Интерлюдия 19 (2/2)
— Не особо и выделила, если ты правильно меня понял. Скучно мне было. Помнишь, как пять лет назад я одного слишком наглого парнишку опозорила на таком же балу? Вот и Крэбб вел себя похабно, так что я его и попыталась, хм… протанцевать. Но танцует он неожиданно неплохо, должна признать. Что же касается дуэли, то, во-первых, он встал на защиту моей чести, ну, как это понимал сам, а во-вторых… Мы, женщины, почти всю жизнь льем кровь ради мужчин и поэтому любим, когда они льют свою кровь за нас. Это нормально.
— Нагло? Да ты это еще очень… очень мягко называешь то, что устроил на балу мордредов Винсент. Вот и Драко говорил, что Крэбб…
— Блейз! Я тебе что говорила? Держись от Малфоев подальше!
— Но с кем мне тогда общаться? Не с Крэббом ли?
— Ты что, не понимаешь, что они легко втравят тебя в какое-нибудь… нехорошее дело? Помни, что твой покойный отец, лорд Забини, в свое время весьма в грубой и нелицеприятной форме отверг просьбу об ученичестве Того-самого-мага! А Малфой был его преданным слугой! Не говоря уже о том, что Крэбб, вообще-то, вассал Малфоя-младшего и обязан делать для него все, что этим… блондинам будет угодно!
— …
— Что молчишь? Ты меня понял?
— Да!
— А сделаешь? — леди строго посмотрела на своего сына, чья слизеринская уклончивость в формулировках ей была отлично известна. Впрочем, слизеринская ли? Забини и сама умела отвечать честно и прямо, но так, что спрашивающий либо ничего не понимал, либо понимал все совершенно не так, как на самом деле.
— Ну… постараюсь. Во всяком случае, после того как поставлю Крэбба на место…
— Не смей, дурак. Забыл про Малфоев? Еще не хватало давать этим… интриганам такое шикарное основание для конфликта, как защита своего вассала. Кстати, что ты вообще знаешь о Крэббе? Вы с ним общаетесь?
— Знаю много. А общаться… да как-то не особо. Пока был на Слизерине — да, а сейчас… Он все же на этом смешном Хаффлпаффе.
— Понятно… — задумчиво проговорила Забини, после чего выдала своему ребенку задание. — Знаешь, слей-ка в омут памяти воспоминания о Крэббе. Самые-самые, на твой взгляд, эффектные.
— Ну мама! Каникулы же!
— Сын! Тем более, много я и не прошу. Так, самую малость.
— Хорошо, хорошо, — буркнул Блейз, после чего задал очередной вопрос: — ”Мы льем кровь ради мужчин и поэтому любим, когда они льют кровь за нас…”. Это как? Я не понял, объясни.
— Хм… Как быстро летит время, — Летиция в очередной раз с умилением потрепала по кудрям Блейза. — Ты, мой красавчик, такой большой уже вырос! Девчонки, поди, на моего милашку заглядываются, не так ли?! — с хитринкой спросила Илэрия Забини своего единственного сына.
— При чем тут это? — смутился он, что не помешало ему привычно дернуть головой, чтобы увернуться от ласки матери.
— Хм… Пожалуй, уже пора… да, — задумчиво пробормотала себе под нос Мария, после чего окинула Блейза каким-то оценивающим, хищным взглядом.
— Что? — напрягся он.
— Малыш, а ты помнишь Италию, мою тетю Розу и ее, хм… пансион для девочек?
— Помню, — отвернул голову в сторону Забини.
— Ах, какой ты у меня милый, когда краснеешь! Ладно-ладно, не злись! Я не просто так спрашиваю. Как ты думаешь, не стоит ли нам этим летом опять туда съездить отдохнуть? Да и подружки твои, поди, наверняка соскучились, тем более они подросли, и им наверняка есть, что тебе показать и чему научить!
— Мама!
— Ну все, радость моя, беги, — она ссадила с колен уже не маленького юношу и, чтобы придать ускорение, игриво шлепнула его чуть ниже спины.
— Мама!
— Беги-беги. Твоей маме надо поработать.
Разбор корреспонденции для мадам Забини в последние десять лет всегда был тем еще развлечением, весьма похожим на тяжелую работу маггловского сапера. Писали ей много и часто, вот только приятного в получаемых письмах было редко и мало. Справедливо обиженные соперницы, завистницы, чересчур экзальтированные ведьмочки, желающие узнать секреты обольщения, и это не говоря уже о прошлых, настоящих и будущих поклонниках… Чего хорошего все они могли ей написать? Угрозы, оскорбления, слезы, мольбы — все это льстило лишь только по-первости и уже довольно давно стало для леди Забини абсолютно неинтересно. Ничуть не более, чем чересчур наглые или скорбные разумом предложения от журналистов и писателей, пытающих сколотить свой литературный капитал на ее специфической славе. Вот и раскладывала Забини эти вороха пергамента на тематические стопки, большей части которых суждено было сгореть в камине или быть развеянными в прах волшебной палочкой. Однако сегодня среди ежедневного мутного потока помоев три письма оказались резко необычными. Весьма отличающимися от стандартных и по форме, и, частично, по смыслу.
Например, вот это вот, написанное на дорогом пергаменте, принесенное анонимной почтовой совой:
”Добрый день. К сожалению, я не могу назвать вам своего имени, но вы можете называть меня Доброжелатель. Это вполне отражает смысл сего послания: я действительно желаю только добра. Правда, новости у меня для вас, мадам Забини, не очень радостные. Ваше появление на последнем балу было, как всегда, по-настоящему приковывающим всеобщее внимание и воистину не забывающимся, но… увы. В этот раз это сослужило вам плохую службу.
Да. Ваша защита мощна и труднопреодолима, однако не существует ничего абсолютного, то есть так или иначе неразрушимого. К сожалению, в этот раз вы привлекли к себе внимание как раз тех волшебников, для кого ваша защита — серьезная, но не неприступная крепость. У них могут найтись, в том числе, и искренние добровольные жертвы, готовые принести свою жизнь на алтарь служения своим кумирам.
Меня можно назвать вашим искренним поклонником, и поэтому я не хочу, чтобы с вами или с вашим сыном случилось что-то нехорошее. К сожалению, я не могу повлиять ни на одну из этих сторон, поэтому мне остается только попытаться уговорить вас.
В приложенном к письму чеке банка Гринготтс вы увидите сумму: две тысячи галеонов. Этого хватит, чтобы в течение года попутешествовать по континенту и в разумных пределах ни в чем себе не отказывать. Если вы захотите продолжить свой отдых за пределами Британии, то я обещаю ежегодно отправлять аналогичную сумму на ваш личный счет.
Прошу вас, в ложном чувстве защищенности не отмахивайтесь от моего предложения. Я желаю только добра…
Доброжелатель.”
— Та-а-ак, — потянула мадам Забини, обмахиваясь пергаментом письма. — И кто же это у нас такой вежливый и богатый? И кто так искренне желает добра — правда, весьма красноречиво для понимающего взгляда умалчивая, кому именно? И у кого там, судя по рассказам сына, дочка беззаветно втрескалась в Крэбба? Ну-ну, лорд Дэвис. Как прозрачно. Впрочем, на то и расчет. Прячется он, скорее, от случайной публичной известности… Или просто не хочет, чтобы жена за переписку с весьма знаменитой обольстительницей ему что-нибудь не лишнее оторвала.
Хм… Вот так вопрос. Стоит ли двух тысяч галеонов год жизни в этой туманной, холодной и чопорной Британии? Вообще, если провести за границей несколько лет, то набежит серьезное состояние. И его мне предлагают за что?.. Однако! Я… оскорблена! Кто бы мог подумать! Мне предлагают деньги не за, как обычно, яркую ночь, не за любовь, не за замужество, а за то, чтобы я… держалась подальше?! Как низко я пала! Постарела, видимо, м-да… Настолько постарела, что уже малолетками интересоваться стала. Хорошо, что сын этого не слышит! Да уж! Ладно, — она бросила письмо на столик и взяла следующее, — посмотрим, что пишут другие?
Второе письмо было по смыслу полностью идентично первому, только более пространное, и денег приложено не было. Хотя глядя на поставленную в конце письма короткую подпись известного скромника и нестяжателя: ”Великий волшебник, Верховный чародей Визенгамота, президент Международной Конфедерации Магов, кавалер ордена Мерлина первой степени, директор Школы чародейства и волшебства Хогвартс, мастер трансфигурации Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор”, удивляться этому не приходилось. Политикам такой монструозной мощи редко приходилось кого-нибудь покупать банально деньгами. Ведь иногда достаточно слегка, для них слегка, просто нажать…
Третье письмо оказалось самым коротким. И самым не завуалированно угрожающим:
”Слушай меня внимательно, ведьма. Немедленно убирайся из страны и не появляйся здесь ближайшие лет пять, иначе тебе станет очень плохо. Да, я отлично знаю о защищающем тебя проклятье, но ты забываешь, что жизнь зачастую может быть такой, что о свидании с Вечной Леди долго и безнадежно молят. Например, если потерять красоту, питаясь в заточении отрубленными руками и ногами! Своими. Или частями тела своего сидящего рядом сына…”
Вместо подписи движущаяся картинка — черный череп, изо рта которого выползает змея. Печально известная всем в Магической Британии ”метка Мрака”.
— Хм… Однако. — Мадам Забини расположила письма на журнальном столике, как три вытащенные из гадательной колоды карты. — И что здесь прошлое, что настоящее и что будущее?.. Такой молодой юноша, а уже смог заинтересовать своей персоной столько разноплановых сил, — задумалась она. — Но в чем-то мои конфиденты действительно правы. Следует посетить всех своих друзей и подруг на континенте. Как раз года за четыре управлюсь, тем более круиз оплачен. А там, глядишь, и страсти слегка поулягутся. Отмщение — это хорошо, но жизнь все же гораздо лучше! А Крэбб… Конечно, нельзя сказать, что он меня оставил совершенно равнодушной. Все-таки первый в мире мужчина, который заинтересовался моим настоящим… ”лицом”, а не подобранной ”маской”. Но конечно, это совсем не повод рисковать своей жизнью и жизнью сына. Да и не девочка я уже, чтобы падать в объятья первого попавшегося на пути трепетного влюбленного. И не настолько стара, чтобы интересоваться малолетками. Кто бы лучше надоумил, как теперь понадежнее объяснить причину переезда на континент своему, как бы сказали в их Хогвартсе, ”не по-слизерински горячему” сыну? Хотя... А что тут объяснять? Я же обещала ему посещение ”пансиона” в родной Италии? А Роза, если что, всегда меня прикроет. И деньги ей лишними не будут, и память о тех временах, когда мы делили одну маленькую комнатку у старой карги ”мадам Софи”, зачастую значит даже поболе, чем родственные связи у так кичащихся ими англичанишек!