7. Арафинвэ (1/2)
”Арафинвэ!”
В детстве Арафинвэ долго не мог взять в толк, зачем другие эльда используют речь, когда можно обойтись осанвэ. Любая мысль, просьба, любое чувство куда достовернее могли быть переданы прикосновением разума к разуму, души к душе, чем любым сплетением слов, и довольно долго Арафинвэ существовал в светлом мире, где всякий разум открыт для другого. Мама любила его всем сердцем и только радовалась, отец уважал его детское право на эту непосредственность (хотя, как признавался позже, вести светские переговоры с делегацией тэлери и воспринимать кое-чей восторг по поводу птичьих гнезд, мокрой травы и какого-нибудь жука с черной спинкой было крайне интересным опытом).
Первым, кто сообщил Арафинвэ о том, что его картина мира не единственно верная, был Феанаро.
Феанаро терпеть не мог осанвэ с чужими, а чужими он считал почти всех, кроме собственного отца, жены и детей, но тогда не было еще ни жены, ни детей, и Феанаро пресек попытку Арафинвэ поделиться очередной сиюминутной радостью, попросту поставив барьер. Непрошибаемая стена впечатлила Арафинвэ настолько, что он умудрился заключить, что с Феанаро стряслось что-то ужасное, и ворваться к отцу посреди дружеской беседы с Ингвэ.
Словом, Феанаро не любил осанвэ и редко баловал чужих своим вниманием. Арафинвэ уже целую вечность не слышал собственное имя, произнесенное пламенной душой старшего брата, и на секунду замер, наслаждаясь удивительным ощущением горячего ветра, затапливающего нутро.
“Феанаро! – вежливо отозвался Арафинвэ. – Рад тебя слышать”.
Вообще-то он стоял в мастерской Нерданель и любовался новой статуей. Пахло гипсом, сыростью и железом. Еще болел палец – мизинец, и это веселило отчего-то до невозможного.
“Что это тебе вздумалось прийти ко мне домой?”
“Увлекательная беседа с твоей женой вывела меня почти к порогу вашего дома, и я не устоял перед искушением принять приглашение. Твой младший отпрыск меня укусил! Я и забыл, как это бывает, когда они такие маленькие и настырные, ха-ха!”
“Ты объяснил ему, что так делать не надо?”
”Я сказал, что тоже отлично умею кусаться и что это отличный способ поздороваться, но только если оба согласны!”
– Скажи мне честно, – потребовала Нерданель. Праздничное одеяние причудливо смотрелось в рабочей обстановке. По привычке она закатала рукава и теперь стояла, глядя на свою работу так, словно та в чем-то сильно провинилась. – Когда ты смотришь в ее глаза, что ты видишь?
У статуи не было глаз. Только заготовка, только гладкость еще не осуществившегося, белый лист.
– Ничего, – улыбнулся Арафинвэ. – Дело не только в глазах. Поправь меня, Нерданель, если я ошибаюсь…
Она нетерпеливо дернула плечом.
– Мне думается, когда я смотрю на это твое творение, что ты будто нарочно лишила ее любых определенных черт. Это заготовка. Почти завершенная заготовка. Воплощенная идея о таком понятии, как “заготовка”. У нее простая одежда, простая прическа, какую встретишь тысячу раз, если просто выйдешь на улицы прогуляться, и черты лица… Я будто смотрю на всех, кого знаю, но не могу узнать никого конкретного.
Нерданель закусила губу, обернулась почти встревоженно.
– Скажи… Она не пугает тебя?
– Нет, – Арафинвэ искренне удивился. – Отчего бы ей пугать? Она разве что путает, сбивает с толку, но это, пожалуй, сродни загадке, которую ты никак не можешь отгадать.
– А меня пугает, – моргнув, Нерданель отвернулась. Безглазая смотрела ей в спину. – Кажется, что я сама иногда…
– Это высшее мастерство, – помедлив, мягко сказал Арафинвэ. – Творение, способное испугать своего создателя.
– Ты очень добр.
– Я огорчил тебя?
– Нет, – она устало улыбнулась и на секунду коснулась его руки. – Я благодарна за твои слова. Честно сказать, я надеялась, что ты увидишь, в чем сердце этой моей работы, и ты увидел. А мне уже начинало казаться, я впала в творческую немощь и сама не понимаю, какую глупость творю. Феанаро сказал, это творение не моего уровня.
Они оба прекрасно чувствовали, где пролегала граница в их доверии друг к другу, и Нерданель ступила прямо по ней. Арафинвэ оставалось только сжать ее руку в ответ и промолчать.
На веранду они вышли ровно тогда, когда Феанаро в сопровождении – как это сказать, трех своих сыновей? двух настоящих и одного временного? – уже подходили к ступенькам. Взгляд Нерданель остановился на спящем Тьелкормо.
– Я думала, Хуан его удержит.