chapter one (1/2)

Вспышка.

Чистейшая агония пронзает каждую клеточку детского тела, что не в силах противостоять неизведанной дряни, которая пульсирует и чешется глубоко внутри под рёбрами. Руки тянутся к груди, короткие ногти до боли впиваются в свежие раны, через которые женщина с крыльями вживила в него каду. Вспоротая плоть сочится алой кровью, щиплет отвратительно резко и заставляет захлебываться слезами. Где-то там, в другом углу операционной истошно кричит другой мальчишка, а может это его собственный крик отражается от стен и слышится будто через толщу воды. Он задыхается, испуганно хватая ртом катастрофически недостающий сейчас воздух.

— Ну же, — отчётливо сосредоточенное и напряжённое звучит в голосе склонившейся над ним женщины.

Тело охватывает ненормальная дрожь, в глазах мутнеет и вертится непонятной каруселью, горло саднит от собственных болезненных криков. Что-то чёрное опутывает его запястья, рывком тянет в стороны, не давая прикоснуться к уже разворошённой грудной клетке. Какая-то жидкость льётся прямо на рану, заставляя выгнуться колесом и задёргаться в конвульсиях сильнее. Юноша чувствует, как всё его тело борется с чем-то, что засело глубоко внутри, а отвращение и страх, словно стальным молотком отбивают тревожную сирену в голове. Снова слышится женский голос совсем рядом. Как бы ему хотелось, чтобы это оказалось всего-навсего больной игрой воображения. Мысли спутались, зацепиться за что-то одно было просто невозможно.

Он умирает? Почему ему никто не говорил, что умирать так больно? Когда эта вся боль прекратится? Почему с ним это происходит? Он разве сделал что-то плохое, чтобы заслужить такие муки?

Кажется, ещё немного и его вырвет. Или уже.

— Плохо. М-мне… Мне плох-хо, — звучит жалобное и надрывное, но на это не обращают никакого внимания, — Почему… Я-я не хочу!

Мальчишка хочет провалиться в беспамятство, заснуть самым крепким сном, лишь бы не испытывать больше этих ужасных ощущений. Не хочет чувствовать ничего, но у него не выходит. Отвлечься не получается, отключиться тоже. Остаётся только чувствовать и стонать от боли, умолять отпустить его и прекратить эти муки. Просить прощения за всё на свете, хотя это было бессмысленным, ведь он не был в чём-либо виновен. Совсем нет. Юноша готов был просить прощения за то, что просто жил на этом свете, лишь бы всё скорее закончилось.

Карл просто хочет исчезнуть.

***</p>

Осознание того, что он всё же вырубился от болевого шока, отказывалось проникать в мозг. Перед глазами всё ещё плыло, повороты головой в попытках разглядеть хоть что-то отнюдь не улучшали ситуацию, но взгляд наткнулся на какое-то подобие больничной кушетки в противоположной от него стороне комнаты. Яркий свет от ламп слепит, мешает, только бы сощуриться, чтобы разглядеть…

На окровавленном столе лежит тело юного мальчика в весьма неестественной позе, что сразу говорит о его смерти.

Тревога бьёт на подкорке сознания, но голова слишком ватная и ничего не понимающий юноша просто хрипло стонет от бессилия и вертит головой, осматривая ещё несколько таких же столов с таким же содержимым на них. Детскими безжизненными телами. Внутри всё сжимается от беспокойства, кажется, выступает холодный пот, но ослабленное, должно быть, обезболивающим сознание не даёт никаких подсказок в попытках распознать происходящее.

Руки над головой затекли, нужно срочно поменять положение. Приложить немного усилий, так… На пол с характерным звуком приземляется какая-то склянка, случайно задетая рукой и шум мгновенно режет по ушам, заставляя сморщиться, прикрыв глаза. Когда он открывает глаза, над ним нависает лицо женщины. Он даже не услышал, как она подошла. Черты её были вполне человеческие, но маниакальный взгляд пробирал до костей, буквально смотрел в душу.

От такого взгляда невозможно ни спрятаться, ни убежать. Даже закрытые глаза никак не помогают отвлечься и забыть эти глаза, что наверняка всё ещё смотрят с садистским удовольствием и каким-то… Восхищением? Кажется, именно эту эмоцию распознал только что пришедший в себя юноша.

***</p>

— Признаться честно, ты удивил меня тем, что выжил, малыш, — интонацией выделяя последнее слово, произносит стоящая позади него женщина с крыльями, представившаяся как Миранда.

Из зеркала на него глядят два испуганных глаза на нездорово бледном лице. Сам мальчишка немного осунулся, под глазами залегли тёмные круги. В целом тот выглядел довольно неплохо, однако стоило только опустить взгляд ниже — на неприкрытый одеждой торс — как сразу становится заметен след на коже. Рубец почти затянулся, что было удивительно для такого рода шрама на коже.

— Что ты со мной сделала?! — голос Карла приобрёл истерические нотки, он обернулся и с ненавистью посмотрел на пленившую его даму, — Где я нахожусь? Как отсюда выбраться?

Та улыбнулась так буднично, словно он сообщил ей о хорошей погоде на предстоящих выходных, а не требовал объяснений ситуации.

— Теперь ты будешь жить здесь, — в обратном порядке начинает Миранда, обходя мальчика против часовой стрелки, однако тот не позволяет больше оказаться за своей спиной, опасливо поворачиваясь вместе с ней, — В моей деревне.

Шестикрылая только усмехается, это явно её забавляет.

— Я модифицировала твоё тело, — берет в руки банку с чем-то непонятным внутри, представляя её вниманию Карла, — при помощи вот этого. Это паразит, именуемый как каду, и теперь именно он циркулирует кровь по твоему организму. Иными словами — каду стал прямой заменой твоего сердца.

Сердце — вернее то, что сейчас находилось внутри — пропускает удар. Дрожащая рука неверящего в происходящее мальчишки касается грудной клетки, где вроде как можно почувствовать биение качающей кровь мышцы.