Пролог. Запись из дневника (1/1)
сентябрь 1981 год
Сколько еще сил и слез мне потребуется, чтобы противостоять себе самой? Прости меня, Кастор, все мои записки превратились в антиутопическую драму. Я старалась писать сюда все счастливые моменты, которые происходили со мной за эти восемь лет. Возможно, мы с тобой больше никогда не увидимся, а этот дневник станет последним и единственным воспоминанием обо мне, но в свой последний миг я хочу быть максимально честной.
Я знаю, что многие мои поступки ты не поймешь, осудишь, и ты будешь прав. Многое из моей жизни не есть правильно, в том числе и Пожиратели смерти. Все, чему меня учили все эти годы, чему я так сопротивлялась, теперь накатывает словно удушающая лавина. Не хочу боли и смерти. Не хочу быть послушной куклой, не хочу стать бескрылым ангелом. Однако я совершила роковую ошибку в своей жизни — я смирилась. Сначала с их существованием, потом с силой и превосходством.
Сегодня ночью все изменилось… Я впервые ощутила их подлинную власть. Они убили его. Ненужная жертва. Смерть ради смерти. Его похоронили позавчера близь нашего родового поместья и даже не сообщили об этом никому из нашей семьи. Ему сделали надгробье, на котором написали имя, годы жизни и «В упование». Что это вообще значит? Зачем писать подобное над покойником? Мертвым не нужна надежда. Я знаю, что его убили не Пожиратели смерти. Это выглядит как одна большая шутка надо мной.
Я жалела о случившимся, правда, жалела. Однако мы все были и есть всего лишь мятежниками с грандиозными мыслями, будто мы можем спасти целый мир. А он… но он… он был нашим опекуном. Аморальный человек, которому всегда было скучно, но которого я считала идолом, единственным спасителем моей грешной жизни. Я ему доверилась, а он предал меня.
Все люди порочны, и я снова убедилась в этом. Моя собственная семья, борясь с внешним противником, пожирает себя изнутри. Мы не видим и не признаем свои ошибки до тех пор, пока не пожинаем их плоды. Меня этому учил отец. И если бы он только следовал своей идеологии, многих разрушений не было бы…
Рука Майи тряслась, пока она старательно выводила букву за буквой. Девушка вздрогнула, услышав взрыв. Она закрыла лицо руками, а потом зарылась в волосы, сжала и оттянула их до нестерпимой боли. Майя не верит во все это.
Никого не было рядом с ней, кроме безумного страха. Девушка пыталась взять себя в руки, но ничего не получалось. Она откинула дневник в сторону и, встав на колени, впилась пальцами в холодную раковину, исподлобья глядя в зеркало. Лицо, что смотрело на нее в отражении, отличалось от того, что Майя видела буквально месяц назад. Заплаканные глаза, мертвая бледность, синяки под глазами и кривая улыбка — ничего не осталось от той жизни, что когда-то у нее была. Тошнота подступила к самому горлу, и Майя обдала лицо ледяной водой, а после прижала ко рту махровое полотенце, словно это могло облегчить застывшую боль в глазах и смертельную участь.