101. Прюитт (2/2)

— А Синус? — напомнил Люпин.

— Синус я возьму на себя, — заявил Фабиан как можно более безразлично.

— Ну разумеется, — Алисия поднялась на ноги, без всякого смущения прижалась к плечу Фабиана и, поглядывая на остальных, заявила: — Все знают, что она неровно дышит к Прюитту.

— Да? Я не знал, — отшутился он, и все негромко засмеялись.

Фабиан вспомнил про грядущую субботнюю отработку у Констанции и подумал, что стоит отнестись к ней с большей ответственностью, чем он собирался.

Когда все разошлись, он пожал руку Дирку, уточнив, что за ингредиенты ему нужны, и выскочил в коридор.

Фабиан не спешил возвращаться в гостиную. Он брел по лестницам, намереваясь отправиться на свое обычное место за теплицами и скоротать там пару часов до полуночи, но вдруг запнулся. Кровь бросилась в лицо.

Он вспомнил тот день, когда у него забрали Лили и Мэри.

А что, если Констанция оказалась в гостиной Гриффиндора не случайно? Искала девчонок, например. Может, она все общие комнаты обошла. Ведь мужчины без содействия директора или декана не могут подняться в женские спальни.

Учитывая сказанное Медоуз, эта версия не казалась абсурдной.

Или Констанция пришла с намерением увести Фабиана оттуда, чтобы не мешался под ногами. После стычки с Пожирателями все в замке знали, что он сильный соперник и что будет биться за магглов насмерть. За двух конкретных, если быть точным.

Не зря же Кэрроу пытался вывести его из строя в самом начале боя.

«Ты много на себя берешь, Прюитт», — снисходительно сказал кто-то голосом Мэри внутри его головы.

Может, и так, но проверить не помешало бы.

На следующий день Фабиан явился на нумерологию, хотя планировал провести эти полтора часа в одиночестве. В такие минуты он шел в сломанный туалет на шестом этаже, доставал из кармана фотографию и вспоминал, как поджидал Лили здесь после той ночи, когда она застукала их с Мэри. Фабиан отводил руку с зажатой карточкой подальше, чтобы создавалась иллюзия, будто Лили живая. Будто она здесь, снова разглядывает себя в зеркале и видит какие-то несуществующие недостатки.

Со временем он свыкся с мыслью, что гложет его вовсе не беспокойство — Лили вне замка была в большей безопасности, чем здесь — а тоска по ней.

Фабиана пожирало то самое чувство, которого он страшился с самого Рождества, — очевидная и какая-то даже безусловная неспособность существовать вдалеке от Лили. Словно лето наступило на полгода раньше.

И дерьмово было не столько от осознания, что это происходит сейчас, сколько от неизбежности такого положения вещей в течение еще долгих лет — ровно по количеству отпущенных ему.

Фабиан прогулял несколько последних занятий, и Констанция, кажется, удивилась, что он соизволил прийти на это. Может, сделала вывод, что он получил втык от Минервы. Или ей вовсе было насрать.

Фабиан уселся за третью парту — не близко и не далеко — к нему присоединилась Присцилла, и оба принялись делать вид, что внимательно слушают. А сами думали каждый о своем.

Найджел в школу так и не вернулся, но Фабиан подозревал, что мистеру Свиззарду все же удалось вызволить племянника и забрать его к себе до тех пор, пока страсти не улягутся. Чем он там провинился, никто так толком и не понял. Кажется, ляпнул что-то не то на собеседовании, а может, в его голове успела покопаться Шонненфилд. Ну, неофициально.

Элизабет осталась в школе в качестве помощницы того типа из породы Яксли. Эти двое, вызывая неприкрытое раздражение Макгонагалл, шатались по кабинетам, где проводились уроки у четверокурсников. Совсем мелкие их не интересовали, а среди старших не осталось магглорожденных. Фабиан сделал вывод, что они присматриваются к тем, кто на очереди.

Присцилла будто бы чуть успокоилась, а может, она, как и Фабиан, просто привыкла к этому стремному ожиданию. Говорят, нельзя бесконечно долго чувствовать в полную силу. Любые, даже самые мощные эмоции притупляются и превращаются в подобие хронической болезни.

После урока он неспешно собрал вещи, дождался, пока большинство однокурсников свалят, и подошел к столу Констанции.

— Профессор, я бы хотел извиниться за то, что бессовестно пропустил несколько ваших занятий. Так получилось. — Фабиан намеренно смотрел не в глаза, а на ее губы. А после уже в глаза, конечно. — Мне не хотелось бы откладывать отработку до субботы. Дело в том, что у меня их целая куча, — он выбрал одну из самых очаровательных своих улыбок и якобы случайно запустил руку в волосы на затылке. Девкам этот жест нравился, почему Синус должна стать исключением. — Я бы мог зайти, скажем, завтра.

Констанция сделала вид, что увлечена свитками с домашними эссе.

— Моего там, кстати, нет, — напрямик сказал Фабиан, и она наконец глянула на него, — так что субботнюю встречу, — он намеренно произнес «встречу», а не «наказание», — тоже не стоит отменять.

Фабиан все верно рассчитал. Констанция улыбнулась:

— Ну ты и наглец, Прюитт, — она убедилась, что класс опустел, и хитро прищурилась. — Думаю, мы можем не откладывать. Приходи завтра к… одиннадцати, — небрежно велела Констанция, ясно давая понять, как именно им предстоит проводить время.

— В одиннадцать? — уточнил Фабиан, раз уж они играли в эту игру. Любой нормальный студент удивился бы такому позднему часу. — Договорились.

Главное, чтобы после сегодняшнего у него остались душевные силы ублажать ее. И чтобы Дирк справился.

— Как мы выберемся? — спросил Крессвелл, когда Фабиан явился к нему вечером и рассказал свой план.

— Мы же в Выручай-комнате, она должна помочь, — уверенно ответил он и внимательно огляделся.

За пару недель, что он учил Дирка заклинанию Патронуса, помещение должно было впитать его тягостное желание увидеть тот сон до конца.

— Я ошибаюсь, или здесь не было этой миниатюры?

Дирк обернулся и хмыкнул. Фабиан подошел к крохотному изображению фигуры, полностью закутанной в темный плащ, и попытался снять ее с гвоздя. Миниатюра не поддалась, зато слева появились очертания дверной ручки. Такой же принцип работал с дверью, ведущей в кухни.

Дорога заняла у них около получаса; лаз, петляя, привел их… в теплицу номер шестнадцать. Самую дальнюю, с самыми опасными растениями.

— Спасибо, дорогая Выручай-комната, что подкинула дерьма в качестве платы за свою помощь, — проворчал Дирк, уворачиваясь от дьявольских силков и зажигая Люмос, чтобы те угомонились.

— Стоит признать, что это ближайший путь до ворот, — справедливости ради заметил Фабиан, запирая теплицу, когда они оказались на улице. — Погоди, — он набросил на Крессвелла Дезиллюминационные чары. — Теперь идем.

— А тебе разве не нужна эта штука? — хмыкнул тот.

— Не-а, я же староста школы, — отмахнулся Фабиан. — У меня права почти как у преподавателя. Могу бродить когда захочу и везде, где захочу. Ну, почти везде, — невесело усмехнулся он. — К дементорам мне все же путь закрыт.

— Не забудь отнять у себя баллы за нарушение, — тихо заржал Дирк.

— Не могу, — искренне развеселился Фабиан, — старосты школы не имеют право штрафовать друг друга и себя.

Однако долго им смеяться не пришлось. Потянуло холодом, будто кто-то открыл огромный короб со льдом. Фабиан поежился, покрепче сжал палочку и, подойдя к воротам вплотную, снял заклятие. Оно снова работало. После того дня, когда сюда явились невыразимцы и заблокировали выход, все вернулось на места. Все, кроме тех, кого он любил.

— Что-то чуешь? — Фабиан повернулся к Дирку.

— Ну так, дерьмовенько. Тревога какая-то. Примерно как на церемонии Распределения, когда точно знаешь, что попадешь в Хаффлпафф либо поедешь обратно в Лондон. Прикинь, я до последнего думал, что все это шутка, и Шляпа сейчас отправит меня домой.

Фабиан, который с малых лет знал, что будет учиться на Гриффиндоре, как родители, как сестра и брат, не мог, наверное, в полной мере проникнуться подобными опасениями.

Они миновали очередную угловую башню, соединяющую две части стены, и остановились. В паре десятков футов маячила высокая фигура в темном плаще. Крессвелл шумно втянул воздух.

— Знаешь Ньюта Скамандера? — спросил Фабиан, чтобы создалось впечатление, что они вышли на безобидную прогулку. Хилое такое впечатление, с каждой секундой утекающее сквозь пальцы все быстрее. Ноги в ботинках окоченели, руки сводило от холода. — Ну, он написал ту самую книгу «Фантастические твари и места их обитания». — Дирк кивнул. — Он какой-то мой дальний родственник, кстати, мама рассказывала. У нас есть самое первое издание этих «Тварей». Так вот, он писал, что суть дементоров есть ничто. Они не животные, не гады морские, они не относятся ни к одному из видов волшебных народов. Они как Омуты памяти, но только для счастливых воспоминаний.

— Здесь, наверное, мне стоит спросить, что такое Омут памяти, но не совсем вовремя, да?

— Ага, — Фабиан сглотнул и сунул палочку в карман, чтобы не было соблазна ею воспользоваться. — Тебе лучше остаться здесь, чтобы не затянуло.

— Ты уверен? — Дирк схватил его за запястье. Смотрелось это странно. Его пальцы полностью сливались с мантией Фабиана. — Зачем тебе это? Ты так и не рассказал.

— Хочу кое-что вспомнить. Это очень важно для меня. Когда отключусь, дождись, пока дементор насытится, и вызывай Патронуса. Уверен, что сможешь?

— Я смогу, — твердо сказал Крессвелл и уже с сомнением добавил: — А ты откуда знаешь, что отъедешь? Ты же вроде мастер на все руки в защите.

Фабиан не стал отвечать. Долго объяснять, что его цель — позволить дементору высосать все, кроме самого первого и самого дерьмового воспоминания. Соскрести кожу, плоть и ребра, чтобы добраться до сердца.

Ради этого он пришел сюда.

— Удачи, — произнесли они одновременно, но ни один из них не улыбнулся забавному совпадению.

Фабиан шагал вдоль каменной стены, отчаянно сражаясь с нарастающей паникой.

Любые описания из учебников не шли ни в какое сравнение с тем, что он испытывал на самом деле.

Он отчаянно цеплялся за свои же собственные советы, которые давал Дирку, когда учил его.

Вспомни то, о чем думаешь, засыпая.

Вспомни, как был счастлив. Самым счастливым обычно бывает ожидание, а не само событие.

Вспомни Лили.

Этого он Дирку не говорил. Это он сказал себе, как только дементор взмыл над ним, словно огромная истлевшая тряпка. В нос ударил запах гнили, дух захватило, будто легкие окаменели вмиг.

Фабиан услышал тяжелое, прерывистое дыхание — не свое и не дементора; оно было лишь иллюзией, слуховой галлюцинацией. В его памяти так дышал Поттер, вколачивая Лили в стол, там, давным-давно, в раздевалке.

Это дыхание отдавалось острой болью в спине.

Фабиан почуял, как подкашиваются ноги. Он почти не ощутил столкновения колен с влажной землей.

Первым делом смыло все его воспоминания о Лили. Вот они заполняли его душу целиком, а спустя секунду — он едва ли мог представить их первый поцелуй. Хотя думал о нем постоянно.

Уверенность в том, что Лили никогда не вернется, крепла, ширилась в груди, ломала ребра и заполняла желудок. Хотелось заплакать, как в детстве, хотя мальчишкой он ревел очень редко.

«Не делай так больше». — Голос Лили звучал в ушах все громче, настойчивее, навсегда — так ему казалось — запрещая касаться ее.

Левое предплечье обожгло, будто раны открылись.

Он лежал на мерзлой земле, не имея ни малейшей возможности пошевелиться. Он мог видеть лишь смазанные картинки на изнанке собственных век.

Фабиан снова сидел за гриффиндорским столом и морочил Бенджи, рассказывая небылицы про драконов, когда Макгонагалл привела новичков. Он приподнялся со скамьи, чтобы лучше видеть. Лили должна была появиться с минуты на минуту, где-то в длинной колонне первокурсников.

Но ее там не оказалось.

Из горла рвался бессвязный крик. Куда они ее дели? Почему оставили в поезде?

«Лучше вообще ни разу, чем один», — эхом покатился от уха до уха голос Дирка.

Нет-нет, я хочу узнать Лили, я хочу заговорить с ней, я хочу взять ее за руку.

Хочу ее поцеловать.

Я задыхаюсь без тебя.

У меня немеют руки.

Мне кажется, я умираю.

Дверь со скрипом распахнулась, из каморки потянуло зловонием. Как из пасти дементора.

Вместо лица у старухи было белое пятно. Может, стерлось с годами?

«...Не проклятие заберет его, а та, на кого оно укажет. Зимняя девочка в летних тонах. Зимняя девочка… пустит в нем корни… глубже… сильнее… не разорвать…»

Горло обхватила липкая рука. Вонь усилилась.

«Жизнь его против воли возьмет… а взамен охотно отдаст свою…

Кровь их…»

Последнюю фразу он не услышал.

Сверкнула вспышка, пятно, заменившее старухе лицо, расползлось на полкомнаты, заполняя собой углы — очнувшись, Фабиан понял, что это был Патронус Дирка.

В рот запихали огромный кусок шоколада, по венам потекло тепло.

— Ты как, Прюитт? Слышишь меня? Я же успел, да?

Фабиан с трудом сел — не без помощи Дирка — и бездумно провел грязной ладонью по лицу. Эта лужа, в которой он сидел сейчас, напоминала ту, что образовалась у дверей спортивной раздевалки осенью. Дождь тогда лил как из ведра.

Сегодня небо было ясным, таким же пустым, как Фабиан.

Может, дементор все же высосал из него душу? Тогда почему все так болит?

— Ты успел, — выдавил он и еле сдержался, чтобы не добавить «к сожалению».

Сон, наконец, закончился.

И вместе с ним — оборвалась прежняя жизнь.

Лучше бы Дирк опоздал.