Глава I (1/2)

В далёкой при далёкой местности, находящейся возле границы, расположилась небольшая деревушка на шестьдесят домиков. Каждый отдельный домик почти ничем не отличался от других.

Составленные из брёвен и слегка утопленные в земле, они мужественно справлялись со своей главной задачей – укрыть живущих в них людей от непогоды и хищников, что во множестве бегали и плодились в местном лесу.

Утеплённые соломой, забитой в щели между брёвнами, они надёжно сохраняли тепло долгими зимними вечерами. Впрочем, не смотря на определённый уют, похвастаться внутренним убранством они не могли. Самым большим предметом роскоши являлась обыкновенная печка, не шибко большая, но и не слишком маленькая, в общем, та, на которой можно было и поспать и еду приготовить. Да что там говорить, даже окна были всего-то в паре домов.

О внешней красоте здешних избушек тоже нельзя было сказать чего-то особенного. Сырая, местами выцветшая древесина уже давно пропиталась туманами, въедавшимися в её структуру день за днём на протяжении многих веков. Лишь благодаря тутошним деревьям, что уже привыкли стойко выдерживать здешний климат, деревня до сих пор существует.

Тем не менее, не смотря на все многочисленные недостатки, жизнь в этом месте била ключом. Здешние жители совсем не замечали, какую мрачную ауру содержит в себе их место обитания. В конце концов, они родились здесь, при такой обстановке и в точно таких же условиях, что и их предки и точно так же умрут, даже не догадываясь, что можно жить как-то иначе.

Вечный туман, стелящийся по земле, поглощал львиную долю света, приходящего извне, но даже так каждый знал, что наступило утро, а значит взрослым пора собираться на работу, а детям на учёбу. Маховик жизни вновь начинал вращаться, сначала медленно, но с каждой секундой всё быстрее и быстрее, вместе с собой разгоняя и людей, что спешили по своим делам.

Из-за слишком мягкой почвы, такой, что бывает местами проваливаешься по колено, выращивать хоть что-то является невозможным. Только деревья, что своей обширной корневой системой держаться за определённый пласт земли, ещё могут выжить в здешних краях. А ведь именно за счёт их вырубки и живёт эта деревня.

Каждый день, начиная с раннего утра, мужчины собираются в небольшие бригады и, кто пешком, а кто на телеге, отправляются добывать себе пищу. Женщины же в это время выходят в поле, чтобы собрать грибы или на худой конец белые корешки, что были пригодны в пищу, если долго их отваривать.

Губительная для корневых культур, она тем не менее была богата на мицелий, который чуть ли не круглый год мог порождать неисчислимое множество разнообразных грибов, которые тем не менее ещё требовалось отыскать в многослойной почве.

В то время, как многие уже просыпались и начинали приступать к своим обязанностям, в небольшом двухэтажном домике, расположившимся чуть в отдалении от основного скопления построек, вместе со всеми проснулся и юноша. Как и любой другой день, этот был для него совершенно обычным и похожим, как две капли воды на предыдущий, если бы не одно НО, которое заставляло его сердце трепетать от предвкушения. Ведь именно сегодня ему исполнялось восемнадцать лет. Эта была та самая дата, после которой мальчики могут гордо величать себя мужчинами. Каждый ждёт этот день с нетерпением, всем сердцем желая, чтобы он поскорее настал.

Что уж тут говорить, даже сам мир решил помочь этому юноше встретить утро с улыбкой. Собравшись в единое целое, крупицы света, отражённые туманом, прошли через окно, ведущее в комнату, и мягко упали на молодое, ещё не затронутое взрослой жизнью, лицо. Потребовалась всего пара секунд, чтобы разбуженный, пришедшим к нему «гостем», он открыл глаза.

***

Только проснувшись, мне пришлось сразу же крепко зажмуриться и отвернуться в другую сторону от слепящего света. Что-то сегодня слишком уж ярко или это только мне так повезло?

***

Резво вскочив с кровати, юноша подхватил с пола шкуру и с какой-то через чур явной брезгливостью набросил её на пару гвоздей, прибитых по бокам от окна. Комната тут же погрузилась в, привычный ей, полумрак, что, впрочем, ничуть не мешало её обитателю.

***

Так-то лучше! Терпеть не могу, когда так светло!

Я огляделся, выискивая по углам одежду, которую раскидал вчера. Глаза тут же выловили все необходимые вещи, и я принялся спешно собирать их, между делом натягивая на себя. Спину ломило, а мышцы покалывало, после вчерашнего. Видимо, я действительно тогда перестарался.

Старая рубаха, холщовые штаны с кучей заплаток да высокие сапоги, которые позволяли спокойно перемещаться по земле, не боясь наступить на какую-нибудь острую железку, вот и весь мой наряд.

Оглядев себя с головы до ног и оставшись довольный своим внешним видом, я поспешил вниз. Судя по моим внутренним часам, я ещё успевал позавтракать перед работой, хоть уже и несколько отклонился от привычного графика. Всё, сегодня точно просто отработаю свою смену и ни часом более.

Спустившись на первый этаж, я сразу почувствовал манящий слегка сладковатый запах маминой каши с солнцевиками. Припустив быстрее, я позабыл про всякие неудобства и влетел на кухню.

У очага уже стояла мама. Склонившись над котелком, она помешивала в нём длинной деревянной ложкой, про себя что-то тихонько напевая.

Встав на цыпочки, я тихо прошёл всю кухню. Мама была настолько увлечена готовкой, что не заметила меня, стоявшего за её спиной. Вздохнув полной грудью, я резко подался к ней и обнял.

- С добрым утром! – Громче чем требовалось поздоровался я.

-ОХ, батюшки! – Вскрикнула она от неожиданности. – Напугал, дурак.

-Прости. – Без капли раскаяния извинился я.

-Будь потише, твой брат ещё спит.

-Ой. – А вот о нём я как раз-таки и не подумал.

Отложив ложку, мама вытерла руки о фартук и повернулась ко мне. По-доброму, взглянув на меня своими фасетчатыми глазами, она потрепала меня по волосам.

-С днём рождения, сынок. – Сказала она и уже сама потянулась ко мне, чтобы обнять. – Подумать только, восемнадцать лет! Какая важная дата!

-Ну да. – Не особо вслушиваясь в её слова, я рассматривал свои многочисленные отражения во взгляде матери, про себя отметив, что не помешало бы умыться.

-Не «ну да», а действительно, это очень важная дата. – Легонько встряхнула она меня, заставляя вернуть на неё всё моё внимание. – Теперь ты, как полностью взрослый, можешь устроиться на работу! – Радостно закончила она.

-Но у меня уже есть работа! – Возмутился я.

-Я говорю не о той глупой рубке леса.

-Но у нас все занимаются этой, как ты говоришь, «глупой» рубкой леса. – Недовольно ответил я и опустил голову, не желая вновь повторять этот разговор. Мне казалось, что мы уже всё давно решили, но она упрямо продолжает к этому возвращаться, и ведь знает же, что ничего с этим поделать не сможет.

Мягко, словно и не заметив мой недружелюбный тон, она взяла меня за подбородок и заставила вновь взглянуть на неё, чтобы я смог вдоволь насладиться её улыбкой, так и говорящей, что всё будет хорошо и переживать совершенно не о чем.

-Ты не «все». Ты заслуживаешь большего. Лучшей работы, чем целый день с утра до ночи махать топором за жалкие гроши. Если повезёт, то ты вполне сможешь устроиться к Грамблергу или другому мастеру подмастерьем или может понравишься какому-нибудь заезжему господину на столько, что он изъявит желание устроить тебя к себе.

-Ну да, конечно. У нас ведь по границе прямо разъезжают всякие знатные особы, в надежде найти себе прислугу, будто в городе им нарду не хватает.

-Чуточку терпения и я уверена – всё у тебя будет. – Ласково проговорил она, гладя меня по голове, словно пытаясь успокоить. Ха, будто я так уж расстроен!

-Мам, ну хватит, я уже не маленький! – Попытался я скинуть с себя её руку. – Да и ты тоже. Ведь должна же понимать, что что-то большее мне не светит по вполне понятной причине. Или лесорубом или чистильщиком.

-Ну ка, давай не дерзи. Поговорим об этом потом, а сейчас садись за стол. Зря я что ли пораньше встала?

Отстранившись, мама вернулась к котелку, чтобы набрать из него в тарелку густой белой субстанции, чей запах уже порядком начал сводить меня с ума. Поставив передо мной завтрак, она вернулась к своим делам, и зная её, мама не поест, пока не накормит остальное семейство. Благо оно не шибко большое.

В тёмной деревянной миске бурлила горячая каша, в которой время от времени показывались маленькие белые грибочки с чёрными пятнышками. Да, нюх меня не подвёл, это определённо были солнцевики – вид грибов, имеющий очень сладкую мякоть, по вкусу напоминающую, если судить по слухам, белый шоколад. Они произрастают только на мёртвом дереве, при большом его облучении диким светом. Подумать только, что эта неприятная хрень может делать что-то настолько вкусное!

Требуется очень много времени и сил, внимательности и небольшой толики удачи, чтобы набрать хотя бы ладонь этих грибочков. Видимо, мама, где-то припрятала несколько, чтобы порадовать меня сегодня. И хоть, я думаю, что она несколько преувеличивает этот день восемнадцатилетия, я тем не менее очень благодарен ей за такую чудную еду, вот только…

-А где ты взяла крупу?

Я спросил это, потому что в наших краях является невозможным выращивать этот тип культур.

-Я попросила немного у Жеральди, ты же знаешь, у них дядя на заработках и время от времени от отсылает им мешочек.

Мда, вот теперь понятно, от куда у моего завтрака ноги растут. Я просто уверен, что миссис Жеральди – мамина закадычная «подруга» надоумила её приготовить сегодня кашу и, вероятно, как бы невзначай, предложила той поделиться с ней крупой, прекрасно зная, как я отношусь к этим «одолжениям по-соседски». Всегда, если тебе предлагают что-то задаром, то будь готов, что потом за это обязательно спросят.

Эх, похоже, мне придётся на днях наведаться к ней в гости и так же «предложить» свою помощь. Вероятно, эта женщина, попросит подправить им крышу, она ведь которую уже неделю слезает, того и глядишь вообще голой останется, и вероятней всего ко мне снова будут приставать.

Наконец вспомнив, что меня ещё ждёт работа, я, отринув все гнетущие мысли, начал неумолимо поглощать кашу, совсем не дожидаясь, пока та остынет. Мне было не до этого. Мягкие кашные комочки забавно растворялись на языке, а надломанные грибы наполняли рот потрясающими вкусами.

Съев всё за каких-то пять минут, я подскочил со стула и уже было помчался на улицу, но вернулся на кухню и поцеловал маму в щёку, и уже только после этого, прихватив в прихожей топор, выбрался из дома.

На улице уже поднялся туман, он ещё пока что не был сильно густым и стелился достаточно низко по отношению к земле, но через пару часов видимость будет хоть глаз выколи.

Вдохнув полной грудью свежий утренний воздух, я поспешил к месту сбора нашей бригады. Ноги утопали в размякшей земле, но я знал, что тут не было особо глубоких мест, не то что на поле, где росли грибы, так что, можно сказать, что я передвигался вполне свободно.

Вот так, обходя наиболее сомнительные места и изредка перепрыгивая чёрные лужи, я подобрался к первым домам. Люди уже давно проснулись и в деревне всё больше и больше стали раздаваться голоса. Недалеко пробежала радостная ватага детей весело крича и как будто специально не пропуская ни одной лужи по пути. Радуясь ещё больше, когда недолгий прыжок оканчивался, разлетающимися во все стороны, чёрными, как смоль каплями, от чего немногочисленные прохожие, невольно окаченные холодной дурно-пахнущей жидкостью, начинали во весь голос браниться и угрожать мелким сорванцам скорой расправой, что, в принципе, только ещё больше подогревало энтузиазм ребятни.

Более не обращая на них внимания, я поспешил дальше, но, неожиданно раздавшийся неподалёку, ворчливый голос в ответ на ещё один всплеск, заставил меня резко повернуть в другую сторону. Сейчас у меня не было никакого желание встречаться с мастером Грамблергом. Мерзкий горбатый старик с неестественно длинными и при этом тонкими руками, с огромной бородавкой на своём горбатом, как и он сам, носу был мастером-свечником, единственным в нашей деревне мастером, который тем не менее не стремился брать к себе учеников.

Даже не смотря на противный характер, молодые люди в очередь к нему выстраивались, чтобы стать подмастерьями, но он наотрез отказывался кого-либо нанимать. Конечно, если бы у них был выбор, то они ни за что бы не пошли на эту работу, но, как я уже и сказал… Что имеем, в общем.

Уехать от сюда тоже мало кто мог. Чтобы переехать на другое место, нужен был хоть какой-то начальный капитал или связи, да и не любят в наших краях чужаков. Прогнать – не прогонят, но нормально устроиться тебе вряд ли дадут. Вот и выходит, своего рода, па-ра-докс, при котором людям приходится всю жизнь находится в месте своего рождения и с утра до ночи впахивать, как проклятым за сущие гроши.

Что же касается Грамблерга, то я вообще не помню, чтобы он хоть когда-нибудь брал к себе подмастерье. Хотя нет, вру. По деревне начали ходить слухи, ещё до моего рождения, что один раз к нему пришла просить работу молодая девушка, совсем ещё юная, только вступившая во взрослый период жизни, но уже очень красивая.

Совершенно неожиданно старик взял её к себе. Первое время всё было вроде бы хорошо, но уже через неделю девчушка прибежала домой в слезах и разорванной одежде. Уже не помню, что было дальше, но в конце она повесилась. Да, вот так просто. Через пару дней после того случая её нашли в своей комнате в петле. Повторюсь, что это всего лишь слухи, но тем не менее приходят к нему теперь только парни.

Уж не знаю, правда это всё или вымысел, но мастер до сих пор является очень уважаемым жителем нашей деревни. Ну ещё бы, свечи, которые он делает из грибного масла, почти всегда кривые и мало живущие, источающие тусклый свет, являются у нас чуть ли не главным источником света по ночам. Вряд ли хоть кто-то хочет впасть к нему в немилость.

Хотя даже беря во внимание все обстоятельства, я всё ровно предпочту с ним не видеться вовсе. Гнусный горбун всегда стремиться поучить молодёжь «жизни». Ха! Будто он вообще знает, что это такое.

Чтобы избежать ненужной встречи, мне пришлось сделать небольшой крюк, пройти прямо по самому краю, огороженной домами, территории, чтобы добраться до точки сбора бригады лесорубов. Я уже был совсем недалеко, когда моё внимание привлекла большая чёрная лужа, расположившаяся в низине. Она была настолько большая, что могла сойти за небольшой прудик.

Остановившись на самом краю, я стал с интересом рассматривать тело, мирно покоящееся прямо посреди всей этой черноты. Вполне вероятно, что это просто какой-то пьяница, который ночью упал в эту канаву и отрубился. Об этом же и говорила его одежда: вся рваная и грязная, чья вонь долетает даже до меня, или это труп начал разлагаться, но не суть. Если он пролежал так всю ночь, то уже сто пудово нежилец.

Распознать мертвеца я не мог, так как тот лежал вниз брюхом, так что даже учитывая, что там не глубоко, он всё ровно скорее всего захлебнулся. Отвернувшись, я продолжил идти в, уже намеченном, направлении, про себя сбросив дальнейшую судьбу утопленника на взрослых, которые его найдут, если конечно тот уже не распадётся к тому времени.

Стараясь обходить кляксы стороной, я всё думал о том, что тот максимум, который от них можно получить – это понос, а то и болячку какую.

***

В это же время по протоптанной земляной дороге ехала небольшая карета. Для этих мест это уже было довольно-таки редким явлением. Вряд ли хоть кто-нибудь из местных мог бы себе позволить иметь такую. Оттого она смотрелась ещё более ненормально на фоне общего уныния и одичалости.

Карета состояла из добротного качественного дерева, имела полукруглую форму с квадратной крышей. Ставя на первое место не эффектность, а эффективность, её стены не имели никаких узоров или отличительных черт. Самая обычная карета, которая тем не менее была очень прочной и эргономичной.

На козлах устроился человек, полностью закутанный в плащ с глубоким капюшоном, так что у него из-под одежды выглядывали только грязные бледно-серые руки да ноги в добротных ботинках, поставленные на специальную подставку.

Держа в своих ладонях вожжи, он правил двойкой чёрных, как сама ночь лошадей. Их свирепый вид мог напугать даже волка, подумавшего по глупости на них напасть. Длинноногие с толстой шеей и, вертикально растущей, гривой они смотрелись очень грозно и в то же время величественно.

Чёрные шипастые ошейники намекали на их довольно сложный и даже где-то агрессивный характер, а такие же браслеты на ногах, скреплённые между собой цепью, не давали им передвигаться быстрее необходимого. Венцом же, столь странного творения природы, являлись два белых клыка, выходящие из нижней челюсти животного.

Карета неумолимо приближалась к деревне. Вот она, не доезжая до столпившихся у дороги людей, заворожённо или даже с каким-то благоговением взирающих на неё, съехала вниз к домам и, как ни в чём не бывало, поехала по грязи прямиком к длинному дому, своей формой чем-то напоминающему амбар.

Колёса вполне спокойно ехали по грязи будто бы её и вовсе не было. Их широкий обод был сконструированы таким образом, чтобы не замечать таких препятствий. Это же можно было сказать и о лошадях. Их копыта с чавканьем погружались в грязь, но сразу же без какого-либо сопротивления выходили назад.

Карета проехала весь путь и остановилась у входа в постройку. В тот же миг дверь в неё резко распахнулась, громко ударившись о дверной косяк, и на встречу гостям выбежал невысокий лысеющий мужчина с небольшим пивным животом. Одет он был не сильно лучше других деревенских, просто из-за отсутствия постоянных физических нагрузок и его места работы в помещении, выглядел куда опрятнее и ухоженнее остальных.