10. прощай? /post-apocalypse (2/2)

— Я мечтал найти Мию, — грустно напомнил Эйден, укрываясь одеялом. — Теперь у меня нет мечты.

— Всегда можно придумать новую, малыш.

— Хакон, давай спать, — в подтверждение своего намерения парень укрылся с головой.

— Понял, заткнулся.

Хакону трудно было взять и заткнуться, потому что в нем бурлило столько новых чувств и впечатлений, что держать это в себе ощущалось пыткой. Эйден не разделял его чувств, поскольку выступал исключительно проводником и оставаться явно не собирался, а от этого где-то внутри что-то ломалось с тихим треском, и думать об его уходе совершенно не хотелось. Но парень, похоже, был настроен решительно. Иногда даже казалось, что он остался тут скорее из вежливости. И это было на самом деле больно.

Прошло минут двадцать, а может, и больше, но Хакону все никак не удавалось заснуть. Выйти бы прогуляться, но ночью снаружи все-таки опасно, а на УФ-фонарь не стоит сильно рассчитывать.

— Эйден? Ты спишь? — ответом ему был только слабый треск уфэшки. — Блять, малыш, ты не представляешь, как ебано я себя чувствую, — мужчина вытащил руки из-под головы и провел правой ладонью по лбу, чуть сжимая кожу. Он решил излить душу хоть в пустоту, а утром сделать вид, что ничего этого не было. Пошло оно все. — Понимаешь, почти всю жизнь я мечтал об этом, тебе ли не знать — я все уши тебе прожужжал. И вот сейчас я здесь, и мне так тоскливо, твою мать. Хотелось бы мне, чтобы это была тоска по Вилледору или по чему-нибудь такому, но… — Эйден все так же не шевелился. — Я не ебу, как сказать тебе это, чтобы ты нахуй меня не послал, — он помолчал с полминуты, — но я хочу, чтобы ты остался, малыш.

Черт бы побрал это его секундное решение не подавать голос из-за усталости и просто стараться заснуть дальше.

— Когда увидел берег… то я вдруг понял, что если ты уйдешь… то эта картинка навсегда останется неполной, — продолжал вещать Хакон с несвойственными себе паузами. — Я знаю, мы договорились, ты ничем мне не обязан, но, сука… Знаешь, даже и хорошо, что ты спишь. Я сейчас услышал это и понял, как же жалко звучит. Мгм, да. А теперь спокойной ночи, особенно мне.

Эйден лежал и не смел даже дышать. В голове мысли метались туда-сюда, как насекомые у лампы, он порывался вскочить и что-то сделать, но одновременно страх сковал все его тело и внутренности. Звучало дико. То есть… Хакон. Хочет. Чтобы он остался? Пилигрим предполагал, что такое может быть из-за того, что тот не захочет оставаться один, но, кажется, дела обстояли не так.

Хакон когда-то говорил, что в отношениях надо разговаривать и все прояснять, но сам он этим правилом, очевидно, не пользовался. А Эйден просто не умел. Не такому его учила жизнь. Когда стараешься выжить сколько себя помнишь, тут особо не до разговоров.

***</p>

Неделю они обживались, исследуя окрестности и притаскивая в новоиспеченный «дом» все полезное для жизни. Где-то нашлись запасные матрасы, где-то — кое-какая еда, еще инструменты и множество полезных мелочей. Хакон даже нашел где-то чудом работающий плеер и был вне себя от счастья. Эйдену понравилось слушать музыку, хоть те песни оказались не в его вкусе. Наверное, было здорово иметь возможность так включать любимые композиции время от времени.

Парни сидели на заднем дворе основного коттеджа вокруг разведенного огня, на котором медленно жарилась рыба в решетке, распространяя по округе аппетитный аромат. Бассейном спустя столько лет было уже не попользоваться, от него еще и воняло немного, а вот лобное место оказалось очень даже сносным. Место для костра, огороженное большими серыми камнями, осталось почти нетронутым временем, из подручных средств получились неплохие сидения, а некоторые из множества найденных тряпок отлично выполняли роль накидок на «мебель».

Хакон отвечал за еду, поэтому периодически шуршал решеткой и подкидывал дров, иногда помешивая угли. Эйден приготовил и принес лимонад, немного салата и свежий хлеб, и на этом его обязанности заканчивались. Он сидел на табуретке и в основном просто созерцал, позволив себе привыкнуть к спокойствию этого места. Уфэшки привычно стояли в отдалении и вселяли уверенность.

Не разговаривали ни о чем. Каждый в своих мыслях. Даже Хакон, который затыкался только по особым поводам, за все время не издал ни звука, занимаясь только рыбой.

— Знаешь, а раньше нечто подобное было чем-то необычным. Ну, так собраться на шашлыки, готовить еду на огне. Это не было такой обыденностью, — Эйден издал лишь тихое «мгм». Слышать «а вот раньше…» от Хакона уже давно стало чем-то привычным, хотя пилигрим даже примерно не мог ничего подобного представить.

Снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь треском углей и звуком от помешивания их железной палкой. Эйден не мог сообразить, чем бы таким разбавить тишину, а Хакон находился словно в трансе, что было совсем ему не свойственно.

— Эйден, ты… не хотел бы остаться? Ну, знаешь, вместе веселее, да и удобнее вести быт, есть с кем выпить… — вдруг он подал голос. Звучало как старательно выученный текст, оттого так легко вырвавшийся. — И у тебя вроде нет четкого плана… — добавил Хакон немного погодя, переводя взгляд на пилигрима.

Эйден глянул на него странно, словно подбирая слова. Сердце Хакона неприятно ухнуло вниз от осознания, что тот думает, как бы корректнее отказать. От осознания, что Эйдену лучше слоняться черт-те где в одиночку, чем быть здесь с ним.

— Я слышал, что ты сказал той ночью, — вдруг неожиданно выдал Колдуэлл, словно сообщал о погоде, и на несколько секунд прервал бурный поток мыслей в умудренной опытом голове.

— И молчал, паршивец, — грустно констатировал факт Хакон после некоторой паузы, отворачивая лицо к костру. — Ладно, киддо, я понял, ты не должен мне ничего объяснять, проехали.

— Ты как-то говорил, что в отношениях нужно разговаривать, помнишь? — с улыбкой спросил Эйден, словно не разбил сейчас вдребезги чужое сердце. — Так вот, даже несмотря на то, что мы уже несколько месяцев наедине — всё равно с этим проебались.

Хакон недоуменно глянул на него, прекратив помешивать угли и мучать рыбу в решетке.

— Что ты имеешь в виду? — тихо спросил он, стараясь говорить ровно.

— Я промолчал не потому, что мне нечего сказать, Хакон. Я просто… все так запуталось. Сначала ты был мне почти ангелом-хранителем и гидом по старому-новому миру, потом… — Эйден не смог сказать вслух, но этого и не требовалось: Хакон и так все понял и погрустнел еще сильнее. — Потом Вальц, мой отец, блять. Потом Мия. Представь: идти к этому несколько лет, чтобы потом найти ее умирающей. Потом ты догнал меня за стенами, — огонь трещал поленьями в аккомпанемент голосу Эйдена, и Хакон чувствовал себя более спокойно и намного лучше, чем за последние месяцы, даже несмотря на содержание разговора. — И честно? Я хотел этого. Ты не представляешь, как я этого хотел. Но я же не мог просто прийти и сказать тебе «Эй, Хакон, я тут немного тебе не доверяю и пиздец как зол на тебя, что ты меня чуть не убил ради поехавшего безумца, который ставил на мне опыты, но пойдем вместе к морю, я ж тебе вроде как обещал? А, и кстати, я могу тебя случайно разорвать в клочья, потому что не контролирую свои превращения, прикол, да?». Понимаешь?

— Понимаю, — каждое слово больно обжигало и резало где-то в груди оттого, что всё было правдой. Хакон горько усмехнулся и как-то неуверенно протянул руку к пилигриму, но тут же осекся. — Все правильно.

— И… потом я позволил себе не думать об этом. Будь что будет. Сначала доведу тебя, а потом разберемся. Времени было много. И ты тоже молчал. В общем… мне просто нужно прояснить… ты хочешь, чтобы я остался, потому что…

— Потому что я люблю тебя, — Хакон не дал ему закончить и подвинулся ближе, осторожно беря руку пилигрима в свою. Эйден мгновенно почувствовал чужое тепло на коже, доходящее до самого сердца. — Потому что я люблю тебя, малыш, — повторил он, словно чтобы закрепить сказанное. — Да, ты прав, из меня хороший только советчик, — бегун усмехнулся, уже немного повеселев, и крепче сжал чужую ладонь. — Может, вытащи я язык и жопы тогда, мы бы не жили несколько месяцев в этом недопонимании.

— Ну уж что есть, — Эйден накрыл его руку своей, немного смутившись поначалу, но в целом это ощущалось как самая правильная вещь на свете.

— Так ты останешься? — спросил Хакон с надеждой в блестящих от пламени костра темных глазах.

— Ты серьезно думаешь, что после всего этого я могу уйти? — Эйден придвинулся ближе, шурша тканью штанов.

— И?

— Что «и»?

— Я ранее сказал что-то, — Хакона умилял тот факт, что пилигрим правда не понимал, на что тот намекает, а не уходит от ответа.

— Сказал… А, — у парня ушло несколько секунд на осмысливание, а когда наконец дошло, Хакон был готов поклясться, что тот наверняка покраснел, хоть в темноте и не видно.

— Ты не обязан ничего отвечать, — мягко добавил он, не желая давить сейчас.

— Да хватит, вот заладил, «не должен» да «не обязан»! — шутя пожурил его Эйден. Тепло Хакону было теперь совсем не от костра. Эйден крепко обнял его, положив голову на плечо, и прошептал куда-то рядом с ухом: — Я тоже люблю тебя, старик, — видимо, он сделал это, чтобы избежать зрительного контакта, но Хакона все абсолютно устраивало.

Они просидели так довольно долго, пока Эйден медленно не отстранился, смущенно смотря на Хакона, не зная, куда себя деть. Тот мягко улыбнулся ему и вернулся к рыбе, которая за это время успела полностью пропечься. Улыбка не сходила с его лица, а внутри наконец стало так спокойно от того, что Эйден никуда не уходит. От того, что Эйден все-таки дал ему шанс.

— Эйден?

— Да? — парень взял тарелки с приборами и застыл на месте с ними в руках.

— Я обещаю тебе, что больше не причиню тебе боли.

— О, мне больно прямо сейчас от твоей разбушевавшейся сентиментальности, — парень поставил тарелки на еще один табурет. Хакон шутки не оценил и смотрел на него встревоженно и даже как-то обреченно. — Я верю тебе, Хакон, — добавил он уже серьезно и огладил того по плечу. Хакон немного прильнул к его руке и улыбнулся, прикрыв глаза как кот. — Я верю тебе, — повторил Эйден чуть тише и уже скорее для себя самого.