Интерлюдия 25 (1/2)
Неумолимо текло время, и вечер плавно превратился в ночь. Ночь — это пора тишины и спокойствия, пора сна и отдыха, но… не в этот раз. Во всяком случае, для нижнего уровня Министерства магии Великобритании — Отдела Тайн.
Сначала сюда тишком-тайком пробрались шестеро детей. Потом, преследуя их, по разным комнатам разбежались уже немолодые маги в черных мантиях и золотых масках. Обиженные тьма и тишина, изгнанные прочь из принадлежащих им по праву времени помещений, спрятались по углам залов и переходов, неодобрительно наблюдая за пятнами света люмосов и гулкими ударами, которыми взрослые пытались спугнуть затаившихся подростков. Ну и за тихой бранью, которой сопровождалось по-полевому быстрое и грубое исцеление нанесенных противником ран. А потом количество участников ночной встречи удвоилось, и стихии ночи были вынуждены отступить еще дальше.
Однако один из магов отряда черных мантий и светлых масок снискал куда меньшее неудовольствие у изначальных стихий, чем все остальные. Связано это было с тем, что с определенного момента он не участвовал в ночном карнавале и вел себя со всем возможным вежеством. Он тихо и молча лежал на полу (сраженный необычно сильным для школьника петрификусом, временно оставленный, а если сказать прямо, то откровенно брошенный своими товарищами) в темноте одного из залов Отдела Тайн и… медленно истекал кровью из многочисленных порезов.
Проклятье окаменения было наложено ”от души”, а другие Упивающиеся в горячке боя забыли снять его со своего друга. Поэтому не имея никакой возможности ни справиться с ранами самостоятельно, ни позвать на помощь, единственное, на что он мог сейчас надеяться, так это на то, что петрификус выдохнется раньше, чем кровопотеря станет опасной для жизни. А еще мысленно морщиться от звона падающих с полок и разбивающихся вдребезги шариков пророчеств. Те делали это эффектно: с красивой быстрой вспышкой сначала, с разноцветной дымкой и неразборчивым шепотом после…
…Катятся, падают и разбиваются стеклянные шарики…
Впрочем, далеко не все шарики пророчеств с соседних стеллажей и их просевших полок разбиваются внизу, наполняя окружающее пространство кратковременной радужной какофонией. Часть катящихся медленно не срываются вниз, а останавливаются, упираясь в выломанную и перекошенную магическим взрывом широкую полку. Конечно, с одной стороны, этот кусок дерева предохраняет собой архив от дополнительных потерь пророчеств…
…Катятся и катятся шарики…
…и к тому же спасает лежащего внизу мага от душа мелких стеклянных осколков, оставляющего следы в виде новых кровоточащих царапин, но… Все сильнее и сильнее эта ”запруда” давит на своеобразный рычаг, тем самым все больше и больше наклоняя соседний стеллаж. Больше наклон — больше шариков. Больше шариков — больше наклон.
…И катятся, и катятся шарики…
Больше наклон…
Еще больше…
И вот рано или поздно наступит тот миг, когда скопившиеся, подобно разноцветным драгоценным камушкам в хогвартских факультетских часах, пророчества своей массой совсем чуть-чуть подвинут соседний стеллаж. Стеллаж, и без того неустойчиво стоящий на трех, после применения боевых заклинаний, ножках. А парализованный магией волшебник не сможет даже закричать в ужасе, когда уходящий полками высоко во тьму потолка шкаф с внушительной неторопливостью начнет падать прямо на его распростертое на холодных камнях тело.