Глава 15. «Возничий» (1/2)

Глава 15. «Возничий»

«Я люблю тебя так сильно, что ты не замечаешь меня».</p>

</p>

Гермиона и Тео медленно вышли из переговорной обратно в зал, где по-прежнему продолжались разговоры и дарились фальшивые улыбки. Пламя свеч танцевало на лицах приглашенных. Праздник продолжался без их участия. Тео незаметно от Грейнджер наколдовал Темпус и прищурился.

Десять минут девятого.

Если надеяться на эффект сильнейшего зелья сонливости, которым Панси при падении незаметно обрызгала мантию Реддлу, то оно будет действовать максимум два часа и минимум — час, пока не выветрится с одежды окончательно.

Тео взмолился всем Богам, дабы Реддл не пролил на себя напиток или сделал еще что-то с одеждой, чтобы эффект зелья не пропал. И чтобы их с Пэнс не отвлекали. Иначе...

Темный Лорд уже сорвал им все планы, заявившись именно в эту комнату из всех, а ведь она была самой крайней и с чарами не-обрати-на-меня-внимания. Тео выдохнул сквозь зубы. Он уже начал нервничать, а это было всего лишь началом.

Шум и разговоры все так же гудели, закладывая уши неприятными звуками. Живая музыка никогда Нотту не нравилась, как и такие приемы. Видимо, Гермионе тоже, потому что она сразу решила вернуться «домой». А может, спорить с Реддом с ее стороны было абсолютно напрасной вещью, — Тео не знал, но догадывался, что ей просто хотелось избавиться от общества Темного Лорда. И если он был здесь, в Министерстве, то ей безопаснее было находиться в поместье Ноттов.

Поттер нашелся сразу. Он громко смеялся над глупыми — стопроцентно — шутками Рона Уизли, который еле стоял на ногах из-за выпитого огневиски или чур пойми чего. Лицо его было алым, с глупым выражением, что своими чертами говорило об абсолютном отсутствии мыслительного процесса.

Тео заметил, как Гермиона сжала зубы, видимо, в негодовании от соседа Поттера, и подошла к парням. Тео ухмыльнулся от ее подбоченившийся позы, но спрятал улыбку «в карман», стоило подойти ближе. Нужно держать лицо даже перед пьяными однокурсниками. Да и наблюдателей у них было навалом.

Он не будет улыбаться при такой толпе из-за ее уморительной позы. Нет.

— Помирились? — она сощурилась, обращаясь не ясно к кому, потому что смотрела то на Поттера, то на Уизли.

— Мы и не ссорились, — пролепетал Поттер, и Тео заметил, как покраснела Грейнджер от ответа.

— Нам пора, Гарри, — сказала она, теперь упорно не глядя на Уизли, который без зазрения совести рассматривал ее фигуру. Тео хотелось приложить его о стену. Пару раз. — Тебе уже хватит.

«Тебе тоже», — хочется сказать Тео, но он промолчал, разглядывая тонкую царапину на девичьей пояснице. Свежую. Он нахмурился. Откуда она вообще взялась?

Рон же не смотрел на Нотта, пока тот был занят разглядыванием Гермионы, он смотрел лишь на Грейнджер, но ей было плевать: ее взгляд ни на секунду не съехал с Гарри.

Гарри же мельком посмотрел на подругу и скривился, опрокидывая в себя остатки алкоголя.

— Там скучно и я не…

Он застыл, будто что-то мешало ему говорить. «Наверное, клятва», — Тео внимательно смотрел, как тот сжимает и разжимает кулаки, на секунду трезвея.

— Гарри Джеймс Поттер! Живо за мной!

Их попытался остановить Рон, и Нотт уже потянулся за палочкой, но рыжего отвлекла вовремя подошедшая Джинни, которая схватила его за шкирку и потащила в сторону родителей, что-то шепча ему об уважении и выпивке.

Гермиона же времени зря не теряла. Она взяла Гарри за плечо и потащила, пьяного и расслабленного, словно сонного ребёнка, в сторону каминной сети. И пусть походка девушки была шаткой, двигалась для подвыпившей та достаточно резво. Троица за пять минут оказалась в поместье Ноттов. И Тео поторапливал их, чтобы уже скорее внушить Гермионе то, что он задумал. Оставалось мало времени.

Гарри, спотыкаясь на каждом шагу, молча поплелся в свою комнату, а Гермиона — к удивлению Тео — пошла в его спальню. Сама. Будто так и нужно. Все складывалось даже лучше, чем Нотт представлял.

Она скинула туфли на пол, как дома, и крикнула:

— Хоупи, малышка, принеси нам шампанского! Самого дорогого!

Нотт разглядывал ее с интересом. Она покраснела. На лбу поблескивал пот из-за опьянения.

Через секунду на столике появилась зеленая бутылка игристого в ведерке со льдом и два узких бокала. Гермиона села на софу и подогнула под себя ноги, раскинувшись. Платье задралось.

Тео облизал губы.

Закат красиво освещал комнату, но парень глядел только на нее, не в силах оторвать взгляд. Становилось жарко. И Гермиона совсем не помогала ему начать разговор, лишь глядела в ответ с невысказанными вопросами в зрачках. Красивая и пьяная.

Они молчали. Тео не мог заставить себя вымолвить ни звука, словно все слова в нем закончились. Остались лишь жалкие вздохи от эмоций.

Гермиона наконец отвернулась и посмотрела в окно.

Тео мог понять ее состояние: Гермиона устала. Так сильно устала, что решила просто напиться с горя, чтобы остановить эту боль, которую не скроешь яркими тенями и пьяным блеском в глазах. Ее законопроект приняли, но…

— Честно говоря, я не знаю, зачем сижу здесь с тобой и отмечаю, как идиотка, похороны своей рукописи, — она потянулась к шампанскому и в одно движение с тихим хлопком открыла его, пока Нотт стоял напротив и не двигался, — и зачем ты только согласился сопровождать меня на прогулки по субботам? — ее тон напоминал то время, когда гриффиндорка его отчитывала за ошибки в эссе. — Потому что можешь расслабиться, Реддл мне все рассказал, — она посмотрела в чужие глаза, наполненные непониманием, — и, думаю, на этом мы с тобой закончили. За тебя! — Грейнджер подняла тост. — И за твое актерское мастерство!

Гермиона в одну секунду поднялась с дивана и поставила бокал обратно на столик с громким звоном, перед этим осушив его до дна с запрокинутой головой. Тео поморщился.

Это не она.

Нет-нет-нет.

Что-то не так.

Тео явно видел, что в ней что-то изменилось. Он пока не понимал, что именно, но эта перемена плавала на поверхности тонкой вуалью, и Нотт не мог ухватиться за нее, чтобы в полной мере прочувствовать. Осязать.

Она уверенно зашагала к двери, но, потянув ручку на себя, поняла — дверь заперта.

Позади нее стоял ничего не понимающий Нотт. И он соврал бы, если сказал, что был в тот момент абсолютно спокоен.

— Про что сказал тебе Реддл? — задал вопрос Тео.

Гермиона застыла от его мягкого голоса. Тео увидел, как оголенные участки тела девушки покрылись гусиной кожей.

— Про приказ, конечно. Сблизиться со мной, — она сощурилась, — ради Поттера, — злостью и обидой было пропитано каждое слово, — не делай вид, что ничего не понимаешь и открой дверь. Я хочу уйти, — она ударила по ней кулаком. — Дернул меня драккл пойти за тобой, а! Я такая… — она удирала снова.

Тео подошел ближе и внимательно посмотрел в карие глаза напротив. Она была в ярости. Кипела, как магловский чайник, но старательно держала себя в руках. Ему показалось, что Грейнджер могла бы его даже ударить. И он бы ей это позволил.

Сам Тео пытался просто взять себя в руки.

— По твоему мнению, я сближался с тобой все эти годы, ради чего? Ради Поттера? Это чушь, — Тео нервно рассмеялся, — я действительно не понимаю, что наплел тебе… Лорд. Однако для моей же безопасности такая фраза имела место быть. Отец мог создать мне алиби, что я все делал по приказу, чтобы меня не подозревали в измене.

— Алиби? — Гермиона замолчала, но опьянение мешало ей думать. — Ты вообще о чем? Нотт, ты выбрал свою сторону, а я свою. Не нужно оправдываться.

Тео прикусил губу. Она же ни черта не помнила, Мерлин… как же сложно!

— Ну да, знаешь, не каждый день чистокровные слизеринцы хотят общаться с маглорожденными гриффиндорками, — он улыбнулся и пригладил волосы резким движением, но вот Гермиона не улыбалась. — Это была моя инициатива. Я клянусь тебе. Ты же… Ты же понимаешь все, да?

Гермиона не ответила, прислонившись к двери. Девушка почесала кончик носа. Тео видел, как в ее расслабленном от алкоголя, но гениальном мозгу, крутятся винтики, собирая пазл в одну картинку. Она реагировала на него спокойно. Это было заметно по языку ее тела. Значит, чувствовала себя в безопасности рядом с ним, но не помнила — почему.

— Я, правда, не сближался с тобой из-за приказа. Честное слово, — он перекрестил себе сердце: она всегда так клялась ему.

Она улыбнулась, и Тео понял — поверила.

— Вот как, — Грейнджер выдохнула как-то устало и посмотрела на него с тоской; по глазам она напоминала старуху, которой просто хотелось отдохнуть от всего. — Почему я не удивлена, что Реддл мне наврал? Или не наврал… Я запуталась в себе и не могу ничего развязать, Нотт. В любом случае, видеться мы больше не будем для твоего же блага, — Гермиона усмехнулась. — Потом скажешь мне спасибо, но напоследок…

Она облокотилась на дверь и внимательно посмотрела на него. Выражение лица ее было не ясным, словно девушка не понимала, что ей можно спросить, а что нельзя. Сомневающимся.

— Ты можешь мне помочь? — И Тео понял, что она снова попросит его найти что-то, что поможет ей лишиться магии. — Я, наверное, дурочка и…

— Гермиона. — Он подошел к ней ближе.

Близко. Слишком близко для незнакомцев, но слишком далеко для возлюбленных.

Она прижалась к нему сама, первой; отчаянно дрожа, словно от холода.

Тео застыл, когда ее тонкие пальцы опустились на плечи. Она обняла его, как обнимала Поттера всегда. Как брата.

Тео понял, что она прощалась с ним. Сердце сжалось в тиски, а челюсть напряглась. Он был весь натянут, как тетива, не зная, как дышать, как реагировать, чтобы не испугать ее.

Просто. Блять.

— Я скучала по тебе, — она всхлипнула, и Тео, не в силах сдержаться, прижался щекой к ее влажной щеке, — но нам…

Она оттолкнула его. Скорбь по их окончившейся дружбе и несостоявшимся отношениям окрасила девичье лицо. Они никогда не будут вместе, — Гермиона верила в это так отчетливо, что Нотт и сам поверил, окунувшись в океан разума девушки. Тео не хотел, но слышал все ее мысли: она кричала об этом, словно горела изнутри. Ее магия билась живой пульсацией, а она даже не замечала ничего, вперившись в него потерянным взглядом. Стыд окрасил ее щеки. Прощание выходило скомканным и нервным. Она не знала, как закончить, а Тео заканчивать не хотел.

«Снова не сдержалась, — подумала Грейнджер, — такая я идиотка. Просто дура. Прав был Реддл».

— Не думай сейчас ни о чем. Расслабься, — его пальцы сомкнулись на кончике ее завитого локона и накрутили на указательный.

Он пытался успокоиться, но сам же и нервничал от ее кричащих мыслей еще сильнее.

Другая ладонь стерла черный след под веком от слезы, смешанной с косметикой, но даже так Гермиона выглядела красиво. Карие глаза потемнели. От желания? Тео не знал, покинув ее разум, но чувствовал, как что-то поменялось. Словно пластинку на патефоне поменяли.

Грейнджер приоткрыла рот и вздохнула. Глаза ее блестели от выпитого шампанского, что та залпом осушила только что. Она облизала губу, покрыв ту блеском слюны, и сделала маленький шаг вперед. Без обуви она была совсем низкой по сравнению с ним.

И еще один шажок, пока ее грудь не столкнулась с ребрами Нотта. Аромат жасмина, духов и алкоголя Тео впитывал в себя с глубоким вдохом.

— Я просто, — шепот Гермионы коснулся его, тут же облизав жаром пах, — я не знаю, почему… Я так скучала, — всхлип, — мне страшно с ним.

Он повернулся к лицу Гермионы и медленно мазнул губами по щеке. Соль попала на язык. Тео сглотнул и поцеловал еще раз, собирая капли с ее скул, которые лились градом из карих глаз.

Он сцеловывал ее слезы, ощущая всю ту боль, что она носила с собой. И пытался вдохнуть в нее жизнь.

Грудь девушки тяжело вздымалась в такт поцелуям Тео. Гермиона схватила его за плечи, сдавив те ногтями, и встряхнула, приводя в чувство:

— Нотт, что ты творишь? Нам нельзя, — волшебница посмотрела в его глаза и закусила губу. — Понимаешь? Нельзя.

В ее глазах читалась паника, словно они совершили преступление века. И у Тео щелкнуло в голове.

Реддл, ну, конечно же. Всегда Реддл. Даже здесь без него она не могла о нем забыть. Ревность серостью заволокла глаза. Хотелось наплевать на все и просто увезти ее в другую страну. Подальше от всех. Он наклонился к ней ближе, пока она смотрела на него во все глаза.

— Почему? — он покачал головой, когда рука подняла ее ногу за бедро и прижала к себе. — Я ведь тоже соскучился по тебе.

Тео не контролировал свои руки, пальцы и дыхание. Ему хотелось коснуться, запомнить все ее жесты, мягкость кожи и вкус губ, потому что ему было мало. Каждая секунда выстрелом билась о его череп. Так мало времени, так мало времени, но он ничего не мог с собой поделать. Он не мог насытиться ею.

Он молчал. Дыхание опалило ее лицо. Лишь полные губы влажно скользили по коже обжигающей лавой. Слова были не нужны, — он знал, что она хотела этого, и она тоже это знала. А потому не сопротивлялась, наоборот, подавалась ему навстречу.

Тео вновь вошел в ее разум безликой тенью, утопая в нежности и робости, что она ощущала. Ее мысли были притуплены алкоголем, но он слышал то, отчего его сердце ускорило ритм, а Гермиона…

Она горела. Варилась в этой лаве ощущений, что он в ней вызывал.

«Не права была Панси, совсем не права», — подумал Нотт.

А Гермиона… Всегда и постоянно думала о его аромате и зеленых глазах, губах и сжимающих ее лицо узловатых пальцах. Представляла себе это в тесной палатке, закрывая глаза перед сном. Мечтала о повторении и думала, дура.

Такая дура!

Думала, что когда-нибудь, когда она его увидит, когда не будет ничего — лишь они вдвоем, Грейнджер позволит себе эту блажь, откинув все его злые деяния. Она, забыв о тех людях, которых он убил, позволит себе быть с ним искренней хотя бы одну минуту, чтобы вновь ощутить это чувство полета без метлы. Прав был Реддл — любовь слепа, и ты можешь простить человеку что угодно.

И Тео разделял с ней все эти ощущения, позволяя ей наслаждаться этим.

— Я не могу, — она вытолкнула его из мыслей и из своего пространства, но он снова придвинулся к ней, и ее слова застряли в стоне, когда Гермиона в порыве забралась пальцами между его мягких кудрей. — Не могу-у-у…

— Можешь, — он поднял ее платье вверх, оголяя кожу на икрах, поднимая его все выше и выше.

— Я не простила тебя, — она вцепилась в ноттовские волосы и подняла голову парня, чтобы взглянуть в его бесстыжие глаза.

Он оступился и сел перед ней на колени, обхватив женские ноги руками и утыкаясь носом в ткань платья. Ее прикосновения мягкой царапкой касались ушей и кожи головы. Она медленно гладила его, пока Тео просто стоял на коленях, сдерживая собственные крики и ярость. Ему было тоже плохо.

Хотелось выть волком, рассказать ей все. Все на свете, но он по глазам видел, — не поймет, испугается и хуже всего… начнет презирать. Ей и так паршиво, не сделать бы хуже своими собственными проблемами.

Он убивал людей, а она убила свою стойкость.

Он запирался в закрытой туалетной кабинке, а она в его комнате.

Он ненавидел себя, а она… она хотела умереть.

— Прости, — Гермиона прикусила дрожащую губу от его тихого голоса. — Прости, что я убил ее и не сказал тебе всей правды, — Гермиона на это промолчала и закрыла лицо руками; он прятал красные глаза в ткани ее платья, она прятала свою боль за собственными ладонями. — Прости за то, что врал тебе, говоря, что все хорошо. Ничего хорошего не было. Я был один с этим, но… Но я клянусь, — он поднял на нее влажные глаза. И она вздрогнула от решимости, что плескалась в них, — я клянусь, Гермиона. Я сделаю для тебя все, только… Только прости меня, позволь мне, — его голос дрогнул, — просто помочь тебе.

Он поднялся с колен и прижался к ней всем телом, обнимая и поглаживая пальцем ее затылок. Они застыли, как две куколки в едином коконе.

— Помнишь, о чем я спросил, когда мы были на Астрономической башне?

Она задрожала и через некоторое время кивнула, обнимая его за плечи и притягивая к себе.

— Тогда каким, — голос ломался, — каким будет твой ответ? Я приму любой.

Гермиона молчала, страшась собственных мыслей.

Алкоголь ударил в голову. Она не думала ни о Реддле, ни о клятве. Ни о его угрозах. Она сейчас была просто Гермионой Грейнджер, обычной девушкой, влюбленной до потери пульса в парня, который стоял перед ней и ждал ее ответа.

Они молчали. Он нервничал, а она собиралась с мыслями.

Язык словно онемел, ей было страшно говорить то, что было так долго сокрыто. Это было так не вовремя, и в то же время Гермиона не знала, что будет завтра. Возможно, она живет последний день. Или Тео завтра убьют. Или ее запрут, и она больше никогда его не увидит.

У них было только здесь и только сейчас.

— Ты мне тоже, — девушка зажмурилась со всей силы, — ты мне тоже, Тео.

Он нашел ее рот мгновенно. Язык уверенно раздвинул губы, пахнущие шампанским, нетерпеливо врезаясь между зубов и глубже, еще глубже сплетаясь с языком Гермионы. Он укусил ее за губу и надавил на челюсть, чтобы она шире распахнула рот и расслабилась, впуская его в себя. Поцелуй как битва, и Гермиона проигрывала так явно, что уперлась лопатками в дверь. Агрессия и отчаяние лились из него, оседая на ней стонами и потом. Возбуждение сковало им сердца.

Так тепло, горячо, до хрипа из горла, что вырвался из нее со скулежом. До невозможности больно, как ножом по нежной коже. Это было такое запретное удовольствие, такое болезненное и такое важное, что у Гермионы появились слезы на глазах. В ее груди разразилось что-то живое, что-то, о чем девушка давно забыла, но теперь оно жило в ней и придавало ей сил.

Любовь? Вот о чем говорил старик Дамблдор?

От простого поцелуя ее голова закружилась, низ живота пульсировал, а сердце, казалось, выпрыгнет и убежит к Тео. Хотя… кого она обманывала. Ее сердце давно было отдано этому парню, который вылизывал ее рот и сжимал бедра так хорошо и… правильно, будто его руки были созданы для нее.

Каждое касание Тео было словно мягкой кошачьей лапкой на ее истерзанной Реддлом душе. Анальгетиком во время болезни. Гермиона застонала и прикусила его губу, слыша тихий смешок, а следом щекотку на ребрах.

Мерлин, как же давно он этого хотел.

Она застонала в его рот и попыталась перехватить инициативу, но он сжал ее бедра руками и сдавил так сильно и хорошо, что девушка отдала ему полный контроль над поцелуем, которым он наслаждался.

— Тео, — она сделала вдох, когда его рот опустился на ее горло. Острый язык провел влажную дорожку по шее к уху. Ладони оттянули чашечки платья, оголяя возбужденную грудь, пальцы сжали соски и перекатили между пальцев. Влага ударила по ее складкам, Гермиона почувствовала, как ее белье намокло. — Он все почувствует! Нам нужно прекратить!

— Он с Панси…

— Нет, же! Послушай!

— Я тебя внимательно слушаю, — он лизнул ее хрящик и прикусил мочку, прижимаясь ближе своим возбуждением. Руки сжимали ее грудь, пощипывали и тянули возбужденные горошины в стороны. — Ты что, не чувствуешь? — он улыбнулся, снова захватывая ее рот.

Руки гуляли по ее телу, и если бы не ограничение во времени, он бы давно с нее это чертово платье сорвал и облизал каждый участок тела.

— Нам нельзя, — снова сказала она, — он узнает и тогда…

Она оттолкнула его, что есть силы. Опустила платье, что волной прикрыло ее ноги. Спрятала грудь в чашечки. Посмотрела на его топорщащиеся штаны, на смятую мантию и горящие глаза. Отвела взгляд и потерла виски.