1. Финдэ (1/1)
Это было смешно. Смехом искрился воздух, и пусть это не было видно глазу, искры никуда от этого не исчезали. Их можно было вдохнуть, ощутить на языке, поймать на палец, как бабочку или стрекозу. Для Финдэ раньше так ощущался весь мир, теперь — только магия, или мир, когда магия рядом; как будто он умывался холодной водой и вдруг начинал видеть больше.
Они стояли возле маленького столика, уставленного кубками, полными сияющей искристой жидкости, они — дядя Феанаро, отец и сам Финдэ, только Финдэ выглядел как Майтимо, и вел беседу как Майтимо уже целую минуту, и никто ничего не заподозрил, хотя нет-нет, да пробиралась на лицо не свойственная Майтимо озорная улыбка; ну, тень улыбки, тень тени, но и этого могло хватить, чтобы…
— Кузен, — а это был Майтимо, точнее, настоящий Майтимо. — Нужно кое-что обсудить. Простите… дядя.
Обеспокоенность на лице, принадлежащем Финдэ, выглядела забавно.
Они отошли подальше от вереницы столов с родичами, к еловой роще — там, дальше, уже праздновали ваниар, желавшие восславить королеву.
— Послушай, — зашептал Майтимо, для верности и по привычке ещё и пригнувшись, — это было славно, но сделай всё как было, отец в ярости.
Финдэ улыбнулся, ощущая, как почти знакомо уже растягиваются в улыбку чужие губы. Он много улыбался, много ходил и говорил, чтобы привыкнуть, и теперь это все было как носить плащ: он тяжелый, ты его чувствуешь, но если отвлечься, он не мешает.
Он бы с удовольствием проходил так весь праздник, но Майтимо сделал ему подарок, согласившись, и не исполнить его просьбу теперь было никак невозможно.
— Идем, — просто сказал он, за руку увлекая Майтимо еще дальше, под защиту пышных елей. — Тут все-таки ужасно много глаз... И белке придется уйти, если мы не хотим, чтобы один из нас оказался с беличьим хвостом и скакал по веткам, ха-ха... Ирмо говорит, подобное можно менять с подобным, и в случае с белкой ей будет непонятно, но интересно в ком-то из нас, а вот нам...
Финдэ с удивлением замолчал и уставился сначала на свое собственное лицо, принадлежащее по-прежнему Майтимо, потом — на свои руки, которые только что касались плеч Майтимо-не Майтимо — и пытались нащупать его фэа. Фэа, конечно, была на месте, и конечно, ее, как и всегда, невозможно было описать словами как что-то вещественное — но прикоснуться к ней не получалось. Словно Майтимо был очень глубоким стеклянным кувшином, а фэа — теплым сияющим шариком, покоящимся на самом дне.
— Дорогой кузен… постой еще немного. Я попробую еще раз.
Ему не было страшно, только любопытно и немного стыдно — перед Майтимо, который доверился ему.