Глава 14. «Лев» (1/2)
Глава 14. «Лев»
«Обмануть вруна — двойное удовольствие».</p>
Грейнджер опустила глаза на маленькое зеркальце и аккуратно поправила пальцем подводку на нижнем веке. Вздохнула и выпрямилась, устало кинув его обратно в сумочку, которая не имела внутри больше ничего.
Пустота. Такая же, как в Гермионе.
Сегодня Грейнджер выглядела особенно красивой. Идеальный макияж, темно-коричневые стрелки и контур вишнёвых губ с круговым вырезом платья на совсем не идеальной Гермионе. На ногах туфли на каблуке настолько высоком, что даже с заклинанием поддержки она хваталась за Реддла, чтобы не споткнуться. Ей даже показалось, что он выбрал эту обувь для нее специально.
Волшебница была похожа на прелестное создание. Именно этот комплимент Грейнджер услышала сегодня тысячу раз, уж точно, от старых волшебников и ведьм, встречающихся на ее пути. Мерлин, даже Малфой сказал ей, что она выглядит… приятно.
Фу.
Ее спина была оголена, но покрыта сверху полупрозрачными нитями волшебного шелкопряда. Такой разрез вызывал постоянную прохладу и щекотку. Платье было прекрасным.
Высокая прическа с аккуратными завитками укротила ее буйные кудри с помощью магии. Открытая шея и ключицы, как дополнительное украшение дополняли образ девушки.
Почти пошло, но все же — нет, до самой грани.
Кричаще, но красиво.
Вычурно, но дорого.
Вдобавок, подчеркивая бледность ее кожи, на ней сияло ожерелье с сапфирами, что надел на нее Реддл в последний момент перед выходом, длинные серьги из того же набора и кольцо. В них чувствовалась магия, пульсирующая внутри. Защитные артефакты гоблинской работы — поняла Грейнджер, разглядывая теснение на обороте. Том заботился о ее безопасности. Его курица, несущая золотые яйца, не должна пострадать, потому на ней и сияло целое состояние. Скрепя сердце, Гермиона приняла украшения, потому что те были… чудесными. Реддл, заметив ее интерес, настоял на том, чтобы она их надела и не снимала весь вечер. И Гермиона, когда посмотрела в зеркало, себя не узнала.
Снова.
Дело было не в прическе и не в платье, и даже не в каблуках и оголенной спине. С ней было что-то не так. Она глядела в собственное отражение и не видела себя, — старую добрую Гермиону Грейнджер, не видела ничего, словно по ней прошлись ластиком и стерли. Гермиона не знала, за что держаться.
Она так устала.
Своего ничего не осталось.
Все увяло, будто под взглядом Реддла сама ее душа пыталась умереть.
Ее привело в чувство дуновение теплого ветра из открытого окна. Она оглянулась и застыла, наслаждаясь чудесным мгновением. Это забытое чувство свободы, какое она испытала на пляже с Ноттом, казалось таким далеким, что его так хотелось ощутить вновь. Грейнджер поняла это почти неделю назад, в пруду, лежа и глядя на небо, такое же чистое, как и ее мысли. Ее чувства были стерильными, голова пустой, а душа разбитой, — идеальный партнер для Реддла.
Девушка поправила прическу, сделанную Хоупи, и нацепила на лицо улыбку.
Она справится, нет; она все сделает, на что только способна.
У нее была задача, — запороть свое выступление перед Визенгамотом, но гриффиндорка понимала, что даже пошли она всех к черту, тот законопроект все равно одобрят, а ее поведение спишут на нервный срыв.
«Бедная девочка! Она так долго готовилась, это все нервы», — уже представляла себе Гермиона эти разговоры после. И плюнула на исход событий.
Будь что будет.
Гермиона нахмурилась и спустилась по лестнице, надеясь, что каблук неожиданно соскользнет, она покатится вниз и свернет себе шею. Как назло, тело тут же придвинуло магией к перилам, а ладонь крепко-накрепко прижалась к ним, словно удерживаемая чьим-то весом поверх ее руки.
Гарри потерял дар речи, когда увидел подругу, спускающуюся в холл Мэнора. Реддл молчал, лишь закушенная губа выдавала его нетерпение. Он мазанул взглядом по женской фигуре и подал Гермионе руку, задерживаясь острием взгляда на ее глазах. Ногти девушки, длинные и покрытые лаком, впились в предплечье Тома со всей силы. Гермиона гадко улыбнулась ему и уверенно шагнула в круговорот каминной сети.
И вот теперь она стояла под руку с Томом Реддлом в атриуме Министерства Магии, где уже проходил долгожданный банкет в честь «мира» и нового законопроекта о «Правах маглорожденных волшебников».
Идти куда-то без палочки до сих пор было непривычно и боязно. Словно у нее отсутствовала очень важная конечность. Гермиона все время дергалась, стоило кому-то в зале подойти к ней и заговорить. Защитные артефакты на ней красиво сияли.
Визенгамот, как только она закончила свою заученную речь, аплодировал ей. Кто-то сомневался в его неодобрении?.. Следом выступил Поттер с не менее воодушевляющими словами.
И уже потом Реддл.
О да. Он любил толпу и внимание. За принятие законопроекта проголосовали все. Фоули, кажется, подмигнул ей, когда поднимал руку «за», на что девушка скривилась.
Она бы назвала его предателем, да вот только ничего он Гермионе не задолжал. Скорее, сама гриффиндорка была ему обязана. Потому что вставал вопрос о том, что случилось бы, не попроси он тогда Темного Лорда ввести ее в курс дела. Возможно, сейчас Грейнджер, сидя в пустой комнате, наблюдала бы за лебедями в полном одиночестве и утопала в жалости к себе.
Теперь она могла утопать в жалости в себе, находясь в толпе. Так ведь намного лучше. Осознание того, что ее мечта оказалась такой глупой и поверхностной, очень сильно ударило по ней. Как только законопроект приняли, а взгляды, направленные на нее, поменялись, Гермиона разочаровалась сама в себе.
Карета превратилась в тыкву.
Ей пожимали руки, восхищались умом, приняли и посчитали равной им, чистокровным, наконец-то признали заслуги маглорожденной волшебницы.
Разве об этом она мечтала? Да.
Тогда почему так больно? Потому что это не принесло ей абсолютно никакого счастья.
Ее желание сбылось, но внутренне лучше Гермиона не стала. Наоборот. Она почувствовала такое отвращение к самой себе, что ей казалось, будто на ней цветут миазмы. Тщеславие и желание, чтобы на нее обратил внимание чистокровный волшебник, так сильно ее ослепили, что только сейчас, когда она стояла на сцене и влажными глазами смотрела в лицо Реддлу, поняла, какой идиоткой оказалась.
И с каждой минутой все будет только хуже и хуже. Он все испортил. Вкус победы горчил железом на языке.
Она чувствовала себя виноватой перед всем волшебным миром, потому что помогла своему Кошмару перейти в реальность. Ее моральные принципы ударили по ней вместе со звуком аплодисментов.
А Кошмар этот стоял, смотрел на нее, и хлопал громче всех, — она была уверена. Издевательский взгляд его серых глаз не покидал ее ни на минуту. Губы, блестящие, как маслом помазанные, были рассечены улыбкой. Такой красивый и такой мертвый. Он смотрел на нее не мигая, пока она превращалась в его копию: засушенную, лишенную эмоций и внутреннего добра.
Всю неделю до этого «чудесного» дня Грейнджер избегала Реддла, как чумы. Так ей казалось, пока Гарри не сообщил, что Том на самом деле занят в Министерстве, потому что теперь работает там. Мерлин, хорошо, что она сидела в тот момент на стуле, а не стояла, потому что слышать, что Том, мать его, Реддл…
Ох, нет, простите.
Слышать, что Томас Марволо Гонт работает на кого-то в Министерстве, было действительно необычно. Он делал себе имя. Новое. И уже обзавёлся кучей знакомых, прикинувшись правнуком Морфина Гонта. Почти правда. Жаль, что о нем, как о Лорде Волан-де-Морте никто не помнил. Ведь он…
Волшебник, который учился в Ильвермони, — сказал Гарри.
Мужчина, который познакомился с Гермионой по переписке ранее, — сказал Гарри.
Гарри вообще говорил много, но Гермиона его не слушала, — ей было наплевать на эти новые кусочки из жизни ее «друга». Кому она об этом будет рассказывать? У нее никого не осталось. Она вела жизнь затворника. И не сказать, что та ей не нравилась. Грейнджер оккупировала для себя библиотеку, комнату Тео, его балкон, вот только так и пропускала завтраки и обеды, приготовленные Хоупи. Почти неделю она набиралась сил.
Все чаще ее голову посещала одна и та же сцена. Сцена на пруду. Она не знала, что с ней происходит. Просто в один момент опустились руки и ничего не хотелось делать.
Жить в особенности.
И теперь гриффиндорка, как сияющая звезда в небе, была популярна и желанна в магическом мире. Сто́ящий приз. Высокое положение. Мечта сбылась — ее наконец-то заметили. Но какова цена и каков итог?..
Всю кампанию по внесению коррективов в законопроект, выбору семей и прочим вопросам от ее имени, как она узнала позже, совершали Малфои и Паркинсоны. На самом деле всем руководил Реддл, конечно.
Кто же еще?..
Но для прикрытия он использовал людей с известным именем. Видимо, две эти семьи действовали по приказу под страхом смерти, а иного варианта для поддержки с их стороны она не видела.
Мерлин, чистокровные продвигали ее идею о равенстве. Идею о том, что пора зарыть топор войны и преткновения по поводу чистоты крови. Еще недавно Араминта Мелифлуа — родственница Блэков, хотела внести законопроект, разрешающий травлю маглов, и теперь ее потомки в прямом смысле пляшут под ее, маглорожденной, дудку. Но это было лишь одной стороной медали. Гермиона знала, — дальше будет только хуже. И лучше бы она никогда не писала эту рукопись.
Те семьи, о которых она подумала, как раз стояли неподалеку. С ровными осанками. Вышколенные по чистокровному этикету. Красивые и гордые. Малфои, Флинты, Булстроуды… Она видела всех, но никого не замечала.
Гермиона даже в толпе чувствовала себя одиноко.
Пригубив глоток шампанского, она посмотрела на друга, что выглядел уже не мальчиком, а мужчиной, и притягивал к себе взгляды юных волшебниц. Однако он тоже чувствовал себя не в своей тарелке и, как атлант, подпирал стену. Поттер не двигался с места уже минут десять, методично опрокидывая в себя шампанское бокал за бокалом. Впрочем, как и Гермиона.
Сегодня они оба будут в стельку. И было бы странно, если нет…
Гарри стоял рядом, они уже обнялись по сто раз со всей семьей Уизли, и Грейнджер подумала, что мир кино потерял в ее лице отличную актрису. Она довольно убедительно врала всем и каждому о том, что у нее очень много времени уходило на проект для Визенгамота, который, конечно же, утвердили, спасибо за поздравления, ага. И теперь она пытается вернуть память своим родителям, о которых на самом деле знала лишь то, что они в Австралии.
Столько дел… столько дел, миссис Уизли…
Я обязательно навещу вас.
Когда-нибудь <s>никогда</s>.
Ложь с ее губ, как и с губ Гарри, текла ароматным вином. То, что их заставили не предавать Темного Лорда по клятве, служило ему как нельзя лучше. Они не могли никому из бывших членов Ордена рассказать о том, что на самом деле представляет из себя молодой специалист из Америки, который не отходил от Гермионы ни на шаг, как цепной пес. Джинни, когда взглянула на Реддла, странно застыла. И Грейнджер понадеялась, что она его узнала. Ведь младшенькая из Уизли должна была видеть его тогда, в Тайной комнате.
Гриффиндорка задержала дыхание, пока Джинни смотрела на Тома, а потом посмотрела на Гермиону и…
О ужас! Подняла палец вверх и подмигнула, снова переведя взгляд на Тома.
Она тоже его не помнила. Гермиона закашлялась от недостатка кислорода, и на ее спину опустилась чужая ладонь.
— Ты отлично справляешься, — шепнул ей Реддл на ухо, — такая молодец, — и повел в сторону стола с закусками. — Ешь.
Он указал ей на какие-то маленькие бутерброды, и Гермиона сглотнула вязкую слюну. Есть не хотелось. Она схватила бокал с обычным магловским шампанским — неужели волшебники его тоже пьют? — и осушила враз, чувствуя, что пузырьки подействовали на нее довольно расслабляюще. И постаралась откинуть прочь мысли о том, что внутри нее что-то сладко запищало, когда ее похвалили.
Реддл строго посмотрел на нее, как на подростка с максимализмом смотрят родители, и отвернулся от ее алеющих после алкоголя щек, выискивая кого-то в толпе. Гарри так же методично напивался. Он покинул ее, стоило Реддлу вернуться после разговора со Скримджером, и теперь стоял рядом с Роном.
Уизли при виде Гермионы повел себя как истинный джентльмен. Не извинился за свои слова, покраснел пятнами, затем посмотрел на стоящего рядом с ней Тома и отвернулся, посылая им взгляды ненависти. Он даже не попытался ничего исправить. Слова не сказал о том, что скучал или переживал из-за ссоры. Хотя бы что-то — ей было бы достаточно пары слов, но он не сделал и этого.
— Твой Уизли постоянно смотрит на нас, — прошептал Реддл.
Она споткнулась взглядом о Рона. Он правда смотрел на них.
— Знаешь, о чем он думает? — губы мягко коснулись ее уха, а палец провел дорожку по спине, вызывая дрожь. — О том, как сильно ненавидит нас. Тебя в особенности. Так сильно ненавидит и так сильно желает. Это почти одержимость, — она сжала зубы. — Он думает о том, как я часами трахаю тебя в нашей уютной, по его мнению, квартирке, стоит нам вернуться домой. И как ты кричишь и кончаешь подо мной, — язык еле коснулся ушного хрящика, — а не под ним. Он надеялся сделать тебе предложение. Признаться в чувствах и сразу отвести тебя под венец. Он мечтал об этом, — горячий язык лизнул ее кожу около затылка, — уж я все знаю о ваших желаниях. Неужели он не видел, что ты плачешь по Теод…
— Заткнись, — Гермиона выдохнула.
Он улыбнулся ей и отстранился. Гермиона покраснела от ярости из-за его слов. В ней взыграло выпитое шампанское, потому что иначе она не сможет себе объяснить свои же слова:
— Нужно сказать Рону, что это откровенная чушь. Про нас с тобой, — она рассмеялась, видя его потемневшие глаза. — Мы на людях, Томми. То, о чем думает Рон, меня совершенно не интересует, — она наклонилась к нему так близко, что защекотала своими волосами. — Если только это не твои мечты относительно меня.
Он надавил ногтем на ее поясницу. Больно.
— Я обещаю, — она чувствовала, как кожа под его ногтем рвется, — что как только разберусь со всеми делами, отвлекающими меня от тебя, то мысли Уизли станут реальностью… помяни мои слова, — его ладонь на секунду сжала ее шею, но тут же отпустила, словно он опомнился, — милая, — и его ядом в голосе можно было отравить целое море. — Не забывай свое место и прекрати налегать на алкоголь.
Гермиона подарила ему яростный взгляд и уже открыла рот, что послать его на х… Но к ним подошел Флитвик, и волшебница вздохнула, вновь глядя на Рона, который поглощал закуски. Ее лучший — бывший — друг, который даже сейчас представлял ее… Мерлин, она была уверена, что Реддл не врет ей.
Ничего. Ей плевать, что он думал о ней. Надоело.
Как всегда, Грейнджер должна была делать что-то за них двоих. Терпение кончилось, ее достало вытягивать их пере-дружбу и недо-влюбленность.
У нее была другая задача. И сегодня она провалилась с треском. Разрушилась под гулом оваций и задохнулась от цветочных букетов и поздравлений.
Она осмотрела зал.
Платье неприятно сжималось на ребрах тонкими косточками. Царапина на пояснице чесалась. Воздух холодил оголенные плечи и спину. А может, это был взгляд Реддла, не покидающий Гермиону весь вечер.
Темный Лорд, пытающийся выдать себя за кого-то другого, глаз с нее не спускал. Грейнджер подозревала: это было вызвано тем, что она общалась с другими людьми. Но даже так все к ней подходили группками смешанными с экс-Пожирателями. Словно не давали ей пообщаться с бывшими участниками Ордена Феникса (их группа согласно Договору тоже была распущена) наедине.
Когда к ней подошли Нимфадора и Ремус, то словно из ниоткуда рядом возник Карлайл Фоули. Люпин смотрел на нее своими светло-карими глазами, искрящимися добром, когда рассказывал о том, что у них родился сын. Даже морщины на его лице разгладились. Тонкс краснела и держала его за руку, смущенно улыбаясь. Они выглядели такими счастливыми в своей тихой гавани семьи, что Гермиона не посмела бы даже пытаться что-то сказать. Нет.
Однако Фоули все равно стоял с ней до самого конца, пока Реддл не вернулся. Том кивнул ему и снова вперился в Грейнджер взглядом.
Прическа чесалась из-за невидимок и заколок, а вишневые губы она уже давно стерла о несколько бокалов с шампанским.
Невыносимо хотелось сесть.
Своего дальнего родственника, Николя, она до сих пор не видела, хотя успела даже побеседовать со Слизнортом и Спраут. Гораций как-то странно посмотрел на Реддла. Возможно, он его помнил, и зелье не сработало, но промолчал, задавая вопросы исключительно Гермионе. Неподалеку стояли Теодор Нотт, Блейз Забини и Панси Паркинсон, которая постоянно потирала пальцами голые плечи; однако у нее был длинный рукав платья, — видимо, скрывала Темную метку.
Нотт и Гермиона периодически сталкивались взглядами в этой разношерстной толпе, празднующей Пиррову победу. Толпе, которая не понимала, что идет на поводу у настоящего психопата, подстегивая его амбиции своей положительной атмосферой.
Гермиона их понимала. Все они хотели мира и спокойствия, а ее рукопись как никогда могла сблизить две такие разные касты волшебников, объединяя их вместе. Если честно, не будь у Реддла своих мотивов для дальнейшего развития политики в Британии, она бы тоже порадовалась, что так получилось.
Теперь никто из детей в Хогвартсе не подвергнется издевательствам на почве крови. Рабочие места маглорожденным будут доставаться так же, как и чистокровным с полукровками. Расстраивало одно — они все фигуры для одной партии сумасшедшего человека, который даже их мир превратит в войну, только потому что он так захотел. Его нужно было остановить, но она не могла попросить помощи буквально ни у кого.