68. Поттер (1/2)

— Там на поле опять куча хаффлпаффцев, — ехидно заметила Макдональд, явившись в раздевалку субботним утром. — Медом им, что ли, намазано.

Она бесцеремонно стянула свитер вместе с футболкой и осталась в одном лифчике.

Джеймс вскинул брови и бесстрастно отметил про себя, что фигура у нее отличная. И сиськи при ней.

— Мне типа надо для приличия отвернуться, да? — лениво осведомился он, формально прикрывая глаза рукой.

— Ну, для приличия отвернуться надо всем присутствующим, — заржала Макдональд, напяливая спортивную форму. — Но кто вообще соблюдает эти ваши приличия. Не говоря уже о том, что остальные ничего нового для себя не открыли.

Эдгар с Фабианом переглянулись и сдержанно ухмыльнулись.

С Боунсом-то она когда успела, мелькнуло у Джеймса в башке. Наверняка сделала это назло Медоуз. А Прюитт даже бровью не повел. То ли был в курсе, то ли ему плевать.

Макдональд стоило родиться парнем. С ее-то тягой к траху.

Парня никогда не назовут шлюхой, если он любит ебаться. А вот девку запросто.

В этом состоит одна из множества жизненных несправедливостей.

Джеймс еще в четверг, пока караулил ее связанную, понял, почему Эванс дружит именно с Мэри.

— Ты прекрасно знаешь, что я не скажу ничего стратегически важного, — сразу заявила Макдональд на его просьбу рассказать об Эванс, безуспешно пытаясь выпростать руку и показать ему все-таки фак.

— Стратегически важное я сам узнаю. Кто ее родители?

— Магглы, Поттер, ее родители магглы.

— Я в курсе, — невозмутимо сказал Джеймс. — Чем они занимаются? Они старые зануды или нормальные? У нее вроде сестра есть?

— Сестра есть, ага, старшая. Сучка еще та, но Эванс все равно ее любит. Есть у нее такое свойство — лояльность к придуркам. Сестрица ее не переносит, потому что Эванс волшебница, а она нет.

— Чем больше я гляжу на тех, у кого есть родные братья и сестры, тем сильнее радуюсь, что у меня их нет, — пробормотал Джеймс себе под нос, памятуя о Регулусе. — У тебя вроде тоже куча братьев.

— Ну не куча, трое всего, — пожала плечами Макдональд. — И все как один засранцы. Но ты же не про моих братцев собирался слушать, не? Родителям Эванс под пятьдесят, отец занимается недвижимостью — ну, знаешь, толкает наивным простофилям древние дома в промышленных районах Лондона, выдавая их за шикарное жилье на берегу реки. Река там реально есть, вонючая, как ботинки моего папаши. И вид обычно на трубы, из которых валит смердящий пар. Я сама в таком месте обитаю.

— Так они в Лондоне живут? — удивился Джеймс. Он почему-то всю жизнь считал, что Эванс откуда-то из южных графств.

— Не, они живут в Мидленде, — почти подтвердила его догадки Мэри. — Но отец постоянно мотается по всей стране.

— А мать?

Она задумалась.

— Про мать Эванс редко рассказывает. Знаю только, что у той куча подруг, которые каждое лето доводят Эванс до белого каления своими никому ненужными советами.

— А как они относятся к ее парням? — Ведь рано или поздно Джеймсу придется предстать перед родителями Эванс, и неплохо бы знать, чего от них ждать. — Отец с матерью, а не подруги.

— Понятия не имею, — фыркнула Макдональд. — Ну, как обычно, наверное, велят предохраняться или чего там обычно родители советуют. — Она пожевала язык и добавила: — Не думаю, что им есть дело. Мне иногда кажется, что наши родители нас слегка побаиваются. Ну, знаешь, считают, что мы превратим их в лягушек, чуть что не так. У них-то палочек нет, и иногда моих братцев, например, спасает только тот факт, что мне нельзя колдовать летом. А папашка даже шпынять меня перестал. Зассал.

Джеймс давно заметил, что Мэри порой говорит очень глубокие вещи. И задает имеющие вес вопросы. Несмотря на пересыпанную бранью речь, она порой выпадала из умело созданного образа недалекой девицы. Не зря Бродяга ею заинтересовался. Ему такие нравятся. Неоднозначные.

— Слушай, а откуда Эванс знает Нюниуса? Они вместе ехали в поезде в тот год, когда мы поступали, я помню. — Периодически этот вопрос возникал в башке, но адресовать его было некому.

— О, просто Снейп фанат магглорожденных, если ты не заметил.

— Я серьезно.

— А почему ты не задашь все эти вопросы самой Эванс, а, Поттер? — вдруг спохватилась Макдональд, но он чуял, что опомнилась та фальшиво, а на самом деле просто не хотела отвечать на этот конкретный вопрос.

— У нас с ней есть дела поважнее, — небрежно отмахнулся Джеймс.

Правда этими важными делами им с Эванс не удавалось заняться уже почти неделю.

И в четверг, и вчера она исчезала сразу после ужина и возвращалась, наверное, глубоко заполночь. Джеймс едва сдерживался, чтобы не пойти к Макгонагалл и не потребовать прекратить это дерьмо. Пусть кто-нибудь другой развлекает иностранцев. А с Эванс он развлечется сам.

Он пообещал себе, что сегодня — как только расквитается с отборочными — найдет ее и разденет. А там как пойдет.

Когда ровно в три явились Дик и Гамильтон, Джеймс велел всем оторвать задницы от лавки и валить на поле.

— Ты такой церемонный, Поттер, — саркастически пробормотала Макдональд. — Ты Эванс так же потрахаться приглашаешь? «Пройдемте поебаться»?

— А почему ты не задашь этот вопрос самой Эванс? — передразнил Джеймс, вспомнив, чем закончился их предыдущий разговор.

— А Эванс не сознается, — поржала она и, ускорив шаг, присоединилась к Прюитту. Тот выглядел уставшим, как будто его достали все — начиная от Минервы с ее балом и заканчивая Присциллой, которая за обедом сочла его уши свободными и трещала без умолку.

На поле Джеймс оглядел толпу, сунул руку в карман, достал несколько галлеонов и громко объявил:

— Профессор Спраут сообщила мне, что Хельга Хаффлпафф в этот день отмечала свой день рождения, и попросила раздать всем ее подопечным по пять галлеонов в честь праздника...

Джеймс в который раз удивился, каким убедительным он может быть. Ну, либо правду говорят о хаффлпаффцах, и большинство из них реально тупые. Вот какого хрена Спраут должна была трепаться с ним об основательнице факультета, к которому Джеймс не имеет никакого отношения?

Хотя возьми тех же Стеббинс, Фоссета и Макмиллана — они-то нормальные. Или Шляпа специально посылает туда несколько таких нормальных, чтобы они заняли руководящие посты?

Зато хаффлпаффцы дружные. До сих пор ходят как в воду опущенные, хотя со дня гибели Талли прошло уже несколько дней.

И Робинсон, и Колдуэлла забыли гораздо быстрее.

Джеймс принял решение начать с загонщиков. Претендентов на место Кута оказалось в разы меньше, чем желающих стать следующим Томеном, поэтому с ними он расправился быстро. Выбрал пятикурсника Карла Аберкромби — тот был коренастый, крепкий и бладжер посылал точно в цель. Словом, Куту уступал только ростом.

Спустившись на землю и объявив о своем решении, Джеймс отпустил загонщиков, но большинство из них не ушли и пополнили толпу жаждущих получить квоффлом по морде.

Аберкромби присоединился к команде, а Джеймс осмотрел человек пятнадцать кандидатов.

Однокурсники Гамильтона, слишком мелкие для вратарей, но чем гриндилоу не шутит, надо глянуть.

Карадок, не теряющий надежду попасть в команду — уже третий год приходит на все испытания.

Офелия Вейн, массивная четверокурсница, способная закрыть собой полтора кольца как минимум. Половина парней убили бы за такие широкие плечи.

Бродяга, как всегда без шарфа.

Закадычный дружок Крессвелла Энтони Турпин в модном плаще. Как девка.

Бруствер с метлой последней модели. Его отец, кажется, занимает неплохой пост в департаменте игр и спорта, так что новенькая «Стрела», как у самого Джеймса, скорее данность, чем открытие...

Стоп.

Он забыл про Кингсли, сфокусировался и встретился взглядом с ухмыляющимся Сириусом.

А мать предупреждала, что с возрастом зрение может стать еще паршивее.

Бродяга стоял позади Дирборна и вполне успешно прикидывался частью его метлы.

Что за дерьмо.

Почему он и словом не обмолвился, что припрется.

Или он говорил, но Джеймс, думая об Эванс, прослушал. Хуево, если так.

Да нет, такую новость он бы не пропустил даже при большом желании.

Только став капитаном на четвертом курсе — самым молодым за последние тридцать лет, — Джеймс все зазывал Бродягу в команду, но тот утверждал, что ему лень. Хотя летал весьма прилично: они все прошлое лето провели, гоняя на метлах за домом, и Сириус брал большинство крученых мячей, которые мастерски подавал Джеймс.

Ладно. С ним можно разобраться в спальне, не при всех.

Он откашлялся и заявил, быстро пересчитав всех по головам:

— Вас полторы дюжины, играем в три тура. Для начала делимся по шесть человек. Из шестерки в следующий тур выходят трое лучших. У каждого будет десять попыток отразить бросок. Всем ясно?

Народ замычал и покивал.

Джеймс повернулся к своим охотникам, сделал приглашающий жест и тоном, каким отдают огромной змее на растерзание, произнес:

— Прошу. Они ваши.

Пока Прюитт с Макдональд в пух и прах разносили дружка Крессвелла и Офелию Вейн, Джеймс неспешно подошел к Бродяге, чтобы не привлекать внимания, и тихо сказал:

— Ты же понимаешь, что пощады не будет.

Тот как будто ждал его и даже не вздрогнул от неожиданности. Вместо этого широко ухмыльнулся:

— Я и не рассчитывал.

— Почему ты не сказал, что собираешься прийти? — прошипел Джеймс, выходя из себя. — Что еще за дерьмо? Я тебе брат или как?

— А я только после обеда решил, когда ты уже свалил, — пожал плечами Сириус. — Чем ты недоволен, Сохатый? Я же на общих основаниях. И не прошу мне подыгрывать.

— Бля, Бродяга, — зашептал он, — я буду только рад, если ты окажешься лучшим, и ты об этом прекрасно осведомлен. Просто… что за сраные тайны? С каких пор ты от меня что-то скрываешь?

— Отвали, Сохатый, — тому вроде как надоело препираться, и он со скучающим видом уставился на первую тройку неудачников. — Лучше попробуй забить мне, — с вызовом дернул бровями Сириус.

Когда пришло время второй шестерки, Джеймс тоже поднялся в воздух.

Попробуй забить, говоришь, хер собачий.

Ну лови.

Он промчался под Диком, получил пас от Гамильтона, пролетел за левым кольцом и отправил квоффл прямиком в среднее: мяч проскочил ровнехонько под локтем Сириуса.

И это был единственный гол, забитый ему в первом туре; остальные ехидно ухмыляющийся Бродяга взял и оказался в девятке участников второго раунда.

— Прюитт! — окликнул Фабиана Джеймс. Тот был лучшим из четырех охотников: если кандидаты отразят все его броски, можно смело брать их в сборную.— Этих несчастных я доверяю тебе. Для чистоты эксперимента мне нужна одна и та же рука.

Джеймс предпочел умолчать о том, что делает это еще потому, чтобы избежать высказываний типа «все понятно, Поттер за уши протащил своего лучшего друга в команду».

Прюитт крутанул квоффл на пальце и, улыбнувшись Макдональд, снова оседлал метлу.

Девки на трибунах завизжали, когда Фабиан поднялся в воздух и зашел на первый круг. И всякий раз, когда мяч попадал в цель, очередная девица, а то и не одна, орала так, будто он не мячи забрасывал, а ебал ее своей метлой.

Впрочем, они стенали точно так же, когда Джеймс ловил снитч, может, даже громче. Видимо, у девок свойство такое — публично и излишне громко демонстрировать свое восхищение талантливыми игроками.

Прюитт ловко избавился еще от нескольких претендентов, оставив лишь пятерых финалистов.

Джеймс собрал их в полукруг и объяснил правила:

— У вас снова десять попыток. На этот раз задача усложняется: Боунс и Аберкромби будут атаковать вас бладжерами. У каждого из нас, — он указал на остальных и на себя, — по два броска. Все в равных условиях. Кто…

— ...меньше раз обосрется, тот в команде, — закончила за него Макдональд.

— Я в прошлый раз это говорил, да? — он заржал и обернулся к ней. Мэри с Фабианом покивали.

Джонсон взял шесть мячей, Акерли, кузен Итана, отбил семь, но прозевал бладжер от Боунса и чуть не свалился с метлы. Сьюзен Тоффин увернулась от всех бладжеров, пропустив при этом всего два мяча, и Джеймс с досадой подумал, что ему возможно придется брать вратарем девчонку. У него не было предрассудков по поводу женщин в квиддиче, но все же на этой позиции он хотел видеть парня. Кого-то покрепче, посильнее и со звериным чутьем насчет того, куда полетит очередной мяч.