104. Поттер (2/2)

— И дает, — поддел он и ляпнул, не подумав: — Хвост будет ревновать.

Сириус остановился и выплюнул, схватив его за плечо и развернув к себе:

— Что за намеки, Сохатый?

— Ты ведь не будешь отрицать, что он, ну, того.

— А я здесь при чем? — оскалился Бродяга. — Может, у него на Тейлора встает, у того жопа как у девки. Или на какого-нибудь Фенвика, они по габаритам друг другу подходят. Бля, Сохатый, меня блевать тянет, — он поморщился. — Теперь я точно хочу отдельную спальню. Ты придурок.

— Так и скажем: Бродяга переезжает к Мак-Мак, потому что волнуется за целостность своей задницы, — Джеймс попытался обратить все в шутку, но Сириус все равно продолжал злобно зыркать на него. — Слушай, да забудь. Шуток, что ли, не понимаешь, шкура ты плешивая. И вообще, друзей надо принимать такими, какие они есть. Твои слова?

— Я говорил про ликантропию, а не про это дерьмо. Разные вещи, Сохатый. Вряд ли Лунатик дрочит на парней.

Несколько минут они шли молча, только звуки проезжающих вдалеке машин нарушали тишину.

— Им так и не удалось выяснить, кто и по какому принципу убил трех магглов в Хогвартсе и кто отправил на тот свет Колдуэлла, — выдавил Джеймс, возвращаясь к старой теме. — Но я передал папе все, о чем написал Лунатик. Будет у нас хоть один нормальный преподаватель защиты?

— Одна попытка осталась, — через силу усмехнулся Бродяга и заметил: — Экройд очень вовремя угодил в госпиталь. Совпадение?

— Не думаю, — воодушевленно ответил Джеймс, снимая заклятие с двери. — Никто так и не понял, что произошло. Его нашли без сознания, зато со следами темномагического заклятия.

— Надеюсь, миссис Поттер позаботится, чтобы он оттуда не вышел, — кровожадно произнес Сириус и толкнул дверь.

Прихожая, гостиная и кухня оказались пусты. Один из стульев на кухне валялся на полу, будто его в спешке опрокинули.

— Где девки? — бесцветным голосом спросил Бродяга. Джеймс заметил, как сжались его пальцы на палочке.

Джеймс хлопнул его по плечу и указал на пару капель крови у подножия лестницы.

Внутри что-то оборвалось. В башке закопошились, как флоббер-черви, тошнотворные образы. Он уже видел что-то подобное в Годриковой впадине. Растерзанное тело и собственные окровавленные руки.

Бродяга издал что-то вроде сухого всхлипа.

Наверху раздался вскрик.

Не сговариваясь, они бросились по лестнице, напрочь забыв про аппарацию, и друг за другом ворвались в спальню на втором этаже.

Эванс и Мак-Мак лежали на полу на животах. Мэри попыталась обернуться, но ударилась головой о кровать, под которую они с Эванс запустили руки, и ойкнула.

— Да вашу ж мать! — громко выругался Сириус, но Джеймс услышал в его интонациях чудовищное облегчение.

— Что вы делаете? — спросил он и почуял в собственном голосе дрожь.

Эванс легко перевернулась и поднялась на ноги, на ее запястье красовались четыре глубокие царапины. Теперь понятно, откуда кровь внизу.

Мэри последовала ее примеру и раздраженно пояснила:

— Грязнуля сожрала тампон и теперь не может его ни проглотить, ни выплюнуть. Пересралась и спряталась. Слышите?

Из-под кровати доносились звуки, явно свидетельствующие о попытках кошки блевануть.

— Хорошо хоть чистый, а не из мусорки.

— Фу, — поморщился Бродяга.

— Сам ты фу, — отмахнулась Эванс и с надеждой глянула на Джеймса. — Делать-то нам чего? Она же задохнется.

— А вы точно волшебницы? — беззлобно подъебнул он и, скорчив снисходительную рожу, ткнул палочкой в спинку кровати: — Акцио Грязнуля.

— Кажется, Флитвик не говорил, что эти чары можно применять к живым существам, — неожиданно заявила Мэри.

— Это не значит, что нельзя, — влез Бродяга. — С каких это пор ты беспрекословно выполняешь указания учителей?

— С тех самых, как начала спать с занудой, — хмыкнула та.

Джеймс тем временем пытался усмирить Грязнулю, которая значительно подросла за последние недели и стала еще более вредной.

— Тащите из нее эту штуку, я ее долго не удержу.

— Да как? Она как будто с ума сошла.

— Так ты за веревочку дерни, тампон же вроде так извлекается, — насмешливо подсказал Сириус, склонившись к уху Мэри.

— Какая потрясающая осведомленность в вопросах средств женской гигиены, — съязвила в ответ та.

— Веревочку она тоже сожрала, если что, — назидательно добавила Эванс, пытаясь прицелиться. — Анапнео!

Грязнуля продолжала вырываться, но хрипеть перестала. Джеймс выпустил ее, и она снова забилась под кровать.

— Эй, красотка, — сказал Бродяга, обращаясь к ней, — если хочешь жрать, можно просто попросить. Не обязательно бросаться на всякую гадость и пытаться ею поужинать.

— Она, без всякого сомнения, тебя поняла, — поддразнила Мэри, направляясь к выходу. — Кстати, а что там с ужином?

— Мы все купили. Осталось решить, кто из нас испортит продукты своими дерьмовыми кулинарными навыками…

Пока они решали, кто хуже готовит, Джеймс шустро заглянул под кровать, снова поднялся на ноги и повернулся к Эванс:

— Грязнуля в порядке, глазищами сверкает. На тебя, кстати, похожа, ты тоже так часто делаешь. Проголодается — придет. — Он взял ее руку и осмотрел: — Нужно забинтовать.

Джеймс погладил пальцами покрасневшую кожу вокруг царапин и невольно вспомнил, как стоял перед Эванс коленях, осматривая ее ногу после расщепа. После ранения тонкий шрам, который у нее уже был, стал грубее, но мышцы, судя по всему, восстановили прежнюю эластичность.

Тогда его терзало такое же тупое желание, как сейчас — поцеловать. Царапину, шрам или рот, неважно. Надо у Бродяги спросить, это вообще нормально? Хотел он поцеловать Мэри, когда та истекала кровью? Извращение какое-то. Лучше не спрашивать, иначе Сириус покрутит пальцем у виска.

Но однозначно Бродяга так же, как Джеймс, желал любой ценой защитить девчонку, на которую запал. Забрать боль. Залечить раны, даже пустяковые.

— Поможешь? — Лили улыбнулась и коснулась его локтя.

Джеймс вздрогнул и с трудом выдавил:

— Да, надо бадьяном сначала смазать.

Его до сих пор не отпустило. Когда девчонок не оказалось в гостиной, Джеймс успел напридумывать себе всякого: что с ними могли сотворить Пожиратели, если в их отсутствие добрались бы до дома Бродяги.

На фантазию он никогда не жаловался.

Вечером Эванс забралась в кровать, уселась на колени рядом с Джеймсом и потеребила кончик своих длинных волос. Он, вдыхая ее запах, почти поверил, что на улице ливень.

— Что с тобой? Ты какой-то тихий весь вечер. Как будто радио сломалось, — пошутила она, погасив свет. Теперь Люмос заменяла лишь половинка луны за окном.

Джеймс пожал плечами и взял ее руку, как будто хотел просто осмотреть повязку.

Не признаваться же, что в груди до сих пор бьется нечто, похожее на беспокойный снитч. Он много раз думал о том, что у Бродяги стальные яйца, если он смог пережить гибель Мэри в Годриковой впадине и не свихнуться. Пусть даже они сразу все исправили.

— Сириус за ужином сказал, что…

— Пусть говорит за себя, — отрезал Джеймс. Не хотелось выглядеть в глазах Лили размазней. А Бродяге иногда стоит держать язык за зубами и не пытаться всякий раз впечатлить Мак-Мак своим умением чувствовать. — Я не испугался, Эванс. Ну, может, все это показалось слегка подозрительным... Чего мне бояться? Мы же на полчаса всего уходили. Сразу было понятно, что вы наверху. Метки-то не было над домом. — Он облизал пересохшие губы и кулаком смял подушку, чтобы улечься. — Мы будем спать или нет?

— А что, разве невозмутимым героям вроде Джеймса Поттера нужен сон, как и всем никчемным людишкам? — съязвила Эванс с легкой усмешкой в голосе. Обиделась, что ли?

— Ну, ты многого обо мне не знаешь, — сказал Джеймс, снимая очки. — На самом деле я всю ночь любуюсь, как ты спишь с открытым ртом. Ты очень красивая, когда спишь, я говорил?

— Отстань, — хихикнув, пробормотала Лили, уткнувшись носом в его плечо.

Джеймс с удовольствием запустил руку в ее волосы. Их запах успокаивал. Будто он засыпал в беседке посреди леса, укрытый от мощного дождя тонкой крышей. Он почти слышал размеренный шум ливня, листьев и ветра.

Ноги утопали в лужах по самую щиколотку. Джеймс стоял на опушке и тянул шею, силясь увидеть, что происходит вдалеке — там, где чернела деревня.

Бродяга тоже был здесь. Только немытый, обросший и какой-то оголодавший. Как пес, поднявшийся на задние лапы.

«Что там творится?» — Джеймс хлопнул его по спине, чтобы перестал наконец надрывно кашлять.

«Вроде ведьму поймали. Сжечь хотели, но она сбежала. Ищут теперь. Да им без разницы, кого жечь. Кого-нибудь найдут на замену».

Кажется, здесь Бродяга не был магом. Однажды он обмолвился, что лучше бы родиться магглом, чем в такой семье, как его. Возможно во сне желания имели свойство исполняться.

С востока потянуло дымом. Джеймс не мог точно сказать, откуда ему известны стороны света. Да и было ли это важным?

Он не понимал даже, как оказался здесь. Похоже, искал кого-то.

Он думал о Лили день и ночь. Страшился, что никогда больше ее не увидит.

«Попалась!» — раздалось вдалеке. Веков эдак за пять отсюда.

«О, я же говорил, что поймают», — радостно заявил Бродяга.

Ты ничего такого не говорил, подумал Джеймс и попятился. В этом ненастоящем мире они не были друзьями. Просто попутчиками.

«К воде ее! Сейчас проверим… раз сбежала от огня — точно ведьма».

Ее тащили грубые руки, связанную, закинув на плечо, как мешок с хлопком. Длинные волосы свисали багровыми прядями.

Его Лили.

«Куда? — Бродяга встал у него на пути. — Знаешь, что бывает с теми, кто сочувствует колдунам? Они отправляются следом».

Я пойду за ней даже на дно, подумал Джеймс, а сам паскудно ухмыльнулся.

«Тебе нужно отречься от нее, понял?» — прищурился Бродяга.

Ну и зачем тогда это все?

Она взглянула на него, когда ее сбросили с плеча, как ненужную тряпку, и поставили на ноги. Беззвучно прошептала его имя.

А Джеймс и не думал бежать.

«Какое отношение ты имеешь к этой ведьме?» — его окружили люди, похожие на обитателей Лютного. Наверное, здесь все люди такие.

«Отрекись», — прошептал Бродяга за спиной.

«В воду ведьму!» — гаркнули прямо под ухом.

Джеймс не успел ей сказать.

Оставался единственный шанс — крикнуть так громко, чтобы она услышала оттуда.

«Ну, отвечай. Что тебя с ней связывает?»

«Я люблю ее!»

Лили обернулась, прежде чем покачнуться и упасть в омут.

«Ты придурок», — одними губами произнес тот, другой Бродяга и обессиленно поник.

Джеймс уже знал, что будет дальше. Видел сотню раз до этого. Пруд, деревянный помост, водную гладь над головой и лица дюжины Бродяг, каждый из которых пытался выловить его тело.

Он смотрел на них снизу вверх без всякого сожаления и чуял, как сплетаются их с Лили землистые пальцы.

«Все, по домам! С нечистью покончено».

Джеймс очнулся в спальне на Парк-роуд и уставился на размытую половинку луны в чернильном небе. Она смахивала на желток, случайно попавший в стакан с Оборотным зельем.

Он скатился с кровати, напялил брюки, стараясь не шуметь, и потихоньку вышел в коридор. На кухне открыл окно — на улице правда пахло дождем — и, поводив пальцем по запотевшему стеклу, вывел две буквы: «Л. Э».

Сто лет так не делал.

Снитч назойливо трепыхался в груди. Руки чесались вытащить его и запихать в карман.

— Джеймс.

Он обернулся не сразу, будто Лили застала его за чем-то неприличным. За мастурбацией или за разглядываем голых девок в журнале. Или все разом. Хотя ни то, ни другое не смогло бы смутить никого из них.

— Вы с Сириусом не все нам рассказываете, да? Ты сам не свой. Ты ворочался и бормотал во сне. Шмэри жаловалась, что ей снится всякое после… того случая.

Джеймс видел ее отражение в темном окне. Как в воде.

Он помнил, как во сне поплатился за свои слова. Наверное, именно по этой причине их было так сложно произнести вновь.

— Мне снится, будто тебя у меня отняли, — он повернулся к ней лицом и порывисто потер лоб над левой бровью. В горле встал ком. Какого гриндилоу он стремается. Это ведь так очевидно. Бродяга вон не стремается. — И да — сегодня я испугался. Потому что… да что за дерьмо… — пробормотал Джеймс и прикусил губу. — Потому что люблю тебя. Непонятно, что ли? Говорят, у меня это даже на лбу написано. — Он махнул рукой, указывая на то место, которое только что тер. — Видишь? Крупными буквами. Люблю тебя, Эванс.

Он сказал — и не умер.

Лили подошла к нему — вот дерьмо, он же не стер свое художество на окне, а ей не полагалось его видеть — дорисовала плюсик и пару букв. «Дж.» и «П.» получились гораздо тоньше. Такими же хрупкими, как ее палец.

— Тебя обманули, там нет ничего. Никому и в голову не придет, что ты умеешь, — поддразнила она, задорно наморщив нос, подтянулась на руках и уселась на подоконник. — Хотя отметина на лбу определенно придает шарма.

Лили, когда он, обнимая ее, встал сбоку, протянула руку и погладила его волосы на затылке. Этот жест каждый раз доставлял необъяснимо острое удовольствие.

— Отстань, — перекривил Джеймс ее слова, сказанные перед сном, и машинально растрепал себе волосы. Ну, вдруг ей удалось их пригладить. — Я умею.