Глава 2. Общественная нагрузка для массовика-затейника (2/2)
— Дайте мне договорить профессор, — невежливо, но меня, откровенно сказать, вконец заебало слушать всю ту пургу, что нес этот клоун. — Научите меня тому, что умеете лучше всего сами!
— И что же это? — напрягся Локхарт.
— Я хочу, чтобы вы научили меня теории и практике заклинания Обливиэйт. — Портреты Локхарта на стенах неодобрительно на меня посмотрели.
— Извини, но обучение и практика этого заклинания, как одного из самых опасных, проводится только на службе и в пределах Департамента магического правопорядка. Поэтому я просто не имею права обучать кого-либо. Давай я лучше научу тебя...
Что ж, халява не сработала. Зайдем с тузов.
— Пятьсот галеонов.
— Мальчик, я не собираюсь нарушать закон и подвергать свое имя опасности ради каких-то жалких…
— Тысяча галеонов.
— Выход из класса у тебя за спиной… — занервничал профессор. Портреты на стенах стали задумчиво переглядываться друг с другом.
— Полторы! Наличными. Без всяких свидетелей: гоблинов, магов, магглов… Полторы тысячи приятных желтых кругляшков.
Локхарт взмахнул палочкой, накладывая на дверь простенькое запирающее заклятие.
— Кто ты?
— Я Винсент Логан Крэбб, ученик второго курса.
— И ты, ученик второго курса, имеешь право распоряжаться такой достаточно серьезной суммой?
— Да.
— И деньги ты можешь принести очень быстро?
— Половина у меня с собой.
— Хм, — задумался профессор, встал и повернулся ко мне спиной.
Я занервничал, поняв, что только что откровенно ступил. Все же непрерывная болтовня Гилдероя вполне сойдет за легкий конфундус. Лорд умен, и именно поэтому его действия можно хоть как-то предугадать. Что придет теперь в голову Локхарту… Да что тут думать? Понятно, что придет: ”Семь с половиной сотен галеонов за просто так гораздо лучше, чем полторы тысячи — с опасностью быть пойманным”.
— И где они? — все еще стоя ко мне спиной, причем рука, держащая палочку, спрятана. — Покажи мне их, чтобы я удостоверился, что ты меня не обманываешь.
”Ага! Счаз! Хватит одного упоротого мною косяка! — подумал я. — Выброс адреналина в кровь прочистил мне мозги, так что и не надейся!”
— Прежде чем вы захотите сделать что-нибудь… не очень обычное, профессор, вы должны кое-что узнать. Во-первых, прежде чем идти к вам, я записал все, что собираюсь делать, на бумаге и вручил одному из своих друзей. Во-вторых, по дороге сюда я встретил своего декана. Мадам Спраут, узнав о том, куда я иду, очень хотела, чтобы на обратном пути я заглянул к ней и рассказал о встрече с вами. Она ваша ярая, но скромная фанатка. А завтра со мной хотел поговорить директор Дамблдор.
— Ну что ты, мальчик. Ты меня совсем не так понял, — просиял своей голливудской улыбкой Локхарт и отложил волшебную палочку в сторону. — Однако я хотел бы подробно обговорить условия. — Улыбка Гилдероя исчезла. Он стал абсолютно серьезным.
— Я вас слушаю.
— Непреложный обет о неразглашении.
— Кто будет свидетельствовать?
— Аврора Синистра. Она от меня без ума.
— Не хотелось бы подключать еще кого-нибудь, кто может выдать даже…
— Обливиэйт.
— Логично, — согласился я. Как-то я не подумал, что можно пригласить, использовать, а потом стереть память.
— Дальше. Кого ты приведешь в качестве учебного пособия?
— А разве вы не…
— Нет. Я этим заниматься не буду. Слишком опасно.
— Если никого, то тогда на ком проходить практику?
— Животные. На них тренируются начинающие обливиаторы. И еще одно условие. Деньги вперед. Все.
— Нет. Только половина.
— Уж не хочешь ли ты меня обмануть?
— Профессор Локхарт. Не надо обижать меня, сомневаясь в моей разумности. Став врагом такому опытному обливиатору, можно в один далеко не прекрасный момент забыть даже, как дышать.
— Лесть тебя не спасет.
— Тысячу вперед. Пятьсот потом. И это мое последнее слово. За такие деньги я на континенте найму трех учителей.
— Согласен, — подумав, сказал Локхарт.
Спустя два дня, минус тысячу галеонов, непреложный обет (я молчу о нашем договоре, а Локхарт меня ответственно учит, как его учили, и не стирает мне память о нашей учебе) и один обливиэйт к дурочке, безнадежно влюбленной в светлый образ, к которому Локхарт в реальности не имел никакого отношения, у нас состоялось первое занятие.
— Итак, начнем наш урок. Для начала прочитай бумажку, что лежит у тебя под книгой, — довольно сказал улыбающийся Гилдерой.
”Я попросил профессора Локхарта стереть мне память за последние пять минут. Секретное слово, которое он точно не знает, — Наваха”. — Я почувствовал страх и злобу. Только что я потерял часть себя. Навсегда. Если и есть что-то страшнее, чем не помнить, то есть не быть собой, то…
”Стоп! — прервал я свои философские размышления. — Но как же так? Почему Локхарт, стерев мне память, до сих пор жив? Ведь данный им непреложный обет должен был его убить! И почему не сработала печать? Черт! Обет! Формулировка! Обе формулировки: и обета, и печати! Я сам разрешил Локхарту стирать мне память! ”Как учили его…” — Если то, что я до этого чувствовал, я мог считать страхом, то сейчас я познал, что такое приковывающий к месту ужас. Ужас, от которого все внутренности смерзаются в один ком и падают куда-то в низ живота. Ужас, который не позволит даже сделать шаг в сторону от приближающейся к тебе смерти. Ужас… — Я совершенно беззащитен перед ним. Я даже не смогу никому ничего рассказать! Не смогу даже позвать на помощь — обет! Цена моей жизни сейчас — пятьсот недоплаченных галеонов!” Я теперь на сто процентов уверен, какую форму у меня примет боггарт.
Довольный Гилдерой, глядя на мое побелевшее лицо, спросил меня:
— Проникся? — Сейчас улыбка Локхарта своей злобностью сделала бы честь любому опьяневшему от крови гоблину. — Сейчас ты почувствовал на себе, как действует мастерски примененное заклинание Обливиэйт. Цель не только не помнит, что именно стерто. Цель не только не осознает, что нечто забыто. Цель не может, как в твоем случае, восстановить воспоминания о произошедшем даже в случае, если имеет какой-то якорь для воспоминаний. При этом все остальное совершенно не повреждено. Но это абсолютный, высший класс, так могут очень немногие. Именно поэтому отпускать меня с работы обливиатором в Министерстве очень не хотели.
Это только дилетанты думают, что просто взмахнул палочкой, стер всю информацию о цели, и на этом все. Быть может, в давние времена все так и было, но сейчас работать стало далеко не так просто. С каждым годом поддерживать Статут Секретности становится все сложнее и сложнее. Особенно ужасна работа в больших городах. Помимо того, что магглы изобретают все больше и больше различных технических глупостей, так их еще ко всему прочему становится банально просто слишком много.
Но самая выматывающая работа — это стирание памяти об умершем магглорожденном волшебнике. Думаешь, пришел, два взмаха — и два забывших все маггла? Не-е-ет. Вот сколько продержится такой обливиэйт, если даже в память тела успела въесться привычка желать, например, спокойной ночи своему сыну или погладить по голове любимую дочурку?
Ладно, пусть даже все материальные якоря, в основном это общие и личные вещи, комнаты, фотографии и прочее, убраны (добиться этого проще всего принудительным, скажем под империо, переездом на другое место жительства). А друзья? А родственники? А знакомые? А соседи? Что они скажут, если внезапно их хорошие знакомые забудут о том, что у них был ребенок? А материальные якоря у друзей, у родственников, у знакомых? А их друзья и так далее, и тому подобное. В итоге мы вынуждены работать в тесной связке со сквибами, магглорожденными и легилиментами, которые прослеживают основные возможные опасности по сохранению якорей, и устранять их уже у второго и третьего звена связей! Мы стираем одно, легилимент вкладывает другое, сквибы и магглорожденные работают с маггловскими архивами. При этом нельзя еще нарушить положения Статута Секретности! Это мордредова работа! Один магглорожденный, таким образом, обходится в месяцы работы! Часто проще убить магглов-родственников или просто плюнуть на них.
Распалившийся Локхарт замолчал, достал откуда-то аккуратную фляжечку, наполненную явно не родниковой водой, и отпил пару глотков. Успокоившись, он продолжил лекцию:
— Итак, помимо вербальной — ”Обливиэйт” — и ритуальной составляющей (взмах палочкой вот такой вот), имеется еще и третья, ментальная составляющая. Существует несколько общепринятых образов. Я, например, прикасаясь к чужим воспоминаниям, представляю себя расческой, которая ничего не ломает, а только делает красиво. Кто-то рекомендует представлять себя мягкой кисточкой, кто-то кошачьей лапкой, это зависит от каждого конкретного волшебника. Обязательные черты образа — ”что-то, что не вредит”, иначе после обливиэйта остаются рваные, хорошо различимые даже слабому легилименту следы. Сегодня, на первом уроке, ты должен научиться…
После каждого следующего урока у Локхарта отвращение к нему и уверенность, что совсем не те, какие надо, заклинания назвали непростительными, у меня только крепли. Как и понимание того, что далеко не обязательно самый мерзкий злодей будет самым знаменитым. Также, на всякий случай в Выручай-комнате, я стал вести дневник, куда, используя английские буквы для записи русских слов, заносил все самое важное. Надеюсь, сейчас, пока ”руглиш” не так известен, тем более в пределах Британии, никто мой простенький шифр не разгадает. Дневник придется вести хотя бы до конца этого учебного года. Хер его знает, этого Локхарта, что придет ему в голову. Пусть даже и сдохнет потом, а память стереть мне успеет. А так будет хоть какой-то якорь. В крайнем случае — просто почитаю все и выучу заново. Но страховка нужна обязательно.