Глава 43. Кое-что о разведении магических паразитов (2/2)
— А… — хотел было я предложить выход, но Помфри еще не закончила.
— И еще, я не могу тебя усыплять надолго. Магического сна — не больше трех часов в сутки. И нет, все остальные способы тоже не пройдут. Одним из важных аспектов исцеления являются — твоя личная магия, воля и осознанное сопротивление проклятью. А для этого следует быть в сознании. Увы. Больше ничем светлое целительство помочь тебе не может.
— Хм… А темное? — осторожно поинтересовался я. Не может такой фанатик медицины ничего не знать и про другие пути. А вдруг там есть лазейка?
— Темномагическое? Оно, конечно, сможет. Как и все древние пути… впрочем, не будем об этом. Скажу только про один момент. Цена! Ты готов найти жертву, которая бы поделились с тобой всей своей, без остатка, жизненной силой?! — как-то необычно для нее недобро усмехнулась Помфри. — Не заставляй меня в тебе разочаровываться! И да. Этого, — она в отвращении презрительно сморщилась, — я практически не знаю… А что знаю, тому учить не буду. Никого и никогда!
— Понял, понял, — я успокаивающе замахал ладонями.
— Ну, тогда я тебе могу пожелать только трех вещей. Терпения, терпения и еще раз терпения.
Так начался один из самых длинных ”полумесяцев” в моей жизни.
Могу сказать, что я очень многое узнал о терпении. Ох сколько я узнал о нем! Предыдущие мои случайные и запланированные неприятности были скорее тренировкой воли, а не терпением. Даже недавняя попытка посопротивляться магии клятвы. Там боль была хоть и сильной, но как бы не всамделишней (и частично блокируемой зельями), к тому же в любой момент легко прекращаемой. Даже круцио — боль резкая, как удар ножом, выматывающая, будто бы вытягивающая каждый нерв в теле, признанный эталон невыносимости, и то не приводит в большинстве случаев к серьезным последствиям. Только фантомные боли некоторое время потом, ничего необратимого, я знаю, о чем говорю…
А тут боль от того, что в теле что-то реально портится; нетерпимый зуд, такой, который даже частично купировать, разорвав кожу и мясо в клочья до самой кости, нельзя; и самое страшное, понимание, что тебя… ЗАЖИВО! СУКИ! ЗАЖИВО ЖРУТ! УБЬЮ!!!
”Уж лучше бы круциатус от Волдеморта, чем такое!” — не раз и не два за это время мечтал я.
Распорядок дня у меня был следующий. Просыпаюсь — боль до обхода. После краткого осмотра и приема лекарств — легкий завтрак и опять боль. До обеда. После гораздо более серьезного обеда — снова отвратительные зелья и жгущие кожу мази и краткий, два часа, магический сон. Потом боль до ужина. После ужина — прием обезболивающего, за время действия которого нужно было успеть заснуть, причем без всякой магии. Самостоятельно. Любой, кому не посчастливилось иметь потребность в использовании серьезных болеутоляющих, знает, какая на самом деле это проблема. Отсутствие боли пронимает так, что даже с операционного стола готов вскочить и бежать дальше по делам. Так, как есть. Например, незашитым…
Если бы не жуткие ощущения, которые в отличие от моих недавних опытов прервать было никак нельзя, а только перетерпеть, то меня бы замучила скука.
Чем заняться? Читать в Больничном крыле нечего. Уроки тоже хрен поделаешь. Волшебную палочку отобрали от греха подальше. Точно так же удалили все остро заточенные перья и вообще все острые предметы. И, скажу честно, правильно сделали. Ибо иногда мысли, хм-м, да, накатывали. Разные. Например, подручными средствами провести операцию по хирургическому удалению посторонних организмов из моего тела.
А вообще, для чего мне палочка и пишущие принадлежности, если все это время я пролежал скованный какой-то медицинской модификацией петрификуса? Из разряда — только для магов. То есть ни пальцем не пошевелить, ни слова сказать, только глаза и двигаются. Конечно, беспалочковая невербальная магия тоже в принципе возможна, но не в таком состоянии!
На редкость неудачное попадание в Больничное крыло.
Ненавижу магическую медицину!
Парни, конечно, регулярно забегали. Не оставили своего предводителя. Но что они могли сделать? Сообщить свежие сплетни? Рассказать, что изучали на уроках? Так учебник я и так листал в начале учебного года, в ознакомительных целях. Задать вопрос, почему там у них то-то и то-то не получается? И как я отвечу? Вращая глазами?
Но даже такие короткие посещения (не больше десяти минут) хоть немного отвлекали меня. А все остальное время я оставался наедине со своей болью и скукой.
Чтобы не спятить, во время одного из обедов (только для приемов пищи мне ”отпускали” рот) я попросил хоть чего-нибудь почитать. Хоть какую-нибудь книжку. Хоть ”Я — волшебник” Локхарта! Я был согласен на любой шлак.
Помфри ответила, что ”читать в Больничном крыле нечего и незачем”. Почти точная цитата. Но в качестве исключения она согласилась поискать что-нибудь, что не повлияло бы лишними эмоциями на процесс моего выздоровления. И такая книжка нашлась. Бородатого года издания ”История Хогвартса”… для первокурсников.
Процедура чтения тоже оказалась очень занятной. Домовой эльф из хогвартской общины (Лотту тоже, от греха подальше, до моего обслуживания не допустили) держит руками распахнутую перед моим лицом книгу. Правый глаз зажмурю — страница вперед. Левый — назад. Ограничение от Помфри — ”не больше десяти страниц в час”. Лежи и вникай в давно известные тебе факты…
Однако даже в таком, чисто развлекательном чтиве совершенно примитивного уровня, оказалось, присутствуют жемчужины полезной информации. Я неожиданно случайно нашел ответ на свой вопрос, ”бывают ли среди призраков — не маги”. Оказалось, что я совсем забыл про факультетских призраков. Так вот, если дочка Ровены, Толстый Монах и криворукий при жизни и почти безголовый после смерти Ник были магами, то Кровавый Барон — нет!
”Стыдоба! А ведь это привидение моего факультета! Пусть бывшего, но… — с грустью подумал я. — Этот чертов Барон одним только фактом своего существования напрочь херит мою очередную задумку! А как жаль… Такая идея пропала! Избавиться от магии и этим скинуть бремя клятв, обретая нормальное, не рабское посмертие. Избавляться планировалось, естественно, только перед самой смертью от старости лет через сто — сто пятьдесят…
И это уже не первая моя идея, как откосить от воздаяния за невыполненные обеты. Надо в очередной раз признать, что чертовы Основатели знают, как правильно насаживать на крючок. Но ничего! Еще не вечер! Не может быть такого, чтобы совсем не было выхода с этими обетами! Вопрос-то совсем не праздный, ибо когда я найду этого ”шутника”, мало тому не покажется! И мне будет совершенно плевать, кто он, какую роль играл в каноне и как оценивают его жизнь Основатели! За пусть и неудавшееся, но все же покушение, за попытку убийства, а ничем иным это быть не может, спрос совсем другой!” — и от этих мыслей о сладкой мести мне становилось чуть полегче.
Ненависть, оказывается, не только усиливает заклинания, но и обладает определенным обезболивающим эффектом…
К концу двенадцатого дня, как совершенно правильно предположила Помфри, мои мучения подошли к прогнозированному финалу. Сам процесс, когда вылупившиеся кто-то там из личинок, не знаю, бабочки это были или мухи, вылезали из меня, я провел в милосердной отключке. Что-то врачиха смогла такое подобрать, чтобы вырубить меня на это время. И за это ей отдельное спасибо. Потому что я при одной только мысли о том, как прорывая кожу (СКВОЗЬ КОЖУ! ИЗНУТРИ! ТВАРИ!!!) наружу вылезали… Короче, об этом я даже думать спокойно не мог!
Еще два дня ушло на то, чтобы устранить последствия самого лечения. Те зелья, которыми Помфри травила червей у меня в теле, были ядом не только для паразитов. И теперь следовало лечить меня уже от них самих…
Методика устранения последствий отравления была насквозь узнаваемой. Обильное питье, тертый безоар, уголь, соответствующие микстуры для более быстрого оборота этих лекарств в организме… В дело шло все, что только помогает вывести из организма яд.
В данных процедурах приятного тоже было мало. Совсем не было, если сказать точнее. Ибо иногда сложно было понять, каким именно местом в первую очередь следовало приникнуть к ведру. Но после всего недавно испытанного — это, в самом деле, такая не стоящая даже легкой досады мелочь…
После лечения у меня по всему телу (кроме заранее очищенных от паразитов областей вроде головы и других мыслительных для мужчин органов) на коже остались короткие, тонкие, бледные шрамики. Которые, насколько я понимаю магическую медицину, теперь останутся со мной на всю жизнь. Издержки поражения магическими предметами и существами. В мире медицины магического, во всех смыслах, эффекта лечится, к сожалению, далеко не все. На каждый щит найдется свой меч. Сильванус Кеттлберн Полуцелый гарантирует это…
Рассматривая себя в зеркале, я размышлял не об очередных украшениях на и без этого далекой от гладкости коже, и даже не о неминуемой жестокой мести, а о том, что следует как-то поблагодарить Помфри за все то, что она для меня сделала. Ведь, если подумать, она уже который год за мизерную зарплату непрерывно изо всех сил латает этих дурных школьников (и меня в том числе), ежедневно прикладывающих невероятные усилия, чтобы не дожить даже до СОВ. И никто (кроме меня) ей даже простого ”спасибо” за это не скажет! А если и скажет (и говорю), то достаточно ли этого? Да, конечно, насколько я знаю, не покладая рук трудится она здесь не столько ради огромной любви к детям, сколько из профессионального интереса, но отличной работы и возвращенного здоровья это не отменяет!
”Нужно будет как-то по-особенному поблагодарить Помфри. Но что ей подарить? Списаться, что ли, с тем гильдейским врачом?” — подумал я, оделся и провожаемый удовлетворенным (”Это была интересная задача. Можешь идти ломаться дальше…”) кивком Помфри отправился на обед.
Символично. С обеда ушел — на обед вернулся…
Парни встретили меня с радостью. Постучали по плечу, посадили по центру стола, пододвинули тарелку и наложили туда побольше, сетуя, что от их любимого Крэбба злая Помфри оставила почти что один скелет. Что было, конечно же, образным преувеличением, но далеко не крупица истины в этом была. Сейчас, после болезни и промываний, меня не то что человеком ”в теле”, а даже парнем обычного телосложения не назовешь.
— Дзинь-дзинь-дзинь, — именно такой звук раздался по всему Большому залу, когда Дамблдор неожиданно постучал ножом по краю своего пустого кубка. Естественный шум, который сопровождал каждый прием пищи (скрип перьев по пергаменту в спешном порядке доделывающих уроки на сегодня, тихие беседы, стук ложек и вилок о дно тарелок, чавканье и хлюпанье особо нетерпеливых и бескультурных), медленно затих.
— Кхм… — кашлянул и прочистил горло директор. — Я как никто другой понимаю и ценю смех и хорошую шутку. Однако я хочу привлечь ваше внимание к следующему. Никакая шутка не должна переходить незримую черту, за которой лежит серьезный вред здоровью или, не дай Мерлин, что похуже. И если такое случится, я буду вынужден принять самые суровые меры к нарушителю школьных правил. Очень серьезные…
— А меры, которое примет Министерство, — добавила в тишине Амбридж, — будут намного более жесткими. Как не раз повторял министр магии, ”главное достояние магического мира — это наши молодые волшебники. И их правильное воспитание…”
О чем там продолжила токовать Амбридж, мне было совсем неинтересно. Было притихшая злоба от слов Дамблдора вспыхнула с новой силой.
”А ты помнил об этом, когда пострадавшим был не член Палаты лордов, а обычная школьница-полукровка?” — билась у меня в голове мысль. Взбесившись от такого откровенного лицемерия, я рефлекторно перевел взгляд на стол Гриффиндора. Туда, где сидели первые и основные подозреваемые…