и небольшой магнитофон, но родители выкинули, чтобы он не бесил их своей глупой музыкой.

— Give it to me baby, uh-huh, uh-huh, — голосисто подпевал играющей песне парень, что, устроившись на маленьком оранжевом диване, пересчитывал пачку купюр.

— Ого, а вы шикуете. — увидев толстую пачку денег, присвистнул Слава.

— Ты так считаешь? — улыбнулся Роберт, покачивая головой в такт одной из своих любимых панк-рок композиций, и неказисто грохнулся на диван рядом со своим другом. — Может, мы были бы богаты, если бы не отдавали восемьдесят процентов этих денег Кизару…

— У вас остаётся всего двадцать процентов на двоих? — Слава недовольно вскинул бровь, хотя и не знал, сколько именно от этих денег составляет двадцать процентов.

— Ага… Точнее на меня одного, — не поднимая взгляда, поправил Уланс. — Роберт отказывается брать деньги, которые заработал.

— Я же говорил, работаешь только ты! А я тебе помогаю. Я не могу брать с тебя деньги за помощь. Да и потом… Ты лучше знаешь, куда эти деньги тратить. А меня Кизару обеспечивает другим заработком. — пробубнил Роберт, и поднявшись, утопал на кухню.

Кристалл проводил его укоризненным взглядом и поправил на себе ярко-зелёную футболку, осознав, что сбился со счёта. Вздохнув, он отложил пачку с деньгами в резную шкатулку и принял вполне адекватное решение пересчитать их позже. У них гости, да и потом, он ужасно обкурен.

— Вот скажи, что за идиот? Работает официантом в испанской забегаловке… За гроши. И ни одной монеты с меня не берёт за то, что помогает мне пиздить должников. — Уланс вздохнул и устало похрустел пальцами, после уставившись на застывшего в проходе Славу.

— Ну… Любит тебя сильно. — неловко бросил Михайлов, и словно по взгляду Кристалла прочитав вопрос, прошёл в комнату.

— Ага, — усмехнулся Познакс и отвёл глаза. — Поздравляю тебя, что ли. С выходом из ребухи. Пока тебя не было, вышел закон о запрете мефедрона. Скажи, твоя матушка постаралась, чтобы наверняка тебя с этой дряни снять?

— Да ладно, что?! — Михайлов чуть не сел мимо стула, услышав такие новости. — Его теперь нигде не купить будет?

— У нас можешь, — хмыкнул Уланс. — Кизару всё предусмотрел и заказал оптовую партию незадолго до того, как вышел новый закон. Я гляжу, ты не слишком настроен слезать, да?

— Вообще-то, да, — перевернув козырёк на кепке, признался Слава. — Теперь и брать его дороже будет… Одни только проблемы. Вы вот за сколько грамм продаёте?

— За недорого, — растянув на загорелом лице широченную улыбку, увильнул Уланс. — Пока всего на три сотни цену подняли. Дальше посмотрим, что будет.

— И что бы я без вас делал… — усмехнулся Слава и посмотрел на Роберта, вошедшего в комнату со стаканом воды и тарелкой конфет «подушечек» в руках.

— А с нами что планируешь делать? — поиграв тёмными бровями, Уланс потянулся к бутылке кока-колы, стоящей у дивана. — Не хочешь поработать на нашего босса?

— Я что, на самоубийцу похож? — весьма однозначным тоном Слава отказался.

— Ну спасибо… — надув губы, поник Уланс.

— Мы и правда похожи на людей, которые готовы лезть в петлю, — не стал отрицать Роберт, который не разделял восторга от карьеры друга, и соответственно, своей. — Я уж точно.

— Ладно, я не так уж хорош в том, чтобы вербовать людей, просто знаю, что тебя уволили из-за наркоты, — глотнув колы, продолжил Кристалл. — Оставайся покупателем, раз тебе угодно, просто знай, что барыгу из-за связи с наркотиками никто не уволит!

Слава на секунду задумчиво свёл брови, но моментально выкинул из головы эти мысли. Связываться с такими серьёзными делами ему не хотелось, с его-то безответственностью. Он уверен, что не сможет работать честно с таким товаром, а если что пойдёт не так, то этот загадочный Кизару ему мигом пальцы отрежет. Да, сейчас ему негде брать деньги, да, он не горит желанием подыскать себе нормальную работу. Ну и что? Придумает что-нибудь.

— Всё, Ланчик, прекрати подстёгивать человека ломать себе жизнь. — разрешил вопрос Роберт и легонько стукнул друга по макушке, усевшись рядом с ним с готовностью трескать конфеты.

Михайлов опять задумался. Он знал, что Роберт ненавидел то, чем занимался. У них взгляды были противоположными: пока Слава осознанно стекал на дно, Плаудис теплил в душе мечту о нормальной жизни. Он был втянут это только потому, что беспокоился за Уланса и не мог позволить ему заниматься такой опасной работой в одиночку. Уланс же сделал этот выбор сам, его нисколько не пугала опасность выбранной профессии, пока он видел свои доходы.

— Вот именно, я и сам справляюсь, — согласился Слава. — Кстати, есть у вас сейчас меф?

— Ну сейчас уже ничего не осталось, долго ты из своей лечебной каталажки ехал, — с тоской сообщил Уланс. — Мы скоро вот поедем рассчитываться за весь товар, который продали, и брать новый.

— Что, даже немного травы нет? — не теряя надежды, поинтересовался Михайлов.

— Была… Но мы всё скурили перед твоим приходом, — то ли с чувством вины, то ли с хвастовством поделился Познакс. — Там было-то… Три с половиной хапки всего.

— Ага… Ты лучше заезжай вечером. — поддержал его Роберт, с хрустом раскусив конфету.

— Во сколько? — расстроенно спросил Слава и взглянул на настенные часы, подметив, что уже почти вечер.

— Посмотрим, Мортик, посмотрим, — неопределённо кинул Уланс, переглянувшись с Робертом, который только молча кивнул ему. — Я тебе пришлю смску.

Слава учтиво кивнул, мысленно совсем расстроившись тому, что он зря сюда так летел. Нет, конечно, приятно снова увидеть своих друзей и убедиться в том, что они всё ещё живы и не сидят по тюремным камерам, но у него была и другая цель. Не то что бы Михайлову было совсем невтерпёж, но он очень долго кормил себя мыслью о том, как сможет обдолбаться сразу после выхода из реабилитационного центра.

Но ничего, всё ещё только предстояло. Он так наверстает упущенное, что перед глазами только звёздочки и будут видны.