Часть 4 (1/2)

Простыни вымокли насквозь и пахли их телами, а они все переплетались руками и ногами, стараясь вжаться, втиснуться друг в друга сильнее, глубже, спаять воедино что-то внутри, выдыхая в рот друг другу настоящие имена — без масок, без легенд — вот она, легенда, творится прямо сейчас. И нет в этом ничего страшного и стыдного, только продолжай-продолжай-продолжай и больше не отпускай меня никогда, никуда, я не хочу, ты мне дал зрение, как тому монстру из сказок, ты научил меня дышать, я так боюсь смерти, Моракс.

Я так боюсь одиночества и пустоты.

Он смотрел на спящего архонта, гладил большое сильное тело (смешно, как это скрадывается одеждой) и не мог насмотреться. Потом засыпал на золотой груди, слушая всполохи настоящего, живого сердца, которое он никому не отдаст. Просыпался от первых рассветных лучей и длинных пальцев, повторяющих линии его почти детского лица. «Рисует заново», — подумалось как-то спросонья. Ну и пусть. Пусть.

— Тебе хорошо? — спрашивал Моракс, когда они падали без сил на скомканные подушки, забывая, как надо дышать. Аякс, почти не разжимая губ, что-то мурлыкал и тут же оказывался в каменном кольце объятий. Было сонно и субботне, никуда не надо было спешить, он старался дольше не выпускать Моракса из себя, так изголодавшийся по живой любви, что все время надо было больше, глубже — вплавиться друг в друга, стать одной горной породой.

Вода точит камень — так говорят?

— Сколько времени? — сонно бормотал он.

— Это так важно? — шептал в ямочку у шеи Моракс — тот самый, из книжек, только лучше, потому что теплый, настоящий и весь его — и оставлял лиловые укусы на плечах.

Рядом с архонтом он учился спать, привыкал смотреть на своё отражение («смотри, веснушки похожи на созвездия — какая звезда ярче?») и даже думал, что не такой он, наверное, отвратительный, если сам бог его выбрал. Моракс стал человеком и вместо войны полюбил тишину, вместо крепких древних вин — травяной чай. Моракс стал человеком и полюбил человека, однажды решившего побыть богом.

А Аякс начал жить его шагами, его дыханием, голосом, движениями пальцев, шелестом страниц, когда тот читал, запахами, прикосновениями.

— Почему ты меня простил тогда? — однажды осмелился спросить он.

Моракс только рассмеялся — такая редкость для него, вечно сдержанного. Теплая ладонь на щеке, новый поцелуй — первый, ещё один — и их уже целая цепочка — ниже, ниже, ниже. А дальше вспышка — и больше ничего не важно.

— А ты как думаешь? — он ответил спустя несколько часов и вообще не к месту.