Тревога (1/2)

— Гэгэ, не нервничай, — Хуа Чэн чувствует, как дрожат руки Се Ляня, пока тот развязывает верёвку, стараясь не дёргать слишком резко, чтобы не причинять боли, но при этом всё равно торопясь скорее закончить.

— Как я могу не нервничать, Сань Лан? Это ведь по сути твой отец, и он приехал так не вовремя! Как в этих ужасных фильмах или любовных романах, — Се Лянь утыкается лбом меж лопаток Хуа Чэна и несколько секунд так сидит, старательно пытаясь взять себя в руки. — Как он вообще здесь оказался? Мы должны были завтра встречать его в аэропорту.

— Хороший вопрос. Я точно помню, что он должен был приехать завтра, — Се Лянь за спиной продолжает развязывать узелки, и когда последний снят, Хуа Чэн разминает плечи и потягивается. После он разворачивается и наблюдает за тем, как его возлюбленный спешно снимает с себя ремешки портупеи. — Гэгэ очень идёт. Может, не будешь снимать?

— Сань Лан! — под звонкий смех Се Лянь отворачивается, пряча румяные щёчки, потом забирает верёвку и складывает всё в ту сумку на молнии, из которой ранее достал портупею. — Как мне теперь показываться ему на глаза?

— Гэгэ, если будет нужно, я просто выставлю его на улицу. Возможно, даже через окно.

Се Лянь сокрушённо стонет, но всё же смиряется со всей этой донельзя абсурдной ситуацией. Он смотрит на своё отражение в зеркале и приходит к выводу, что нужно переодеться; выбор падает на водолазку с высоким воротом. Хуа Чэн, наблюдая за всем этим, расстегивает ещё одну пуговицу на рубашке, а Се Лянь, заметив эту шалость, лишь выдыхает, но не спорит. Исключительно по той причине, что Мэй Няньцин может в любой момент снова потребовать внимания к своей персоне.

Первым на кухню заходит Хуа Чэн, он не может сдержать довольной улыбки: ситуация его забавила, да и он, в конце концов, рад видеть здесь этого человека. Се Лянь заходит следом, не в силах поднять взгляд, и неловко переминается с ноги на ногу, в который раз мечтая просто провалиться.

— Один вопросик, — Хуа Чэн подходит к столу и отодвигает для Се Ляня стул, а после отходит к кофемашине. — Ты должен был приехать завтра, почему ты здесь?

— Что? — Мэй Няньцин вскидывает брови. — Нет, сегодня. Ты неправильно запомнил дату.

— Да нет, не может такого быть, — Хуа Чэн хлопает по карманам и вынимает из левого телефон. Он листает переписку и находит нужное сообщение. — И правда сегодня. Как странно.

— Ничего странного, можешь не спать вообще — и однажды не вспомнишь, какой сейчас год. Так, сделай мне латте на кокосовом и поесть чего-нибудь, а я пока поболтаю с Се Лянем, — мужчина оценивающим взглядом проходится по избраннику своего подопечного и тихонько усмехается. Се Лянь сидит, опустив плечи и старательно делает вид, что его здесь нет. — Как дела?

— Н…нормально, — голос предательски звенит и дрожит, Се Лянь сглатывает. — Я… простите…

— За что ты извиняешься? Расслабься, секс это нормально, извиняться стоит мне, ведь это я решил позабавиться, зайдя к вам, — взгляд, которым Се Лянь поглядел на Мэй Няньцина, трудно описать словами. Смесь изумления и стыда, неверия и растерянности, интереса и облегчения. — Поэтому прости. Я лишь хотел пошутить.

— Ничего-ничего, забудем об этом, — заметно расслабившись, Се Лянь сел ровнее. Он принял из рук Хуа Чэна чашку ароматного чая на травах и вновь взглянул на мужчину напротив. Он выглядел очень молодо и необычно для человека, который когда-то давно взял ребёнка под свою опеку. У него выкрашенные в белый волосы, украшенные тонкими разноцветными лентами, в ушах серьги-гвоздики, взгляд цепкий и даже немного колкий. Осознав, что осматривает собеседника уже довольно долго, Се Лянь вновь делает глоток и отводит взгляд. — Вы хорошо добрались?

— Мой багаж чуть не потеряли, а в остальном всё прошло хорошо. Но было бы лучше, конечно, если бы кое-кто приехал меня встретить, — Хуа Чэн мурлычет себе под нос незамысловатый мотивчик, пока жарит на сковороде рис, он оборачивается через плечо и показывает Мэй Няньцину язык. — И как ты его терпишь, Се Лянь?

— С ним не скучно, — с улыбкой отвечает молодой человек, после вновь возвращает свой взгляд Мэй Няньцину. — Могу я спросить, почему Вы решили оформить опеку? Вы выглядите очень молодо.

— Хуа Чэн не рассказывал? — Се Лянь мотает головой, а мужчина недовольно цыкает. — Вот же. Хорошо, что он вообще обо мне рассказывал?

— Рассказал о том, как вы проводили вместе время. Про воздушный шар, горы, поездку в Россию. Про парк, где вы сломали руку. И про дом, — перечислил Се Лянь, с удивительной лёгкостью выдержав прямой взгляд. — О Вас Сань Лан рассказал не очень много. Знаю, что вы архитектор, любите путешествия, активный отдых и кошек.

— Хуа Чэн, почему ты ничего ему не рассказывал, ты офигел? — недовольно, почти обиженно, спрашивает Мэй Няньцин. — Мог бы как минимум рассказать, как я научил тебя играть в карты и как ты бегал по всей квартире, когда впервые победил!

— Мы с гэгэ обычно разговариваем о более интересных вещах.

— Сань Лан!

— Вот видишь, несносный ребёнок, не понимаю, что ты в нём нашёл, — Мэй Няньцин наконец получает свой кофе и делает глоток, после довольно жмурится и пьёт ещё. — Я взял его, потому что был знаком с ним. Я был главным архитектором одного проекта и лично контролировал строительство. Однажды я забыл на стройке планшет и пришёл его забрать, а там кто-то спал в углу. Было довольно темно, но я понял, что это ребёнок и подошёл узнать, в чём дело. Он выглядел ужасно худым и измученным, рассказал, что родители не пустили его домой и он спит здесь, потому что это место охраняется и здесь нет ветра из-за стен. Через три года после этой встречи я оформил над ним опеку, а ещё через четыре увёз в Германию.

— А как…— Се Лянь осёкся и замолчал. Хуа Чэн не рассказывал ему о том, куда делись его родители, поэтому было бы невежливо спрашивать. Тем более, спрашивать не у него самого, а у его опекуна.

— Гэгэ, если хочешь что—то спросить, то спроси. Я не против, пусть рассказывает, — Хуа Чэн накладывает жареный рис с яйцом и луком в три тарелки и тоже садится за стол.

— Спасибо, — Се Лянь пододвинул тарелку поближе. — Сань Лан, раз ты не рассказывал, значит мне не нужно это знать.

— Но гэгэ интересно, — возразил Хуа Чэн, но Се Лянь всё равно не стал спрашивать. — Хорошо, я сам расс…

— Хуа Чэн, закрой рот и ешь, — перебивает Мэй Няньцин. — Ты правда думаешь, что Се Лянь хочет слушать эту историю за столом?

На это возразить было нечего и Хуа Чэн замолкает. Се Лянь замечает, что он заметно поник и ободряюще гладит возлюбленного по бедру.

— Се Лянь, расскажи мне о том, как вы начали встречаться, кто первым признался и всё такое. Мне жуть как интересно это узнать, — мужчина поудобнее перехватывает палочки и начинает есть.

— Ох, там была забавная история… Мы сходили в кино, потом по возвращении домой заказали роллы, купили вина и после одной бутылки пришли к теме отношений, — вспоминая тот вечер, Се Лянь улыбается. Он наконец расслабился полностью, убедившись, что никто не осуждает его за то, что произошло. — Мы узнали друг у друга, что нам кто-то нравится, и я настоял на том, чтобы Сань Лан позвонил этому человеку и рассказал о своих чувствах. Сань Лан позвонил мне.

— И правда, весело получилось. Обычно истории отношений этой бестолочи звучали ужасно скучно, — Мэй Няньцин бросает насмешливый взгляд на насупившегося Хуа Чэна и усмехается шире. — «Мне предложили встречаться неделю назад и сейчас этот человек едет сюда. Кстати, я уже хочу расстаться с ним, сделай как-нибудь, чтобы он ушёл, ладно?»

— Не… — Хуа Чэн закашлялся, подавившись рисом. — Замол… чи!

Се Лянь негромко смеётся и помогает Хуа Чэну справиться с напастью. Он знает, что его возлюбленный в университете разбивал сердца своих воздыхателей буквально после пары свиданий; знает, что он успел неплохо погулять, потому что ему предлагали секс без обязательств и он не всегда отказывал. Но всё это в прошлом, сейчас — Хуа Чэн сам так сказал — он впервые полюбил и не собирается от своей любви отказываться. Да и если вдруг сейчас поступит предложение просто переспать, он без раздумий его отклонит. Се Лянь не сомневался ни на мгновение.

— Почему Вы уехали в Германию? — Хуа Чэн перестал кашлять и теперь Се Лянь готов был продолжить разговор.

— О, это было связано с работой, мне предложили отличное место в Кёльне.

***</p>

— Я пожалуй пойду посплю, — уже несколько часов под аккомпанемент какого-то фильма Мэй Няньцин тешил себя болтовнёй с «детьми», а Хуа Чэн, снова не спавший ночь, чувствовал себя ужасно уставшим.

— Ого, ты умеешь? — не удержался от сарказма мужчина.

— Умею. Если утром гэгэ пожалуется на твои дебильные вопросы, я лично вышвырну тебя отсюда.

— Да-да, я понял. Иди уже, — Мэй Няньцин проследил за тем, как Хуа Чэн потянул за руку Се Ляня, чтобы тот проводил его до спальни, Се Лянь вновь смутился, но в конечном итоге сдался и пошёл следом за Хуа Чэном, а вернулся через десяток минут с раскрасневшимися губами и блестящими глазами. — Раз уж мы остались одни, я могу задать вопросы, которые не стал бы при Хуа Чэне.

— Угу, — кивает Се Лянь. — Спрашивайте.

— Он пару недель назад не говорил тебе ничего особенного? Может, его что-то беспокоило?

— Говорил. Он в целом был очень подавленным, пока неделю назад не решил, что хочет водить мотоцикл. Я поддержал его идею и ему сразу стало лучше, — честно говоря, в тот период Се Лянь был готов отчаяться. Он делал всё, чтобы поднять Хуа Чэну настроение, но тот выглядел ужасно усталым и на все попытки Се Ляня улучшить ситуацию, реагировал лишь вежливыми улыбками и неизменным «я в порядке». Расстраивало, что ничего не удалось сделать с этой ситуацией и в итоге Хуа Чэн вышел из неё сам, но ведь вышел. И это главное.

— Хорошо. Раз он рассказывает тебе о своих проблемах, значит, точно доверяет, — Мэй Няньцин подлил себе в стакан немного сока и отпил пару глотков. — Я долго добивался того, чтобы он начал со мной нормально разговаривать и чтобы понял, что ему есть на кого положиться. Я не мог действовать с ним как отец с сыном, потому что его собственный отец был ужасным человеком — и я попробовал стать ему другом. Се Лянь, я хочу, чтобы ты был готов к тому, что Хуа Чэн не всегда сможет правильно реагировать на некоторые вещи и… если он тебя как-то обидит, то вряд ли будет понимать, что с этим делать.

— Я догадывался, да. В любом случае, я готов принять его проблемы и помочь их решить. Знаете… Сань Лан часто обесценивает свои эмоции и никак не реагирует на похвалу или комплименты, — это Се Лянь заметил сразу. Сколько бы он ни пытался добрым словом отозваться о внешности Хуа Чэна, он словно бы не слышал. Единственное, что он принимал — это похвалу по учёбе, но и здесь он смущался и не всегда знал, как реагировать.

— Ничего удивительного. Его не научили принимать похвалу, не привили любовь к себе, а когда я забрал его, было уже поздно прививать это. Но я оплачивал ему терапевта и в целом мы неплохо проработали его травмы.

— Спасибо, — тепло улыбнулся Се Лянь, — что были добры к нему. Сань Лан мало о Вас рассказывал, поэтому я изначально решил, что этот эпизод его жизни такой же негативный, как и его детство, но сейчас я вижу, что это не так.

— Он доставил мне хлопот, пока был младше. Я таскал его по огромному числу врачей: из-за истощения он был слабоват здоровьем и заметно отставал в росте и весе, но в итоге восстановился. Ещё и психотерапия. Дорого, конечно, но зато помогло —и это главное. Когда вырос и мы уехали в Германию, мне пришлось защищать его и наш дом от настойчивых поклонниц и поклонников. Поэтому, вероятно, он просто стыдился своего поведения в те годы и поэтому не рассказывал особо.

— Сань Лань был настолько популярен? — удивился Се Лянь. Он, конечно, знал, но чтоб защищать дом…

— Знаешь, из-за чего он забрал документы и перевёлся? Дело в том, что дочка ректора по уши в него влюбилась и липла к нему буквально везде, но результатов это не давало. Потом она выждала примерно месяц, извинилась за своё поведение и сказала, что это была глупая странная вспышка интереса. А ещё через пару месяцев предложила переспать, — мужчина усмехнулся, вспоминая те деньки. — Ну, Хуа Чэн, дурак, согласился. Через две недели она заявилась к нам домой и сказала, что беременна. Хуа Чэн был на все двести процентов уверен, что она лжёт, и продолжал отказывать ей, но всё равно заметно нервничал. Ректор его универа начал угрожать: либо отчисление, либо свадьба, но угрозы не сработали. Он много раз пытался прийти к нам домой и устроить скандал, а на девушку начали давить все вокруг и после очередного скандала между ректором и Хуа Чэном, она призналась, что соврала. Тогда Хуа Чэн и решил, что переведётся, чтобы не быть с этими сумасшедшими.

— Кошмар какой-то, — выдохнул Се Лянь, поражённый этой историей. Он и предположить не мог, что его возлюбленный когда-то вляпался в такое.

— О, да. Слухов тогда раз в двадцать больше стало, Хуа Чэн вообще изначально хотел просто сменить университет в Германии, но эта прекрасная история разлетелась довольно сильно, и в итоге он просто решил вернуться в Китай. Кстати, о слухах, — Мэй Няньцин убрал пустую тарелку из-под чипсов на столик. — Может сложиться впечатление, что он спал с огромным количеством людей, но на самом деле, не переживай, он разборчив и большинству всё-таки отказывал.

— Я не переживаю, Сань Лан рассказывал об этом, когда мы разговаривали о… близости, — Се Лянь вновь алеет щеками, вспомнив, на каком моменте их сегодня поймали. — Ещё он говорил, что у него практически не было друзей в Германии.

— Это правда. Он общался со мной и ещё с парочкой человек, но я о них почти ничего не знаю. Большинство хотело с ним переспать, а не подружиться.

— Понятно, — Се Лянь выглядел немного расстроенным. Теперь, когда Мэй Няньцин подтвердил его опасения, рассказав, что Хуа Чэну было действительно одиноко, да ещё и в той ситуации с дочкой ректора у него не было никакой поддержки от друзей, лишь от толпы воздыхателей, захотелось скорее пойти к нему и обнять покрепче. — Сейчас он смог найти друзей и у него целых три лучших друга. Тот самый Вэй Ин с ключами, который иногда приходит без предупреждения, как раз один из них.

— Это хорошо. Я взрастил с нëм хоть какую-то уверенность в себе и очень надеялся, что в Китае, где не будет языкового барьера, он справится, — Мэй Няньцин сложил все тарелки из-под еды в одну башенку и поднял её, а Се Лянь взял одну тарелку, на которую были сложены все остатки еды. Вместе они проследовали на кухню, где всё разложили по своим местам. — Рад, что он не просто справился с поиском друзей, но ещё и смог наконец полюбить. Я уже начал подозревать, что у него так и не застучит в груди.

— Хорошо, что всё в итоге сложилось так, как сложилось. Не представляю никого лучше рядом с собой, — Се Лянь зевнул, прикрыв рот рукой, он зажмурился так, что на ресницах появилась влага. — Вы не хотите спать?

— Как раз собирался предложить. Я встану часов в девять по вашему времени. Вам к какой паре? — мужчина налил себе немного воды в стакан, насыпал льда и с этим стаканом пошёл к выходу из кухни.

— Мне ко второй, Сань Лану к четвёртой, — в ответ раздалось неопределённое «Ммм…» и Се Лянь понял, что вряд ли Мэй Няньцин в свои тридцать пять помнит, во сколько начинаются пары. — Вторая в половину одиннадцатого, а четвёртая в три часа.

— Ничего себе разброс, — закрыв за собой дверь кухни, Мэй Няньцин прошёл немного по коридору и остановился у входа в гостиную. — Хорошо, диван я сам заправлю. Спокойной ночи, Се Лянь.

— И Вам спокойной ночи, Мэй Няньцин, — попрощался Се Лянь. Он тихо вошёл в спальню и, переодевшись в ночное, лёг в кровать, прислушиваясь к тихому дыханию Хуа Чэна. Несколько секунд Се Лянь слушал, затем тихонько вздохнул. — Сань Лан, ты не спишь?

— Нет, — с небольшой паузой ответил младший, голос его звучал так устало и надломленно, что Се Лянь вздрогнул. — Очень хочу, но не получается.

— Может, тебе стоит попить того успокаивающего чая? Или всё же попробовать снотворное? — Се Лянь осторожно сел и коснулся плеча Хуа Чэна. — Тебе всё тяжелее и тяжелее засыпать, это ненормально.

— Нет, всё в порядке. Я обещаю тебе наладить режим на каникулах, но сейчас я, кажется, физически не могу уснуть раньше привычного времени.

— Ты устал и всё равно не можешь уснуть, — беспокойство закипало внутри. Старший видел, как с каждым днём состояние его любимого человека становится всё хуже и хуже, простая головная боль давно переросла в пытки, и Се Лянь понимал, что порой Хуа Чэн едва держится. — Ещё и остальные твои странности… Сань Лан, тебе нужно…

— Хватит! — Се Лянь вздрогнул. — Я не больной. Если тебе что-то не нравится, то…

Хуа Чэн замолчал. Он быстро понял, что сказал лишнего и продолжать говорить глупости не собирался, быстро вернув себе контроль над эмоциями. Срываться на Се Ляне было бы слишком.

— Прости, гэгэ. Я не должен был повышать на тебя голос, — в голосе Хуа Чэна искреннее раскаяние, он отворачивается и прячет лицо в подушках. — Я очень устал.

— Всё в порядке, Сань Лан, — всё ещё немного шокированный тем, что на него накричали, Се Лянь осторожно лёг рядом и протянул было руку, чтобы вновь коснуться плеча Хуа Чэна, но передумал и опустил её. — Спокойной ночи.

Хуа Чэн молчал. Его сердце билось в груди так, словно норовило пробить грудную клетку изнутри и вырваться наружу. Подальше от отравленной ядом внезапной злобы души. Трудно было поверить словам Се Ляня, ведь Хуа Чэн слышал, как изменился его тон, видел, как поникли плечи… Конечно, не всё в порядке. Конечно же, чёрт возьми, всё было не в порядке. Резко выпрямившись, Хуа Чэн поднялся с кровати, он слышал, что Се Лянь ещё не спит, поэтому предупредил его, что пойдёт в душ. В ответ послышалось тихое-тихое «угу», после которого Хуа Чэн вышел, не забыв прихватить с собой сменную одежду.

Под струями прохладной воды молодой человек почувствовал, как отступает усталость, а на её место приходит оно. Ужасающее всепоглощающее отчаяние. Хуа Чэн ненавидел себя за то, что посмел накричать на Се Ляня, что сорвался, не сдержал в себе этот из ниоткуда взявшийся гнев. Он должен был обрушить его на кого угодно, но не на единственного любимого человека. А всё из-за такой глупости, как излишняя забота. Забота полностью, как ни посмотри, обоснованная.

— Прости меня, гэгэ, — Хуа Чэн поднял голову, капли воды забили по лицу, не принося ни капли успокоения. Плечи задрожали в подступающей истерике и молодой человек со всей силы ударил кулаком по стене, разбивая костяшки пальцев в кровь. Резкая боль от удара мгновенно отрезвила, переключила всë внимание на себя и отвлекла, пусть и ненадолго, от невесëлых мыслей.

Это подтвердило опасения и догадки Хуа Чэна. Он нервно рассмеялся и поднялся на ноги, окрылённый осознанием того, как теперь бороться с собой и своим странным поведением. Метод не самый лучший, но, говорят, работает безотказно. Вообще, он давно знал о том, что такое существует, и знал, зачем оно существует, но никогда прежде не думал, что однажды сам прибегнет к такому методу. Методу, который тяжело назвать здоровым, но легко назвать эффективным.

Повинуясь своим ощущениям, Хуа Чэн подошёл к шкафчику возле зеркала и достал из коробочки новую сменную кассету для бритвенного станка. Вновь сев на пол под струями воды, молодой человек с силой ударил кассетой по стенке, стараясь расколоть корпус, но он не поддался так просто. Недовольно фыркнув, молодой человек поднёс кассету ближе к лицу и внимательно её осмотрел. Со сторон всё держалось металлическими кольцами, поэтому первым делом он снял их. После нашёл сзади крепления и, изрядно поранив свои пальцы, всё же смог сломать пластик. Дальше легче.

Несколько коротких тонких лезвий было извлечено наружу, Хуа Чэн несколько секунд колебался, прежде чем схватить одно из них двумя пальцами и подняться на ноги. Он несколько долгих секунд думал, где именно рассечь кожу, пока наконец не пришёл к выводу, что лучше всего подойдёт бедро. С внешней стороны возле колена — отличное место, на которое никто не посмотрит. Шорты Хуа Чэн не носил, все домашние халаты были длиннее, а в случае близости… вряд ли Се Лянь будет смотреть в такие места. Если после сегодняшнего срыва он вообще останется рядом.

Горько усмехнувшись, молодой человек наотмашь нанёс первый пробный порез лезвием. Неглубокий, но такой отрезвляюще болезненный, что Хуа Чэн не сдержал улыбки. Капли воды сразу подхватили маленькие бусинки-капельки крови, выступившие на ранке, и алыми разводами украсили ногу. Второй порез вышел более осознанным, глубоким. Тонкое-тонкое лезвие в подрагивающих пальцах делало рану чуть волнистой, отчего она обязательно заживёт с заметным шрамом, но сейчас это последнее, что заботило.