По ту сторону окон (2/2)

Гермиона не реагирует на подкол своего подсознания (удивительно, что оно вообще выкидывает подобные фокусы) и гипнотизирует книгу в руках Снейпа взглядом. В груди рождается томительная тяжесть. В те времена, когда Гермиона читала эту сказку и помнила каждую строчку наизусть, она надеялась, что однажды провалится в волшебную кроличью нору и попадет в другой мир. Когда пришло письмо из Хогвартса, это действительно стало воплощенной мечтой. Но спустя много лет от сказки осталось лишь одно название. Как и в конце повести, Гермиона проснулась под деревом, и кто-то (может, Гарри) смахивал с нее опавшие листья, убеждая, что она просто задремала у ручья. И палочка в руках не помогала вновь поверить в чудо.

— Я хочу опять стать маленькой, — с невероятной наивностью, которой раньше не грешила, признается Гермиона и удивляется самой себе. От понимания, насколько это глупо и нереализуемо, щиплет в носу.

— Инфантильное желание, — сухо замечает Снейп.

— Без вас знаю.

Сейчас кажется, что это единственное, чего Гермиона хочет и когда-либо хотела. Как насмешка для нее самой, стремящейся всегда идти впереди паровоза.

Теперь, когда ничего не вернуть, она хочет быть маленькой. И не решать. Больше ничего не решать. Потому что бежать и доказывать все и всем — устала.

— Вы очень малодушно поступаете, мисс Грейнджер. Придумали не спать и таким образом довести себя до истощения, чтобы не нести ответственность за собственную жизнь? Прежде вы такой не были или, что тоже возможно, хорошо скрывались.

Стыд.

Гермионе знакомо это чувство во всех оттенках. И почему-то не кто иной, как Снейп, всегда умел усиливать его в разы. Наверное, потому что практически каждый рядом с ним подсознательно чувствовал, что морально слабее. Было ли так всегда? Очевидно, нет. Но сколько Гермиона его помнила, профессор был таким — шпионом, искусным волшебником, одним из сильнейших окклюментов. И для всего этого требовался устрашающе огромный запас силы.

— Простите, сэр.

— За что же?

— Вы-то брали на себя ответственность за всех нас до самого конца. И стоило бы у вас поучиться… — Гермиона грустно усмехается и отводит взгляд, — но научиться такому, как оказалось, невозможно.

— Чушь говорите. Вы меня плохо знали, да и речь сейчас не обо мне. Речь о том, что вы ленитесь взрослеть.

— Нет! — сурово отрезает девушка, — просто говорю, как есть. Я слабая. Да, умелая, но чего стоят мои умения, если действительно важные вещи мне недоступны?..

— Продолжайте в том же духе. Крайне продуктивная стратегия.

— Вы дадите мне договорить? — недобро сверкнув глазами, интересуется Гермиона. Снейп великодушно кивает. — Сейчас мне едва за двадцать, а чувствую я себя древней старухой. Никого не люблю, ничего не хочу. Мне не откуда брать энергию, чтобы изменить хоть что-то из этого, потому что на большее, чем уже чувствовала, я не способна. Не думаю, что это последствия войны. Просто обыденность показала, кто и что из себя представляет. И вот, вы. Вы ведь любили долгие годы… И только попробуйте отпираться, сэр! — приходится повысить голос, потому что Снейп снова собирается перебить. — Хорошо. Неважно, что именно вы чувствовали, главное, что вы умели чувствовать так глубоко. Это дано не многим, особенно в мирное время, когда опасность не делает все в разы острее. И вы можете сколько угодно поддевать меня словами, от этого я другой уже не стану… Единственное мое желание сейчас — уснуть. Поэтому я здесь. Не для того чтобы вы пытались наставить меня на путь истинный.

— Никто никуда вас не наставляет, — цедит Снейп. — Просто примите факт: вы не сможете спать, пока не разберетесь со своим никчемным отношением к жизни.

— В таком случае, я скоро отправлюсь к вам, — Гермиона многозначительно поднимает указательный палец вверх. — Разбираться я пыталась, все без толку.

— Вы — дура, — безапелляционно констатирует Снейп и, отворачиваясь к огню, добавляет: — Значит, плохо пытались.

Гермиона скорбно прикрывает веки. Дура. Ну и ладно! Будто это какая-то новость.

— Придумали себе какую-то чушь, что вы недостаточно тонко чувствуете, — опять подает голос профессор. — Себя хоть со стороны послушайте!

— Это не чушь…

— Комплекс отличницы вас погубит. Пара ошибок взрослой жизни, и вы расклеились. Думаю, вы в курсе, что о том, как правильно жить, никто так и не написал учебник с инструкциями. В реальности необходимо решать все самому. И ошибаться, а потом на этом учиться. Не пытаться заморить себя бессонницей, а посмотреть правде в глаза и, исходя из имеющихся возможностей, совершать поступки. Хотите ставить меня в пример? Пожалуйста. Тогда не забывайте, что я вам сказал. Я сам жалею о том, как жил и какие выборы порой делал. Но я их делал. Вы же мечтаете трусливо избавиться от необходимости принимать решения, желательно навсегда. Хотите умереть? Думаете, так проще?

В камине громко хрустит щепка. В уголках глаз собираются слезы. Гермиона не стремится их вытереть.

— Не хочу я… умирать, — шепчет она, не глядя Снейпу в глаза.

— Судя по тому, что вы мне сказали, хотите, — голос профессора смягчается: — В противном случае надо что-то делать. И ошибаться, мисс Грейнджер, без этого никак.

Из-за слез перед глазами все плывет и сияет вспышками на фоне сумрака кабинета. И Гермиона думает… О том, что не хочет возвращаться в неуютную квартиру, где ее ждет Рон, которого она, увы, полюбить не в состоянии. (Просто боится всеобщей реакции, если вдруг заикнется о размолвке.) Думает, как надоел тесный Лондон и гул машин. Думает еще, что должна довести осточертелый министерский проект до конца, пока он не довел ее до гробовой доски. Понимает, что давно не видела отца и мать, по которым постоянно скучает даже после их возвращения из Австралии. Вспоминает, что сто лет не готовила завтрак без магии. В принципе, не завтракала, потому что бессонница исключила из жизни такое обычное для нормальных людей понятие как «утро».

А еще не ходила навещать погибших друзей, в отличие от которых осталась жива.

— Бессонница — то же самое, что и бесконечный сон наяву. А это, в свою очередь, почти то же самое, что и смерть. Она безвозвратно отбирает единственное, чем человек поистине обладает — волю выбирать, — говорит Снейп. Гермиона смаргивает слезы и сосредотачивается на его холодном лице. — Никто из мертвецов не отказался бы от возможности вернуть все назад, пусть даже ценой новых ошибок. Так что, мисс Грейнджер, не отказывайтесь от вашей воли раньше времени.

После этих слов Гермиона съеживается, уставшая, разбитая и отрешенная. Снейп хмуро на нее косится, а потом вдруг ласково подзывает к себе рукой.

— Идите сюда.

Ведомая каким-то внутренним чутьем, Гермиона осторожно поднимается с кресла и медленно делает пару шажков по направлению к зовущей ладони.

Она опускается на мягкий ворс ковра, лицом к огню, и так, будто делала это много раз прежде, льнет к чужой ноге, устало укладывая голову Снейпу на бедро. Бывший профессор недолго думая аккуратно опускает руку на ее макушку.

Будто так и надо. Будто так было всегда.

От сухой ладони исходит приятное тепло, спокойствие и уверенность. Эта уверенность впитывается волнами и проходит сквозь кожу. Страх, который Гермиона не замечала, но который все время шумел на фоне, словно растворяется с щекочущим шипением где-то в районе затылка.

Чужие пальцы мягко зарываются в ее волосы, случайно касаются кончика уха. По телу проходит дрожь, и Гермиона прикрывает красные уставшие глаза.

А за окном неожиданно начинает барабанить до этого беззвучный ливень. Правда, стучит он очень тихо, едва слышно.

— Я на секунду представила, что это вы. Настоящий. Так странно…

Красноречиво хмыкнув, Снейп будто невзначай проводит подушечками пальцев по ее щеке.

— Помню, как видела вас в последний раз в Визжащей хижине… — рука на мгновение замирает. — Я иногда думаю, а вдруг вы живы. Живете себе где-нибудь у моря, забот не знаете…

— Я не любитель открытых пространств.

— И все же мне нравится представлять вас там, — начинает неудержимо клонить в сон, а дождь за окном становится громче в разы. — Как думаете, если бы вы были живы, вы бы изменились после войны?

— Это вряд ли, — следует незамедлительный ответ.

— А если бы… Если бы мы жили другие жизни, мы могли бы сидеть вот так, как сейчас?

Гермиона задерживает дыхание в ожидании вердикта. Точно это не ее подсознание говорит с ней, сидя в кресле и играя с ее волосами, а подлинный Северус Снейп.

— Ни в одной из жизней мы бы не смогли.

Уголок губ дергается в печальной улыбке. Конечно, не смогли бы. Настоящий Снейп был не таким, а даже если был… Гермионе это не довелось узнать. Да и зачем? Он и она… Глупости какие! О таком и задумываться не стоит.

— Как долго я могу здесь оставаться? — вслух спрашивает Гермиона и тут же качает головой. Ладонь профессора качается вместе с ней. — Я ведь могу вернуться. Попрошу этого зелья про запас.

— Сюда вы не вернетесь.

По спине пробегает холодок. Ливень начитает шуметь с новой силой, и становится не слышно потрескивания поленьев и дыхания позади. Гермиона поворачивается, сбрасывая руку профессора, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Вернусь, — упрямо утверждает она, не отводя взгляд. — Я вернусь сюда. К вам. Вы мне запретить не можете. Это мое подсознание!..

Снейп отрицательно качает головой, и сложно понять, с чем именно он не согласен. Гермиона, почувствовав неладное, вскакивает на колени рядом с креслом и хватает профессора за предплечье, где когда-то была метка.

— Что происходит?

Ответа нет. Ливень за окном стенает не по-детски, а пламя в камине резко потухает. Комната начинает ходить ходуном: с полок сыпятся десятки книг и медицинских справочников, а со стены — сертификаты в рамках. Стекла дрожат. Гермиона пугается — она вместе с ковром начинает съезжать в сторону распахнувшихся окон, за которыми в непроглядной черноте бешено хлещет дождь. Снейп хватает ее за руки в последнюю секунду и крепко сжимает ладони.

Словно прощаясь.

— В чем дело?! — кричит Гермиона, испуганно озираясь.

Сердце в груди готово то ли выпрыгнуть из горла, то ли свалиться в пятки. Все вокруг напоминает безумный аттракцион, только сев на который, уже ждешь, когда же он закончится.

Снейп так ничего и не говорит. Его руки слабеют и выпускают ее. Она кубарем катится вниз — в открытые окна, в темноту, холод и дождь. Пролетающая мимо со всем остальным скарбом отцовского кабинета кочерга ударяет прямо в висок.

И Гермиона теряет в полете сознание.