Часть 15 (1/2)
— Одасаку, — тихо зовёт шатен, щёлкая пальцем по стенке стоящего перед ним тумблера<span class="footnote" id="fn_32405657_0"></span>.
С того раза, когда ему стало плохо, он больше не пьёт, но неизменно заказывает, составляя компанию другу.
Ода медленно переводит взгляд на сидящего справа Осаму. Из динамика под потолком тихо льётся песня про расставание<span class="footnote" id="fn_32405657_1"></span>.
— Если не преподавание, чем бы ты занялся?
Оде, конечно, не приходится задумываться, ведь он уже давно знает, чем действительно хочет заняться. Однако, написание книг далеко не сразу будет приносить доход (если вообще будет), а ему нужно поднять пятерых детей. Конечно, сбережений со времён заказных убийств ещё достаточно, но заглядывать в будущее — не только сверхспособность Сакуноске, но и жизненный принцип.
— Я бы писал романы, — Ода вливает в себя оставшуюся на дне янтарную жидкость, — в комнате с видом на океан.
Дазай смотрит на Одасаку с восхищением, приоткрыв рот. «Так вот ты какой, Ода Сакуноске», — проносится в его голове. Затем на лице расцветает чистая, искренняя улыбка:
— Ты разрешишь мне прочитать их?
***</p>
Вторник. На улице постепенно теплеет, предвещая весну.
Звенит звонок. Одасаку, стоя перед учительским столом, обводит взглядом класс и не находит хорошо знакомой макушки шоколадного цвета. «Опаздывает», — мысленно констатирует учитель и начинает занятие.
Примерно в середине урока телефон на столе коротко вибрирует, уведомляя о новом сообщении, и спустя десять минут, когда выдаётся удобный момент, Ода его проверяет.
«Одасаку, мне плохо, я не приду»</p>
«Пришли адрес. Я заеду вечером», — Сакуноске отправляет ответ и откладывает мобильный.
***</p>
Жарко. Ужасно жарко. В звенящей тишине раздаётся стук в дверь. Он кажется чересчур громким пораженному болезнью сознанию. Дазай с огромным трудом пытается оторвать налитое свинцом собственное тело от матраса. Каждое движение отдаёт ноющей болью, которую Осаму ненавидит, но Сакуноске, к большому сожалению, не обладает способностью просачиваться сквозь замочные скважины. Нужно открыть ему дверь.
Короткий путь из спальни ко входной двери оказывается настоящим испытанием, но Дазай героически его выстаивает. Проворачивает замок и слабо толкает дверь. В тусклом холодном освещении подъездной лампочки видит своего спасителя: Ода похож на медбрата, стоя вот так на пороге с мобильной аптечкой в руке. «Вот же принцип — помогать людям».
Спальня погружена в полутьму, потому что глаза Осаму нестерпимо режет от яркого света.
— Ха-ха, Одасаку, — Дазай обессиленно падает на кровать, — ты на полставки в больницу устроился? Откуда столько лекарств?
Его язык еле ворочается во рту, голос звучит тускло и слабо. Лицо блестит испариной, под глазами залегли темные круги, а дыхание тяжёлое и рваное.
Ода, роясь в аптечке, бормочет что-то о том, что он не знал, что именно стряслось с Осаму, и вообще, когда опекаешь детей, готовым надо быть ко всему, затем протягивает больному ртутный термометр.
— Не хочу, он холодный, — Осаму ясно ощущает, что его кожа горит, поэтому с лёгкостью представляет, какой болезненной окажется для него прохлада медицинского прибора.
— Нужно потерпеть, — Сакуноске непреклонен.
Дазай усаживается на кровати, тянется за термометром, морщится. Бинты, которые прежде совсем не доставляли ему неудобств, сейчас ощущались на коже пыточным орудием, впиваясь, натирая, удушая и сдавливая.
— Больно, — он так и не берёт термометр, измученно наклоняясь вперёд, сжавшись в комок.
Ода помнит, что Осаму ненавидит боль, обеспокоенно на друга смотрит, подумывая о том, что температура наверняка достаточно высокая, чтобы её уже можно было сбивать. Возвращает прибор в ящичек и ищет в нём жаропонижающее. Дазай, вновь подняв корпус с вымученным стоном, начинает оттягивать намотанные на шее бинты, стараясь нащупать конец.
— Одасаку, помоги.
— Ты уверен, что хочешь их снять?
— Да, мне больно, — услышанная фраза заставила сердце Сакуноске сжаться.
Он вынимает из аптечки ножницы, осторожно присаживается на край кровати, ощущая как матрас скрипуче прогибается под непривычным весом. Дазай слегка запрокидывает голову, доверяясь мужчине. Тот осторожно подцепляет пальцем самый слабо натянутый виток и перерезает его ножницами. Осаму облегчённо вздыхает, сглатывает и, еле двигая руками, принимается разматывать повязки. Сакуноске избегает смотреть на друга ровно до тех пор, пока не слышит тихое «чёрт» с его стороны. Поворачивает голову и видит тонкую шею с двумя тёмными полосами, окольцовывающими её, и белую ленту бинта, тянущуюся из-под ворота футболки. Ода не хочет думать, что это следы удушения. Не хочет думать, самостоятельно ли Дазай их приобрёл или это следствие насильственных действий. Ода не хочет думать, но думает о том, сколько всего Дазай пережил, и что всё это неправильно.
Осаму сокрушённо вздыхает, с трудом заводит руки за голову и пытается зацепить край футболки, чтобы стянуть её с себя, но слабые пальцы не могут ухватиться за ткань.
— Одасаку, — беспомощно шепчет его имя.
Мужчина думает, что черта допустимого проходит ровно здесь, но… Осаму ведь болен? Осаму ведь просто просит помощи? В этом ведь нет ничего такого? Ода неуверенно подсаживается ближе. Дазай, насколько может, поднимает вверх вытянутые ослабевшие руки и расфокусированным взглядом глядит, кажется, прямо в голубые глаза напротив. Ода цепляется за нижний край футболки по бокам и одним легким движением стягивает её с Дазая. Перед его взором предстоит худощавый торс, перемотанный, кажется, до пупка. Чуть ниже него находится резинка штанов, приоткрывая лишь тонкую полосу нескрытой бинтами кожи живота. Больше Сакуноске рассматривать себе не позволяет, возвращаясь к аптечке. Пока Дазай разматывает торс, он уходит на кухню, наполняет пустой графин питьевой водой, находит чистый стакан и возвращается в спальню. Как раз тогда, когда Дазай практически размотал вторую руку. Молча ставит принесённое на прикроватную тумбу рядом с единственным источником света, наполняет стакан, извлекает таблетку из пластинки, затем поворачивается и протягивает это Дазаю, смотря исключительно ему в лицо.
— Это противно, да? — внезапно тихо спрашивает больной.