Глава 6. «Малая Медведица» (2/2)

Он никак не отреагировал на Нотта, своего сокурсника, с которым раньше… можно сказать, если не дружил, то находился в комфортной близости знакомых из-за тесного общения Нотта и Гермионы. Гарри стоял по левую от Лорда руку и смотрел прямо на стену сквозь Ноттов. Взгляд Поттера являл собой пугающее зрелище — он был абсолютно пустым и бессмысленным, голова его держалась ровно, словно человек давно обезглавлен, а на место когда-то подвижного, пышущего жизнью и любопытством лица пришили кукольную бутафорию, набитую опилками. Нотт поежился от ощущения безжизненности, исходящей от этих двоих, и вздрогнул особенно сильно, когда камин зажегся в третий по счету раз.

Том Реддл улыбался, шагая вперед и кивая в приветствии. Такой резкий контраст между Волан-де-Мортом с Поттером и молодым мужчиной внушала иррациональную тревогу; разница была слишком явной. Реддл быстро оглядел светлый холл, в котором их встречали, и повернулся обратно к камину, вставая боком и всунув руки в карманы узких брюк. На его лице отразилось смятение, которое через пару секунд абсолютной тишины переросло в гнев, он сорвался с места, на ходу выкрикивая:

— Малфой-мэнор!

Чтобы через пару секунд появиться вместе с Гермионой Грейнджер. Нотт задохнулся, но тут же восстановил дыхание и уставился на девушку, которая недовольно вырвала свою кисть из хватки Реддла. В сердце словно закололо при виде нее, и Тео стало почти физически больно от того, насколько сильно ему хотелось обнять Гермиону. Просто обнять и сказать, что все будет хорошо, я с тобой, бояться нечего, но он знал, — она его оттолкнет, отвернется и сделает все по-своему.

Нотт поймал на себе острый взгляд Реддла, который иглой пробирался в его разум — почти незаметно, и тут же заставил свое сознание сделать вид, что его пульс абсолютно ровный, а мысли собраны. Тео прищурился, чтобы его зрачки — он был уверен, что они расширены — были не так заметны на темно-зеленой радужке, и начал думать о слишком большом количестве нежеланных гостей в его доме со стороны бывших сокурсников и как же это тягостно.

Реддл отвел от него серые глаза, и Тео выдохнул. Сработало. Это было лишь секундой, но парень понимал: Темный Лорд успел увидеть то, что Тео хотел ему показать. Сила и быстрота проникновения Реддла в чужой разум поражали. Действительно чистая работа, намного лучше, чем у Волан-де-Морта, который был возрожден в конце четвертого курса. Когда тот использовал легилименцию, складывалось ощущение, что в узкий проход пытается влететь поезд на полной скорости, — настолько было неприятно, и он никогда не использовал ее невербально и без палочки.

У этого же Реддла оружием был лишь один вскользь брошенный взгляд полуприкрытых глаз, благодаря которому тот мог с легкостью раскрывать для себя чужие сердца. Наверняка он этим пользовался в свое удовольствие, тогда как Тео страшился и не собирался лезть в чужие головы. Ему было абсолютно наплевать, что там скрывается в мысленных закромах у его друзей и знакомых. Нотт уважал право на секреты.

Гермиона посмотрела на Гарри, быстро скользнув по Поттеру взглядом, и повернулась в его сторону, широко раскрыв глаза. «Не ожидала. Верю, Грейнджер, охотно верю», — подумал Тео. Она приоткрыла губы, чтобы что-то сказать, но тотчас поджала их и Нотта обдало обжигающим холодом от ее взгляда. Было больно; Тео сжал зубы.

— Пройдемте в гостиную, — разрушил тишину голос Таддеуса, когда они покинули холл, — Хоупи испекла замечательные кексы.

— О, ты до сих пор помнишь, — сказал Реддл и сел в кресло, сразу же хватая один из кексов и надкусывая его так, будто он был безумно голоден. — Ешь, — он пихнул Гермионе уже надкусанный наполовину и взял себе свежий, прикрыв глаза и медленно пережевывая, — эти кексы всегда поднимали мне настроение, когда я гостил здесь в школьные времена, — он посмотрел на Гермиону и повторил, — ешь, или я лично буду тебя кормить. Ты же не хочешь испачкаться, находясь в гостях? — она вздрогнула, а Тео прикусил язык до крови, чтобы не сорваться на Аваду в его сторону. — Быстрее! — Реддл терял терпение, поведение Гермионы его очень сильно раздражало.

Грейнджер посмотрела на крошащийся в руках кекс и вновь взглянула на Тео влажными глазами, через секунду отворачиваясь. Парень проследил за тем, как она сделала маленький кусочек с той стороны, где не касались губы Реддла. Мужчина тоже смотрел на нее неотрывно, развернувшись всем корпусом в кресле в сторону девушки. Складывалось ощущение, что еще чуть-чуть, и он сорвется с места, чтобы лично засунуть в нее кусок еды. И на секунду Тео показалось, что на ее бледных губах проскользнула короткая улыбка.

— Вкусно? — спросил у нее Реддл.

— Д-да, — она сделала паузу, — мой Лорд.

— Таддеус, — обратился к старику Том, — помнишь, как я приезжал к тебе каждое лето погостить?

Тео отключился от разговора отца и Реддла, стало так больно за Гермиону, что он сжал кулак, ногтем разрывая мякоть ладони. Она улыбалась, но улыбка не касалась ее глаз, и поедала кекс, вкус которого на языке не ощущался. Тео надеялся, что ей понравится выпечка их эльфийки Хоупи. Вот только думала Гермиона далеко не о вкусе черничных кексов, а о том, как же жаль, что они не отравлены. Она бы с радостью приняла роль Белоснежки и вкусила отравленное яблоко. Она не спала нормально всю ночь, проснувшись после двух и обдумывая клятву, что, к сожалению, произнесла и что сковала ее свободу.

Трактовку ритуала часто можно было обойти, но для этого ей нужны были книги по очищению разума, как минимум. «…не причинять себе умышленный вред, убивать себя или просить об этом кого бы то ни было в любой форме?» — Гермиона думала о том, как бы нанести себе вред неумышленно, будто бы отключиться от реальности, совершенно случайно сломать себе шею о бортик ванны, например. Она испробовала несколько способов: попыталась случайно упасть в ванной комнате, поскользнувшись на мокром полу, но ее поставило на ноги магией, будто кто-то схватил за плечи, а после ударило разрядом боли. Это заставило ее скрючиться в позе эмбриона на том самом злополучном мокром полу и проклинать Реддла.

Позже она сидела на подоконнике и, словно потянувшись за звездой, намеревалась опять же «случайно» выпасть из окна и разбить себе голову, но все той же магией ее втолкнуло обратно в комнату и снова ударило разрядом, да так, что ее глаза закатились до полуобморочного состояния. Она поняла, что «случайно» в ее случае не получится, ей нужно было в мир маглов, ведь всегда можно было стоять на пешеходном и просто ждать какого-то придурка, который не следит за дорогой. Однако, даже от этой невинной мысли ее вновь ударило болью, настолько сильно, что она отключилась и проснулась лишь под утро, но не на ковре, как думала, а в своей постели.

Кто-то ее поднял, напоил во сне болеутоляющим зельем, что стояло на ее тумбочке, и укрыл одеялом. Гермиона надеялась, что это был не Реддл.

Встреча с Ноттом, на которую ее заставили пойти, выбивала из колеи с каждой проведённой в этом доме минутой. Недосып сухостью оседал в глазах. Сердце-предатель ускорило без того рьяный ритм, стоило ей увидеть его. Она не забыла его, Мерлин, она такая дурочка… как Гермиона может обещать себе спасти саму себя и Гарри от Реддла, если такое просто обещание — не краснеть при Нотте — выполнить не смогла. Ее самопровозглашенный боггарт сидел напротив нее, а она вспоминала вкус его губ и теплое дыхание.

«Прекрати, Гермиона, прекрати сейчас же!»

И сколько раз ей снилось, что он убивает ее с дикой улыбкой? Сколько раз она плакала в палатке и в Блэк-меноре, вспоминая его лицо, и не могла поверить, что все это, все годы, что они провели вместе, были сплошной ложью.

Последний раз, когда они находились вместе, Тео выглядел совершенно иначе, чем сейчас; он тяжело дышал и пытался держать себя в руках, прижимая ее к стене. Его щеки были красными от возбуждения, а голос лился сладкой патокой в уши, совершая в ее разуме надрез раз за разом. Движения языка по ее губам заставляли Гермиону сжимать бедра в панике и чувствовать влагу на белье из-за него. Он был с ней так близко и так… правильно, будто бы вливая в без того влюбленное девичье сердце зелье амортенции своими словами и языком.

Она как сейчас помнила этот момент до мельчайших подробностей. Они спустились с лестницы Астрономической башни во время патрулирования: усталые, но веселые, и Тео легонько потянул ее за ткань на рукаве рубашки. Удивленная, она как раз досмеивалась после его очередной шутки и замедлила шаг, чтобы тут же повернуться в его сторону, неловко попадая в чужие объятья. От него пахло апельсинами, — первое, что ударило ей в голову, когда она уткнулась носом под воротничок формы Слизерина. Это был его любимый фрукт, эльфийка Ноттов часто приносила ему дольки апельсина в библиотеку, и он их по-тихой ел, обязательно делясь с Гермионой.

— Нотт, что ты… — она подняла голову к нему, все еще улыбаясь и принимая все за очередную… — снова твои шуточки? — попыталась в строгость, но голос дрогнул, выдавая ее нервозность из-за близости.

Слишком близко, чересчур, такого еще не было. Она слышала стук его сердца, громкий и ненормально быстрый, словно Тео бежал и только-только остановился, но понимала, что у самой стучит аналогично. Его шутки для нее были порой хуже чего бы то ни было. Она воспринимала из-за своих чувств все его движения с особой болью, которая сменялась разочарованием в самой себе, потому что Гермиона понимала: она все та же грязнокровка, и в жизни не случится чуда, когда чистокровный обратит на нее внимание в подобном ключе. Они были друзьями, и Гермиона тщательно скрывала свои эмоции при виде него, часто злясь, когда он все же заставлял ее краснеть.

Он часто так делал: брал ее за руку в любой момент, заправлял локоны в библиотеке за ухо или просто смотрел на нее так внимательно и испытывающе, будто у нее было что-то жутко интересное на лице. Гермионе всегда было неловко от такого внимания, потому что она воспринимала это не так, как остальные девушки — шутя и подыгрывая.

Она не могла, как Панси, ударить его по затылку, когда он делал ей комплимент по поводу ее новых солнцезащитных очков, или, как Парвати, хихикнуть, когда он подавал ей уроненную — какая случайность — книгу. Грейнджер не могла сладко улыбнуться, как Лаванда, когда он помогал ей тихонько на зельях, потому что она сидела рядом; как Гринграсс громко смеяться и висеть на его шее во время обеда. Девушка, как вор наблюдала за взаимодействием Нотта и других учениц и… Гермиона, завидуя их открытости, отгоняла от себя мысли о том, что между ними — ей и Тео — нечто большее, потому что понимала: слизеринец, Теодор Нотт, умный и красивый парень, чистокровный наследник не будет встречаться с такой как она.

Откровенно говоря, Гермиона здраво смотрела на свою внешность и на фоне других девушек не считала себя красавицей. Она могла заинтересовать его только как друг по учебе и все. Но большую роль, конечно же, играл статус ее крови. Именно поэтому она решила взяться за расследование о том, откуда у нее появилась магия, чтобы доказать всем вокруг, что она достойна, что кровь — не показатель того, на ком нужно жениться. Милостивый Годрик, она просто хотела, чтобы он увидел в ней девушку, с которой можно встречаться, и если бы она что-то сделала, что-то гениальное, ее бы признали, закрывая глаза на статус «грязнокровки».

Гермиона даже не называла его вслух по имени, было слишком стыдно. Имя Тео — было для нее табу, только про себя или тихонько одними губами, когда была одна, постоянно поражаясь, как ему… не стыдно сидеть рядом с ней в библиотеке, общаться без упреков в ее сторону и просто быть… нормальным, обычным парнем, в которого влюбиться было легче, чем написать эссе по Травологии.

Он ей нравился, слишком сильно, и было от этого еще больнее. Бывало, она представляла перед сном, что тоже ему нравится, что он идет наперекор своему отцу, факультету, традициям и предлагает ей вступить в официальные отношения, а потом давала себе мысленную оплеуху, вновь возвращаясь в реальность.

Гермиона знала, что предрассудки о крови, сам факт его факультета и нахождение в нем, говорили сами за себя — они не пара, максимум — отличные партнеры по учебе и старостату. Возможно, в будущем коллеги в Министерстве, если ее еще примут из-за статуса крови, которые будут здороваться и иногда пить кофе на обеде. Хотя… какое кофе? Это уже мечты, если он будет здороваться с ней после выпуска, то уже хорошо.

Сначала она думала, что он сблизился с ней, чтобы списывать, но после первых десяти минут поняла — в списывании слизеринец не нуждался, а потом она и не заметила, как они вступили в жаркую полемику о ядах и пользе драконьей крови, встречаясь после не только на Зельеварении, но и в библиотеке каждый день. Они росли, становились старше, и из щуплого мальчишки с цыплячьей шеей и слишком большими глазами, как у оленёнка, он превратился в прекрасного юношу, на которого было очень приятно смотреть.

Гермиона еще на Святочном балу обратила внимание, что он симпатичен, но убедилась в этом на пятом курсе, когда им было тяжело видеться и общаться из-за Амбридж. И дело было не только в том, что девушки и парни могли находиться друг от друга лишь на расстоянии. Он за лето изменился, бывало, предупреждал ее о набегах Малфоя и помог ей сбежать тогда от мерзкой жабы, подмигнув и дав себя проклясть, и она убедилась — он не играет с ней. Потому что Тео это… ему нельзя было не поверить.

Еще позже он начал подсаживаться к ней на других занятиях под всеобщее улюлюканье слизеринцев, что он воспринимал с улыбкой, и со временем те перестали обращать внимание, если серо-зеленый галстук маячил рядом с ее заметной копной волос. Шестой курс был идеален во всех смыслах, он даже пригласил ее несколько раз на вечеринку слизней, и Забини подкалывал ее, сидя рядом, весь вечер. А потом случился Кормак, который позвал ее на Рождественский вечер, и его попытки ухаживания закончились для нее позывами выблевать ужин.

Это было плохой идеей, идти с ним, и то, что это было ошибкой, она впервые ощутила на себе буквально на следующий день. Тео показал ей то, что она могла охарактеризовать лишь одним словом — ревностью. Нотт тогда впервые разговаривал с ней излишне резко, на следующий же день после злополучного вечера.

— Как тебе Маклаген? — его голос сочился ядом.

— Никак, — спокойно ответила Гермиона, не отрываясь от страниц книги. — Думаю, что…

— Зачем ты пошла с ним? Я думал, что мы пойдем вместе, как обычно, — она услышала хлопок от удара книги об парту и подняла глаза на него.

— Меня пригласили, — она нахмурилась, — почему я должна была отказываться? — он молчал и глядел на нее, поджав губы. — Ты мог просто спросить меня раньше него.

— Действительно, я же мог просто… — он кивнул и усмехнулся, отвернувшись в сторону. — Я несу какой-то бред, правда?

Тишина повисла между ними, и когда она вновь опустила глаза в книгу, ничего не ответив, он швырнул чернильницу в стенку, даже не дрогнув. Гермиона вздохнула и убрала черные кляксы со светлых гобеленов, но к ним уже спешила разъяренная библиотекарь.

Мадам Пинс его выгнала с криком. Затем были Рождественские каникулы и она обнаружила подарок от него в виде красивого кожаного дневника, а после он не приходил на «их место» в библиотеку неделю, на уроках он тоже молчал, общаясь только по необходимости, а потом вернулся, как всегда улыбчивый, с тонной шуток и приколов, будто не было этого странного разговора, разбитой чернильницы и усталого взгляда с болью.

Потому она испуганно замерла, когда теплые пальцы коснулись ее щеки. Легкие прикосновения, какие она ни разу не получала в жизни, за исключением неловкого поцелуя в щеку с Виктором, заставили ее тело замереть и растопиться, как плитке шоколада, оставленной под солнцем. Теодор Нотт, ошибка в ее идеальной истории Хогвартса, клякса ее чистого разума, разбил ее ледяные стены, которыми она обложила свои чувства к нему, в одно касание.

Его лицо было слишком близко, свежее дыхание с ароматом мяты, апельсины в воздухе и распахнутый взгляд темно-зеленых глаз. Они замерли друг напротив друга, пока его руки сжимали ее талию сильнее с каждой секундой. Он дрожал, она тоже, и не от сквозняка. Время, словно замедлилось, когда его прохладные губы коснулись ее и она потянулась ему навстречу, обнимая за шею. Короткие волоски на его затылке невесомо щекотали ей пальцы, пока язык скользнул внутрь ее рта. Она сжалась, но не оттолкнула, отвечая на поцелуй, и прижалась к нему ближе, прикусывая его нижнюю губу.

Тео толкнул ее к стенке, тут же скользнув рукой в ее пышные волосы и выдыхая достаточно громко в тишине ночного замка. Это было вкусно, она никогда не целовалась раньше и это мгновение навечно запечатлелось в ее памяти, вместе с легким холодком ветра, который скользил между их горячими телами. Нотт прижался к ней ближе и она почувствовала, как его руки сжались сильнее, а движения языка стали более грубыми, хаотичными. Он вдавил ее в стену, опускаясь руками ближе к ягодицам и потираясь о ее бедро возбуждением. Она замерла и распахнула глаза, когда он отстранился и быстро облизал губы.

— Это мой первый поцелуй, — прошептал он и поцеловал ее вновь.

— Мой тоже, — ответила она, когда его дыхание осело на ее щеке, а губы прижались к ее виску.

— Я… Я просто хочу, чтобы ты знала, что ты у меня первая. Во всем, — его дрожащие пальцы погладили ее подбородок. — Я ничего не буду делать, ладно? — спросил он, вновь целуя ее опухшие губы. — Просто, — он припал губами к ее шее, язык оставил влажный след, покрывающийся мурашками, — ты мне безумно нравишься. Слишком сильно и, я не знаю, когда… больше… Гермиона, просто поверь мне, ладно, я не обижу тебя. Я могу дотронуться, Гермиона? Я же нравлюсь тебе?

— Да, мой Лорд, — улыбнулся Таддеус, вырывая ее из воспоминаний и заставляя резко опустить глаза на кекс, крошащийся между дрожащих пальцев, — конечно же, я все помню. Ваш любимый чай, — в этот момент на столике появились чашки и чайник с чаем, в воздухе раздался аромат жасмина.

Гермиона взглянула на Реддла, тот отпил глоток из тонкого фарфора и кивнул ей, приказывая сделать то же самое. Щеки ее горели, она знала, что полностью пропала в воспоминаниях, неловко почесав коленку. Она надеялась, что Реддл не проникнет в ее разум сейчас, потому что точно умерла бы со стыда. Гермиона сидела и думала о поцелуе… с предателем. И ей хотелось еще.

— Вы живете здесь вдвоем? — спросил Волан-де-Морт, не притронувшись ни к чаю, ни к еде.

Тео подумал, что, возможно, тот питался кровью животных, или чем там питались рептилии, а, может, их криками от Круцио?

— Да, мой Лорд, Теодор скоро окончит седьмой курс и будет тоже находиться в поместье, пока не займет место в Министерстве.

— Часто ли вас посещают гости? — спросил Реддл, строго глядя на Таддеуса. — Нам нужны тишина и покой.

Старик замер, но тут же собрался с ответом:

— Нет, мой Лорд. Очень редко и только по приглашению. Сюда нельзя аппарировать кому-то, кто не привязан к поместью, и камины всегда запечатаны. Этот я открыл лишь ради вашего прихода.

— Прекрасно, — прошипел Волан-де-Морт и посмотрел на Реддла.

Повисла тишина, и Гермиона поняла, они вновь общаются с помощью легилименции. Тео также это понял, почуяв колебания магии, непривычной ему. Как врожденный легилимент он был очень чувствителен к подобного рода магии, и понял, что это не обычная легилименция, к какой он привык. Более продвинутая.

— Тебе нравится дом? — спросил Реддл, переведя взгляд на Гермиону.

Она посмотрела на него и быстро кивнула, сжав колени. Грейнджер не понимала, какое ему дело до того, нравится ей тут или нет.

— В таком случае, Таддеус, я даю тебе задание, которое не могу доверить остальным. Я помню твою верность и ценю ее. Мисс Грейнджер и мистер Поттер нуждаются в жилище, — он улыбнулся, — охраняемом жилище, Таддеус. Чтобы никто не мог их увидеть или услышать. В Малфой-мэноре небезопасно для наших уважаемых гостей.

— Да, мой Лорд. Конечно, я с радостью приму их в свой дом и предоставлю все необходимое для их комфортного проживания, — улыбнулся Нотт-старший, наклоняя голову.

— Если с ними что-то случится, тебя ждет участь Беллы, — прошипел Волан-де-Морт, сжимая палочку в длинных пальцах. — Ты же знаешь, что с ней случилось?

— Да-да, я слышал о ее… некомпетентности, — ответил мужчина и сжал ладони на коленях. — Я не совершу подобной ошибки, клянусь. Я могу дать обет, что они будут под моей защитой, если желаете.

Том Реддл усмехнулся на его слова и посмотрел в глаза Теодору. В воздухе будто стало сразу душно, потемнел свет, сочащийся радугой из витражных окон, и мягкая мелодия пластинки, доносящаяся ранее из соседней комнаты, стыдливо затихла. Своей фигурой — с виду тонкокостной и элегантной, он, казалось, заполнил все помещение, как огромный валун, отнимающий у остальных такое нужное пространство. Нотта-младшего замутило, будто он вновь смотрел в зеркало в туалете Миртл, будто в Реддле он видел свое отражение: поганое и не имеющее право на существование.

— Тео, — Реддл обнажил жемчужные зубы, — как дела в Хогвартсе?

Нотту показалось, что его разума снова коснулся невидимый скальпель, но нет, действительно просто показалось. Тревожность Нотта была на максимуме. Он кашлянул, связки с неохотой решили начать работать, но голос все равно отдавал хрипотцой:

— Все отлично, мой Лорд, — ответил он и улыбнулся в ответ: широко и счастливо, как репетировал.

— Слышал, ты староста мальчиков. Я тоже в свое время им был, это такая честь, — Реддл перевел взгляд с его лица снова на Гермиону, — кто же староста девочек?

— Панси Паркинсон, мой Лорд, — сказал Тео и тоже посмотрел на девушку. — Согласен, это большая честь. Я очень рад, что выбрали меня.

— Отпрыск Малфоев не справился бы с подобной задачей, — сказал Волан-де-Морт, глаза его на миг покраснели, но вновь вернулись к светло-серому оттенку. — Все, что он может, это ныть и жаловаться Люциусу.

— Хочешь вернуться в школу? — спросил Реддл у девушки, и Гермиона округлила глаза на его странный вопрос.

Да что там, даже Поттер ожил и развернулся к Реддлу, вопросительно выгибая брови. Вот только накал атмосферы разбил звонкий смех. Реддл смеялся, схватившись за подбородок: остро и открыто, как от самой смешной шутки, которую слышал когда-либо. Горло его напряглось, вена вздулась на бледной шее, и Гермионе захотелось вцепиться в нее острым ногтем и порвать эту тонкую кожу, как бумагу режет канцелярский нож.

— Это была шутка, Гермиона, — он ударил по бедру, все еще посмеиваясь, уголки его глаз покраснели и он будто бы смахнул слезу. — У тебя было такое удивленное лицо, будто ты на секунду поверила, что такое возможно, — он закинул ногу на ногу и сделал глоток чая. — Почему ты не смеешься? — голос перестал быть веселым, и Тео напрягся.

— Потому что это не смешно, — процедила девушка, глядя на него с ненавистью. — У тебя идиотские шутки.

Реддл скользнул взглядом по ней и прикрыл глаза, снова делая глоток чая.

— Оставьте нас, — тихо сказал он, и Таддеус тут же схватил бледного Тео за руку, выводя из комнаты.

Волан-де-Морт и Поттер также встали и вышли вслед, запирая за собой дверь в гостиную. Темный Лорд посмотрел на любезно предложенный Ноттом-старшим стул и сел на него.

— Ее легче прикончить, чем приструнить. Что думаешь? — он посмотрел на Гарри.

— Она никогда не умела врать, — ответил Поттер сухо и уставился на Тео мертвым взглядом. — И часто говорит то, что может причинить ей вред.

— Думаю, скоро она научится держать свой поганый язык за зубами. Грязнокровки, выращенные маглами, все такие, не понимают, кто есть власть, и когда следует заткнуться, — выругался змеелицый, глаза его горели алым.

— Вы тоже выросли среди маглов, — напомнил ему Поттер и тут же отлетел в стенку от силы магии, оседая на пол безвольной тушей; на виске сияла кровь.

— Мальчиш-ш-шка, — Волан-де-Морт поднялся и направил на него палочку, — Поттер тут же очнулся, — сдохнуть хочешь? Я тебе это устрою. Круцио.

Гарри улыбнулся и сплюнул кровь от прикушенного языка на светлый ковер, пока его тело билось в судороге от пыточного. Он уже привык, честно говоря, ему было все равно, что с ним произойдет, потому что то самоощущение, когда ему сказали, что, возможно, его личность — кусок души Волан-ле-Морта, что он, он сам — Волан-де-Морт, убило его чувство самосохранения напрочь.

Гермиона услышала звук удара и отвернулась в сторону двери, пока Реддл молча смотрел на нее все это время. Это было особенной пыткой с его стороны: сидеть и глядеть на нее, прижигая клеймом серых глаз ее спокойствие в душе. Но сейчас, в эту самую секунду, когда он смотрел на нее в тишине гостиной поместья Ноттов, она ощутила то, что люди называют паникой — кричащей и неконтролируемой.

Он давил на нее своим молчанием и лучше бы ругался, кричал и наслал на нее Круцио или еще что похлеще. Ощущение, будто она маленькая провинившаяся девочка на ковре у директора, который не знает, что бы такого мерзкого ей сказать, дабы утопить ее самооценку на самом дно болота.

— Если ты будешь продолжать так себя вести и разговаривать со мной без должного уважения, мне ничего не мешает держать тебя под Империусом все время, силы позволяют, — она закусила губу и подняла голову. — Хочешь?

— Я не хочу, не хочу… — она сжала руки на коленях, присобрав юбку подушечками пальцев.

— Тогда веди себя тише и не делай глупостей. Подойди, — он указал взглядом на пустое пространство перед собой.

Она поднялась с кресла, сдерживая дрожь в ногах и встала напротив его лакированных туфель, еще вчера они были покрыты кровью, и ее затошнило от воспоминаний — кекс просился наружу, и она сглотнула вязкую слюну, подавляя рвотные позывы.

— Ты понимаешь, за что провинилась?

Гермиона кивнула и опустила голову. На самом деле ей было глубоко плевать на то, что она так повела себя перед Ноттами, но выслуживаться перед Реддлом было невыносимо для нее. Он знал это, мог прочесть в ее мыслях, но взгляд его опустился на ее коленки с синяками от вчерашнего падения при попытке причинения себе вреда. Реддл наклонился и провел указательным пальцем вдоль сине-зеленого синяка на ее правой ноге. Надавил подушечкой, вырывая из нее тихий болезненный стон.

— Тебе нравится дом? — спросил он еще раз, пристально глядя в глаза. — Тебе здесь комфортно?

— Почему ты спрашиваешь? Тебе какая разница, если я буду пленницей, где угодно?

Реддл молчал, раздумывая над ответом. Он чувствовал ее тревогу, а еще ночью, когда она проснулась, он покрыл себя чарами невидимости и наблюдал за тем, как девушка пыталась обойти рамки ритуала, причиняя себе вред. Что-то заставило его не показывать свое лицо, а лишь молча наблюдать за ее неудачными попытками. В какой-то момент он хотел плюнуть и просто оглушить ее, потому что ему тоже было больно. Черт возьми, Реддл задыхался от скручивающей боли в теле, когда было больно ей. Такое чувство, что чем ближе он к ней находился, тем сильнее все чувствовал. А ее эмоции, как ужас, безысходность и паника, окружили его со всех сторон, подобно дыму. Он решил начать со смены обстановки. Дом Ноттов всегда ему нравился, и теперь он понимал, что в буквальном смысле идет на поводу у девчонки, чтобы она стала лучше себя чувствовать, но пусть так, чем постоянное ощущение горечи на языке от ее магии и мыслей.

— Есть разница, — отрезал он и добавил: — У тебя ничего не болит?

Гермиона широко распахнула глаза и пожевала губу, складывая руки на груди:

— Нет, не болит.

— Тогда почему ты... почему у тебя такая паника внутри? — он прищурился и усмехнулся. — Или это твое влюбленное сердце трепещет? Как же я мог забыть, что ты влюб...

— Замолчи! — она вскрикнула, прерывая его. — Пожалуйста, Реддл, не надо. Мне нравится дом и у меня ничего не болит.

— Ладно, за твоими страданиями даже интересно наблюдать, — он хищно улыбнулся, — ты же понимаешь, что не пара ему? Что все, что он делал, это пытался подобраться ближе к Поттеру? — он буквально почувствовал ее боль, но словно мазохист наслаждался ею, это было так смешно и абсурдно, что Грейнджер, Мерлин, влюблена в Нотта, которому совершенно безразлична.

— Можешь не пытаться вести себя хуже, чем ты есть. Я знаю свои ошибки и не намерена выслушивать от тебя еще и...

— Я написал вчера вечером твоему брату, — перебил он, надавив пальцем на синяк на ее коленке сильнее — она зашипела, но не отстранилась, — думаю, он будет очень удивлен моему письму и его содержимому, — он достал палочку и что-то прошептал, от чего синяки на ее коленях начали исчезать.

Она удивленно посмотрела на чистую кожу, но ничего на это не сказала. Это было лишь малой частью того, что он мог бы для нее сделать. Было бы прекрасно, отпусти он ее восвояси.

— Николя? — она вспомнила его лицо, смотрящее на нее через вырезки французских газет.

— Да, скоро вы с ним познакомитесь, а теперь, — он поднял взгляд с ее ног вверх и обхватил ее талию, приближая к себе, что она чуть было не споткнулась, упираясь руками в спинку кресла по обе стороны от его головы, а коленкой в мягкость сидения между его ног. — Не хочешь попросить у меня прощения?

— Прекрати, — Гермиона отодвинулась, но ладони на ее талии так и остались лежать, — распускать свои руки.

Реддл молчал, сжимая ее талию сильнее, его пальцы сомкнулись вместе на ее животе и он надавил ими, массируя кожу сквозь одежду. Ей хотелось превратиться подобно зверьку на уроке трансфигурации во что-то другое: в кубок, свечку или перо, лишь бы не ощущать человеческим телом его прикосновения, которые напоминали ей истории-страшилки о когтистых руках с чёрными ногтями, что утянут тебя под кровать, засасывая в самый страшный кошмар.

— Ты должна есть, твоя магия слабеет, — сказал он и отпустил ее от себя слишком резко, что она, сделав быстрый шаг назад, чуть не запнулась о край ковра. — И прекращай думать о мальчишке, — он поморщился, — тебе такие размышления ни к лицу, меня начинает тошнить от твоей слабости. Пойдем, посмотрим на твою новую комнату, я постараюсь сделать ее для тебя особенной.

Он обогнул ее, не касаясь полами пиджака, и открыл дверь, сразу вступая в разговор с Ноттом-старшим. Гермиона с облегчением обернулась на пустой проем двери и уже собиралась выйти из комнаты, когда взгляд зацепился за позолоченную раму женского портрета.

Женщина, похожая на Тео, сидела за столом и читала старинный фолиант, периодически поправляя сползающую с плеча шаль темно-синего цвета. Девушка залюбовалась и подошла ближе. В красивых чертах лица женщины скользила грусть, она даже не повернула головы в сторону Грейнджер, как обычно делали портреты в Хогвартсе, а неотрывно следила за текстом на давно прочтенных ею страницах. Она так была похожа на Тео, так красива и молода, что Гермиона вздрогнула, испугавшись, когда ее плеча коснулась чья-то рука.

Тео стоял рядом с ней и всматривался в ее лицо, так и не убрав руку. Губы были сжаты в тонкую полоску, он подрагивал, и она тоже. Ее носа коснулся знакомый аромат апельсинов, и ей так сильно захотелось разрыдаться у него на руках, повиснуть и кричать о том, что она скучала по нему, как он мог предать ее, но нашла в себе силы отвернуться от его красивого лица.

— Я рад видеть, что ты жива, — сказал Тео, не в силах оторваться от вида ее светло-карих глаз, даже когда она отвела от него свой взор.

Гермиона пусть и выглядела подавленной, на фоне Поттера она сияла здоровьем и силой, которой у девушки было не отнять. Он восхитился ее прямоте, но испугался, что мог сделать с ней Реддл за закрытой дверью, потому сразу поспешил к ней под глупым предлогом, который он неразборчиво пробурчал отцу.

— Жаль, не могу сказать о тебе того же, предатель.

— Я могу поговорить с тобой позже?

Она вскинула бровь:

— Не утруждайся, твои жалкие объяснения мне не нужны, — она скинула его руку и вышла за дверь, громко захлопывая ее за собой.

Тео остался стоять на месте и смотрел на мать, что закрыла книгу и глядела на него в ответ грустным взглядом. Картина всегда молчала, но сейчас, она покачала головой, закутавшись в шаль сильнее, и отвернулась от него, как Гермиона секундой ранее. Да и… серьезно? Она даже не стала его слушать.

Слизеринец фыркнул и сжал кулаки, спрятанные в карманах брюк. Ей жаль, что он жив, жаль… Веко дернулось, еще чуть-чуть и он бы сломал что-то кому-то в ближайшем окружении. Челюсть или руку. Например, отцу за то, что он дурак, который не свалил из страны и потянул в свое дерьмо единственного сына. Он закрыл глаза, на секунду пробегая в памяти момент убийства любимого профессора Грейнджер, выдохнул полной грудью, и вышел вслед за девушкой.

Ему тоже было жаль. Жаль, что он не может убить Темного Лорда, потому что его смерть Тео точно принесла бы чувство удовольствия.