Эпилог пятой части (2/2)

Что-то с делами Турнира и с последовавшим после его окончания гигантским цунами нападок в Международной Конфедерации Магов я слишком сильно запустил местные дела… Вот Крэбб и выпал из поля моего зрения. Зря я не приставил к нему наблюдателя. Та же Тонкс — хорошая бы ей была практика. Однако, что случилось то случилось…”

Тут Дамблдор осознал один лежавший совсем на поверхности факт, вытащил голову из омута памяти и недовольно посмотрел на своего информатора.

— Мундугус! — строго произнес Дамблдор. — Ты бы еще через год ко мне с этим пришел!

— Гх-гх-гхм… — закашлялся Флетчер, отхлебнувший из стакана слишком большой глоток огневиски. — Так это, нужно было срочно скинуть… Ну, ты понимаешь, Альбус… Я еле ушел… И потом… Как-то вот… Ну, это… В следующий раз я обязательно! Ты же меня знаешь.

Да. Мундугуса Альбус знал. Поэтому, как бы ни хотелось ему выругаться и трансфигурировать своего подчиненного на пару минут в нюхлера, пришлось ограничиться тяжелым вздохом и укоризненным взглядом. Ведь обратной стороной таланта Флетчера, с которой Альбус сколько бы ни боролся, но так ничего и не смог сделать, было абсолютное непонимание, какая информация важна настолько, что должна быть доведена незамедлительно, а какая — никому не нужная пустышка.

”В этот раз он, хотя бы, всего месяц пробегал”, — подумал Дамблдор.

Мундунгус же, видя укор во взгляде своего патрона, отставил магическое спиртное от себя подальше и спросил: — Альбус, это… Как моя новость? Порадовала тебя?

— Да, — еще раз тяжело вздохнул Дамблдор и признался. — Любопытное событие ты поймал.

— Эм… А можно… Ну… Как обычно у нас…

— Да. Задумался. Лови, — и в сторону жулика полетел кожаный кошелек. Кошелек был совсем плоским, но в нем из-за чар незримого расширения была спрятана целая куча монет: пятьдесят галеонов сиклями. Пока Мундунгус Флетчер с жадностью пропихивал через слишком узкое горло мешочка свои загребущие ручонки, Дамблдор спокойно достал свою бузинную палочку, направил ее на своего информатора и произнес:

— Обливиэйт.

Стерев все воспоминания о раскрывшемся Ордену Феникса убийце, Дамблдор положил палочку обратно на свой стол, и невербальным ренервейтом привел Флетчера в сознание.

— Мундунгус, друг мой. Ты слышишь меня?

— Э?

— Ты что-то совсем меня не слушаешь… Быть может, вторая бутылка, которую ты взял без моего спроса, была лишней?…

— Ну…

— Успокойся и слушай меня внимательно. Я прошу тебя сделать следующее…

Спустя пятнадцать минут Флетчер, простимулированный еще одним кошельком, ушел, а Дамблдор поудобнее устроился в своем кресле и глубоко задумался. Что-то в ситуации с Крэббом не давало ему покоя.

”Что же я упускаю? Что?.. Вассалитет? Нет. Упивающиеся? Нет, что-то такое, близкое… ”Армия Дамблдора?” О, Мерлин! ”Отряд Крэбба”! Ну конечно же! Как я сразу этого не увидел?!

Итак. Что имеется в начале? Личный вассалитет Драко Малфою. Отец — Пожиратель Смерти. Казалось бы — будущее прямо, как маггловский рельс. СОВ или ЖАБА. Метка на руку, место по наследству сразу же во внутреннем круге. Деньги, признание, страх одних и восхищение других…

Сразу во внутренний круг — немыслимо шикарный старт для большинства старых Упивающихся. И не старых тоже. Очень многие полукровки и чистокровные из бедных семей с радостью шли служить Тому ради возможности встать выше. Однако при таких возможностях Крэбб почему-то выбирает гораздо более сложный путь личного ученичества. Ученика-в-магии, где учитель — сразу и мама, и папа, и родовой алтарь, и бог! Даже дышать при такой клятве возможно только с разрешения учителя! Отторгаемый Крэббом личный вассалитет по сравнению с этим — игры хаффлпаффских первокурсниц.

И опять непонятно. Все эти года он стремился к свободе, а тут сам надел на себя ярмо. Причем, не только надел, но и спокойно его несет, что для такого молодого волшебника, мягко говоря, необычно. Он специально тренировался смирять себя? Где? Когда? У кого?.. И зачем?

Да. ”Зачем?” — это главный вопрос. И, как положено, правильно заданный вопрос несет в себе уже половину ответа. Зачем ему это могло понадобиться? А только затем, чтобы не пойти в Упивающиеся. Крэбб, без сомнений, совсем не разделяет идей Риддла и ведет свою собственную игру. Иначе зачем ему дистанцироваться от обожаемого Темного Лорда? Зачем делать отдельную — ото всех, кстати, отдельную, от министерства тоже — дружину?

Да! Дружина! Это доказательство!

В принципе, такое поведение не удивительно. Избранники Основателей никогда обычными людьми не были, зато всегда были амбициозными юношами и девушками. Интересно другое. Крэбб — он такой храбрый или настолько… глупый? Или и то, и другое?

Понимает ли Том, что Винсент пошел не в Логана, который, кстати, тоже особым фанатиком не был? Несомненно. Риддл таких умников на завтрак ел, когда нынешний лорд Крэбб был не более чем блеском в глазах своего папаши. А вот понимает ли Винсент, что Том разгадал его план? Понимает ли, что так как вся его дружина построена не на великой идее, а всего лишь на личности вождя, то она может в результате примитивнейшей интриги легко ”сменить хозяина”? Нужно всего лишь первым успеть объяснить осиротевшим, кто именно виноват в смерти их друга, и направить мстителей в нужном направлении.

Если это так, то все… вдвойне странно. Теперь уже со стороны Тома. Ученик — это слабость, а Магия одаряет гораздо реже, чем карает. Риддл взял Крэбба в ученики, без сомнения, только ради Ее даров. Иначе учил бы его совсем другому. И по-другому. Но тогда последнее, что ему нужно — это убирать своего ученика. Или он решил сделать новых, молодых и незапятнанных Упивающихся? Тогда, опять же, непонятен выбор публичного лидера. Кто-нибудь с Рейвенкло подошел бы гораздо больше. Тот же Белби, например. Он бы ни разу не усомнился в своей избранности и обязанности вести вперед, крепко сжав подчиненных в кулаке. Для этого у него, да простит меня Основательница, просто мозгов не хватит. Винсент же как-то… юлит. Нажимает там, где не нужно, и отпускает там, где нужно плотно сжать, не глядя ни на какие дружеские отношения. В общем, одни странности, и никаких ответов.

Кстати, а во что же верит Крэбб? С кем видит себя в будущем? С Палатой? После того отчета — точно нет. С министерством? Может быть, но тогда его поведение вдвойне странней. Где-то такое, смутно припоминаю, было… — директор потер виски, пытаясь вспомнить. — Да! А ну-ка!..”

Дамблдор встал, открыл свой сейф с воспоминаниями и взял нужный ему флакончик. Фиал появился здесь совсем недавно, поэтому долго искать его не пришлось.

”Посмотрим еще раз на приключения Долорес”, — подумал Дамблдор и опрокинул бутылочку в омут памяти.

Дамблдор не был злопамятным человеком. Однако не был он и дураком, да и прожил немало, поэтому оставить совершенно безобразное поведение бывшего Генерального Инспектора просто так не мог. Тут сама логика событий подразумевает, что если из искренней доброты не наказать Амбридж, то она этого просто… не поймет! Воспримет не как слабость, нет. Меряя по себе, она подумает, что обиженный и оскорбленный директор затаил зло и готовит для нее наказание уж совсем запредельно отвратительное. А подумав так, попытается напасть первой просто из чувства самосохранения. Зато если выставить претензии и стребовать с нее долг… Тем более, момент выдался уж больно удачным. Министр Фадж ушел, оставив работников гореть в лихорадке честолюбия и жажды власти. В министерстве сейчас каждый пытается изо всех сил подсидеть старшего и одновременно не оказаться подсиженным младшими. И чем выше был пост, тем сильнее и бескомпромисснее велась подковерная борьба.

”Конечно, идеально было бы, если я лично спас бы ее от кентавров, получив долг жизни. ”Опоздать на корабль” — появиться тогда, когда взбешенные кентавры тушат свою горящую деревню и встречают любого, даже хорошо знакомого волшебника, стрелами… Лучше бы я вообще не приходил! За долгие и непростые переговоры нужно будет взыскать с Крэбба. В итоге пришлось… пообещать Амбридж покровительство! Узнали бы о таком чистые душами Поттер с друзьями-гриффиндорцами, боюсь, их вера в меня серьезно бы поколебалась.

И зря. С темными магами невероятно удобно иметь дело. Они сами себе напридумывают ужасов, сами испугаются и сами расскажут все, что угодно… собеседнику. Например мне было достаточно зайти в кабинет Амбридж, трансфигурацией превратить дверь и окна в монолитную стену, пристально посмотреть ей в глаза… и все. Я получил все нужные ответы и клятвы. А вот с большинством гриффидорцев на ее месте пришлось бы совсем не так легко”, — с гордостью подумал Дамблдор и выплеснул воспоминания в омут. Опустил лицо в ”воду” и спустя пару минут поднялся обратно. Выражение лица у него было обескураженным.

”Ну надо же! Кто бы мог подумать, что Крэбб верит в… меня! ”Мы самой Магией избраны, чтобы честно и справедливо править всеми: и кентаврами, и гоблинами, и вейлами, и магглами!” Как не узнать лозунг, который когда-то придумал… лично я?!”

Это и в самом деле было именно так. Давно, когда нынешний век еще даже и не начался, совсем юный Альбус вместе со своим лучшим другом Геллертом, как и положено мальчишкам, мечтали. Кто-то в этом возрасте мечтал о деньгах, кто-то — о любви, кто-то — о славе, кто-то, уже в этом возрасте — о мести. Совсем о другом мечтали Дамблдор с Гриндевальдом. Они мечтали о великом общем благе — сделать мир лучше, честнее, справедливее… Сделать так, чтобы не было войн, чтобы и волшебники, и волшебные существа, и магглы — все жили в едином общем мире. Использовали свои сильные стороны, чтобы помочь купировать чужие слабые… Вот только как их всех хотя бы теоретически можно объединить? На первый взгляд, да и на второй с третьим и четвертым — никак.

Если бы слово ”невозможно” надежно останавливало всех без исключения мечтателей, то люди до сих пор бегали бы стаями по веткам пальм где-нибудь в Африке. Вот и два молодых пытливых ума, желающих изменить мир к лучшему, после полугода споров выработали следующую политическую программу.

”Как всем хорошо известно, мудрость приходит с возрастом. Поэтому, при прочих равных, лучшим правителем, ко всеобщему благу обеспечивающим стабильность, развитие и совместное процветание, будет дольше всех проживший. А кто живет дольше других? Волшебники.

Да, и магглы, и существа, и твари вполне могут иметь своих собственных королей-глав-вожаков. Да, среди них могут попасться и настоящие гении. Да, частенько случается так, что возраст приходит один. Но все равно, если есть преимущество в длительности накопления опыта — сроке жизни, то при принятии решений будет меньше горячности, а больше — правильного расчета. Да и период стабильного правления будет длиться дольше. Поэтому волшебники самой Магией предназначены, чтобы править всеми честно и справедливо!”

Вот только как под рукой волшебников собрать всех-всех-всех? Людей, магглов, существ, тварей? Магглов, что загнали волшебников в резервации? Драконов, загнанных в резервации уже самими волшебниками? Бешеных в полнолунье оборотней? Вампиров, смотрящих на всех как на еду? Кажется, проще кошку и собаку поженить!

И вот тут молодой и пытливый ум Гриндевальда, хорошо тогда знакомого с техническими достижениями магглов, можно даже сказать, очарованного их прогрессом, нашел парадоксальный способ. ”Сначала объединить в одну страну магглов, а волшебники потом по Статуту ”сами подтянутся”. Способ был признан перспективным. Друзья совместно стали разрабатывать планы по построению мира общего блага… но тут погибает Ариана.

Ариана не терпела громких, яростных споров, чисто по-детски срываясь в крик и слезы. Поэтому Альбусу и Геллерту — цельным, сильным, смелым, но по-юношески нетерпимым максималистам волей-неволей приходилось смирять свою горячность, а там становилось недалеко и до компромисса. Внезапная смерть мисс Дамблдор поменяла во взаимоотношении друзей очень многое, если не все. Теперь никаких ограничений больше не было, споры стали оканчиваться не компромиссом, а ничем, противоречия раз от раза становились все серьезнее, и потихоньку видение того, как именно следует достигнуть Высшего блага, стало у друзей диаметрально противоположным. Особенно это касалось количества ”допустимых потерь” и тех, кто в эту графу мог попасть.

И Дамблдор, и Гриндевальд были, конечно же, в силу молодости несколько наивны. Но не настолько, чтобы не признавать, что новый мир невозможно построить в белых перчатках. Однако, поначалу в список, хм… погибших подлежали к занесению только самые непримиримые враги и, возможно, некоторое, очень небольшое количество случайных жертв. Жестоких проскрипций не планировалось, но не было и особой жалости. И к существам, и к магам, и к магглам. Особенно к последним.

Да и о какой любви или хотя бы жалости может идти речь, если именно магглы (пусть это и были не понимающие творимого в силу своего возраста дети) стали первопричиной всего плохого, что случилось с семьей Дамблдора? Избиение и помешательство сестры. Пожизненное заключение отца. Гибель от несчастного случая матери… Другой бы на месте Дамблдора превратился в упыря, буквально упивающегося болью и кровью, не деля магглов на правых и виноватых, но Альбус оказался сильнее зверя внутри. Прочувствовав горе от потери любимой сестры, он раз и навсегда зарекся убивать. Тем более смерть убийцы никогда не возвращала его жертв к жизни…

Как показало будущее, это было правильное решение. Давать вторые шансы оказалось не только разумно и милосердно, но еще и очень выгодно! А вот Гриндевальд выводы сделал прямо противоположные. Гибель сестры лучшего друга, внезапно, совсем не тронула его. Наоборот, он осознал, что в смерти даже достаточно близкого человека нет ничего особенного. Всего лишь буквы и цифры на могильной плите. А раз так, то и сковывать себя дополнительными глупыми ограничениями — неконструктивно и вредно.

Непротиворечивая логическая цепочка, кратко выражающаяся в трех словах: ”Маги — лучшие правители!” — оказалась проста для понимания и весьма привлекательна для колдунов по всему миру, которые уже изрядно подустали от Статута Секретности. Причем совершенно закономерно, что чем сильнее Статут притеснял волшебников, тем больше раздражения или даже ненависти к магглам и лояльным волшебникам он вызывал. Лозунг превосходства волшебников, формально оставшийся без изменений, реально перестал быть таким прогрессивным и мягким, каким задумывался изначально. Намерение помочь сменилось страхом маггловского прогресса, желание равноправия — желанием власти, возможность — обязанностью, а доброта ”старшего брата” — братской же ненавистью. И девиз зазвучал теперь так: ”Мы [волшебники] самой Магией избраны [а значит — безусловно должны], честно и справедливо [жестко, не допуская никаких возможностей навредить нам, ведь мы — выше] править [заставлять работать на себя] всеми: и кентаврами, и гоблинами, и вейлами, и магглами [а несогласные с волей Магии — да умрут!]!” Тем, к чему в итоге все это привело, многие продолжают пугать своих детей…

Дамблдор убрал воспоминания обратно в фиал, запер сейф, спрятал чашу омута памяти и с весьма задумчивым видом уселся в свое кресло.

”Как все оказалось… смешно! Похоже, я с самого начала ошибся, записав Крэбба в сторонники Волдеморта. Конечно, у меня на то были вполне обоснованные причины, но… все равно, жаль. Мальчик оказался весьма и весьма способным. Если бы вовремя за него правильно взяться, объяснить ему глубину заблуждений Гриндевальда, мог получиться кто-то вроде Северуса, но для ЗОТИ… Однако, увы. Сейчас уже ничего исправить нельзя. Во всяком случае, пока жив его учитель…”

Дамблдор встал, подошел к одному из шкафчиков, развеял запирающие чары, открыл, порылся внутри и достал из секретного отделения небольшую, в таких по размеру обычно хранили воспоминания, склянку. Только эта, в отличие от прошлой, была полна не серебристым, переливающимся перламутром туманом, а темно-алой жидкостью. Специальным образом зачарованный фиал, выточенный гоблинами из цельного кристалла кварца, был предназначен для того, чтобы предохранять свое содержимое от любого вида порчи: начиная с банального старения и заканчивая ритуалами отчуждения.

”Даже Том, — думал Дамблдор, все еще немного сомневаясь в принятом решении, — показательно ограничивался в притязаниях одной лишь Англией. Попробуй он сказать вслух что-то вроде того, что брякнул Винсент… Напуганное Гриндевальдом мировое магическое сообщество как узнало, так тот час же превентивно оторвало бы ему голову. Странно, что после такого спича в команде у Крэбба остался хоть кто-то… Видимо, подрастающее поколение волшебников уже просто не понимает, что именно сказал тогда их любимый Винс. Но я-то это понимаю прекрасно! Как и то, к чему это может привести в будущем!”

Дамблдор подошел к зеркалу и улыбнулся доброй и открытой, хоть сейчас на обложку дамского журнала, улыбкой. Поправил черную щегольскую бородку, бакенбарды, провел рукой по вьющимся волосам без единой сединки. Хмыкнул, и половина волос тут же побелела, превратившись в ту самую ”благородную седину”. Удовлетворенно кивнул своему отражению и пошел к дымолетному камину.

”Удивительно, как волшебники могут недооценивать трансфигурацию! Почему ведьмы не штудируют ее, как магглы свою Библию? Ведь если превратить верхнюю часть тела в акулью голову по силам даже умелому выпускнику, так зачем опытному и одаренному мастеру трансфигурации парикмахер, косметические и моющие средства… и оборотное зелье? Жаль, что молодость или хотя бы здоровье, чтобы исправить ошибки прошлого, таким образом вернуть нельзя… Нет! Я уже слишком много совершил их, чтобы и дальше позволить себе ошибаться. С точки зрения МКМ Том — всего лишь один из местечковых политиков консервативного направления. И цель его — захват Магической Британии (и ни пядью больше) — для магического мира в целом безопасна. А вот Винсент Крэбб… Он уже сейчас сделал претензию на общемировое господство. Поднял растоптанные знамена со знаком Даров Смерти, встать под которые, как и раньше, пожелают многие. Такое МКМ не простит никогда! И ладно бы, пострадает один лишь только Крэбб. Нет, в таких случаях только лишь шкурой вождя не ограничиваются. Всегда страдает и страна, его поддержавшая. А нам сейчас чего еще только не хватает, так это вторжения коалиции континентальных магических держав! Так что, мальчик мой, раз ты посчитал допустимым воплотить в реальность страх своей одноклассницы, раз ты достаточно взрослый для того, чтобы совершать политические убийства, — Дамблдор крепко зажал в кулаке склянку с собранной в Выручай-комнате кровью Крэбба, — то не обижайся, что и с тобой поступят по-взрослому! Я не позволю тебе погрузить Британию в хаос!..”