…эти объятия правда помогают мне (2/2)
— Хан Джисон, ты сумасшедший, — убеждается темноволосый.
— Вовсе нет.
— Как тогда объяснить твоё поведение?
— Я не просто так тебе доверяю. Сам же доказал, что на тебя можно положиться.
— Что-то не припомню такого, — с издёвкой произносит Минхо.
— Во-первых, в лесу, ты остался со мной, когда я скатился по холму и ушиб ногу, хотя мог без сомнений уйти, чтобы быстрее спастись. Во-вторых, ты не бросил меня, когда за нами гнались те приматы, хотя мог быстро убежать, чтобы не попасться, но вместо этого постоянно возвращался назад, тормозил и подгонял меня, тащил за собой, держа за руку, — спокойно рассказывает парень, опять начиная пинать бедную траву у себя под ногами и вспоминая каждый момент, а Минхо внимательно слушает, вглядываясь в профиль щекастого. — Ещё ты пытался вбить в головы этих тупых дилеров правду, чтобы меня отпустили, а так же тот раз, когда мы выбрались из здания и я был не в настроении, разозлился из-за потери своих вещей. Тогда ты хотел заговорить со мной и разбавить обстановку. Со временем я всё это осознал, хотя на тот момент совсем не понимал. Даже эти объятия… — он запнулся, думая стоит ли продолжать говорить об этом, но затем продолжил, — …эти объятия правда помогают мне. Не думай, что я брезгливый и как-то с отвращением отношусь к твоим прикосновениям. Вовсе нет.
Джисон смущённо опустил голову и смешно надул губы, словно уточка, чтобы скрыть нелепую улыбку. Его уши покраснели, а пухлие щёки залились румянцем, но это ускользает от Минхо из-за темноты. Это нельзя разглядеть под светом луны, хоть она и ярко светила этой ночью, но не настолько, чтобы заметить чьё-то очевидное стеснение.
В последнее время мозг Хана генерирует только два вопроса:
«Почему ветер настолько холодный, если уже пришла весна?»
«Почему в объятиях Минхо так уютно и тепло?»
Сбивает ли это с толку? Наверное, бесполезно спрашивать, ибо ответ всегда будет положительный.
— Неужели, — наконец-то подаёт голос Мин, — неужели я такой добряк. Как трогательно, — саркастично произносит, чем заставляет щекастого отбросить глупое стеснение и проснуться, вернуться в реальность.
— Продолжаешь вот так разговаривать.
— Вот так, это как?
— Бесцеремонно и грубо.
— Вовсе нет, — отрицает.
— Да-да, выпускаешь шипы и строишь стену, защищаясь колкими словами.
— Что за чепуха? — озадаченно бубнит, хлопая глазами. — Ты самопровозглашённый психолог или что-то типа того? Ветер голову продул, просквозило? ‐ продолжает засыпать нелепыми вопросами, но не дожидаясь ответа продолжает тараторить, — ясно, тебе запрещено сидеть на сквозняке, потом чушь всякую несёшь.
— Прекрати язвить.
— Я так общаюсь, если что-то не нравиться, то не говори со мной, — Минхо закатывает глаза и отворачивается, не желая продолжать этот глупый диалог.
Джисон тоже решил прекратить спорить, вот только немного другим способом. Он уверенно приближается к Мину, подсаживаясь ближе и сокращая дистанцию, чтобы тот не успел что-то предпринять, ускользнуть или оттолкнуть. В этот раз щекастый обнимает, обвивая своими руками плечи ошарашенного парня, который резко поворачивает голову в сторону человека, что заставляет его нервничать, нагло врываясь в личное пространство. Хан не горит желанием прямо сейчас встречаться взглядом с Минхо, чтобы окончательно не сгореть от стыда за свой поступок и лёгким пеплом упасть на холодную, сырую землю, на ту самую затоптанную траву, чтобы ветер развеял его прах над полями. Он не находит ничего лучше, чем просто положить свою голову на чужое плечё, дабы избежать тёмных глаз, наверняка, осуждающих эту близость и крайне недовольных сложившейся ситуацией.
Нет, ну, а что тут такого? Это сделано не просто так между прочим!
— Тебе тоже стоит остыть, — тихо объясняет Джисон, — мне какие-то претензии предъявляешь, а сам сейчас взорвёшься от негодования.
Если чесно…такое себе оправдание. Минхо не так уж и злился, а Хан просто хотел снова проверить правдиво ли то чувство, которое он испытал недавно. Чувство комфорта и желания находиться рядом с этим человеком, которого можно смело сравнить с закрытой на замочек тучей. Выглядит она угрюмой, огромной, серой и холодной, но если подойти ближе и кончиками пальцем попробовать прикоснуться, то можно с головой провалиться в её мягкую и пушистую структуру.
Джисон был прав — это не одноразово.
Они сидят вплотную друг к другу, а щекастый всё ближе тулится к тёплому плечу, щекоча шею Минхо своими растрёпанными, из-за недавнего мытья, каштановыми волосами. Ветерок больше не страшен, теперь вовсе не холодно. Хотелось прямо вот так уснуть, обнимая то ли незнакомца, то ли друга, и проснуться у себя в общежитии под тёплым одеялом в окружении множества подушек. Сонно открыть глаза, ощущая аромат растворимого кофе, который Хёнджин заваривает для себя и параллельно, тихонько напевает под нос рандомную песню. За такое Хан обычно запускает в раздражающего соседа-певца одной из своих подушек, но сейчас готов простить друга за такое безсердечное поведение.
Это дом Джисона, его комфортная зона.
Почему-то уютные мысли приходят именно рядом с Минхо. Разблокировались приятные воспоминания и на душе как-то легче стало.
Но почему это сейчас происходит?
— Что ты делаешь? — наконец-то удосужился спросить Мин монотонным и спокойным голосом, вот только вопрос этот максимально неловкий, точнее, гробовая тишина после него.
Никто не ответил. Джисон открыл глаза, которые как будто сами решили погрузить его во тьму, и смотрит прямо перед собой, фокусируя свой взгляд на еле заметном, небольшом заборе в полумраке.
— Я само спокойствие, не нужно меня успокаивать, — безэмоционально выдаёт Минхо и резко поднимается на ноги из-за чего Джисон чуть не встречается лбом с деревянной лавочкой на которой они сидели, но успевает среагировать. — Я спать, — выпалил парень и поплёлся в дом, оставляя щекастого одного на улице.
Дверь со скрипом открылась и Минхо проскользнул внутрь, не замечая на себе пристальный взгляд сидящего под розовым одеялом Чонина, который отвлёкся от прочтения приключенческого романа и с подозрением смотрел на парня, что зашёл один, без компании.
— Где Джисон? — спросил.
— На улице, — сухо ответил Мин.
— Почему не заходит?
— Не хочет наверное, — пожимает плечами в ответ.
— Замёрзнет же в одном свитере, — сердито бубнит мальчишка, откладывая свою книгу на пол обложкой вверх, чтобы вскоре дочитать, — меня ж потом бабушка заставит идти в лес за травами от простуды. Дополнительную работу мне ищет что ли, — он поднимается на ноги и направляется во двор, чтобы любой ценой затащить второго парня в дом, даже силу применит, если понадобиться.
Джисон по-прежнему сидит на той лавке и смотрит на забор, привыкнув к темноте. Он не сразу замечает черноволосого парня, который быстрым шагом подходит к нему.
— Ради всего святого, — умоляет Чонин, скрестив руки на груди и скукожившись от холода. Он ощущает как прохладный ветер треплет его волосы и пронизывает каждый миллиметр кожи, — свали в дом, пожалуйста, иначе я тебя сейчас отмудохаю.
Ноль реакции. Парень подходит ближе и машет рукой перед лицом Хана, чтобы обратить на себя внимание.
— Приём!
— Что? — очухался тот.
— Внутрь иди, говорю, что сидишь тут как мокрый петух, ночь на дворе.
— Задумался просто.
— Пошли, мечтатель, — с издёвкой выдал Чонин и в припрыжку направился к дому не дожидаясь медлительного гостя, который плетётся позади.
Сегодня сна, скорее всего, тоже не будет из-за сложившейся, максимально неловкой, ситуации. Плюс ко всему им придётся всё это время находиться в комнате вместе. Спасибо Господи, что хоть не наедине. Чонин своим присутствием будет хоть как-то разбавлять и разгонять витающее в воздухе напряжение.
Минхо выходит из круглосуточного магазина, который находится не далеко от дома, прямо на соседней улице, и слышит знакомый детский голос, который зовёт его.
— Оппа! — радостно вскрикивает девочка, замечая своего брата, стоящего с пакетом через дорогу.
Госпожа Ли, поняв, что её дочь теперь не угомонится, пока не пойдёт к Минхо, останавливается и тоже смотрит в его сторону.
— Привет, оппа! — машет рукой Союн, гремя своим детским браслетом, который состоял из мелких голубых и белых ракушек примерно одного и того же размера, а так же маленьких пластмассовых жемчуженок. — Мам, пойдём к нему, — Мин видит, как мачеха в который раз отрицательно махает головой, когда его сестрёнка что-то ей говорит.
Темноволосая девочка начинает капризничать и, получая очередной отказ на просьбу пойти к брату, вырывается из рук матери и со всех сил начинает бежать на другую сторону улицы, выбегая на дорогу. Сердце Минхо в этот момент пропускает последний удар, чтобы затем замереть от страха. Он бросает пакет с недавно купленными снэками на землю и подбегает к краю дороги, наблюдая, как его сестра напролом несётся по улице совершенно не обращая внимания на машины, что приближаются к ней.
— Союн, — судорожно шепчет парень, — Союн, стой, — он срывается с места, во всё горло крича девочке остановиться, но та продолжает радостно бежать к Минхо и махать рукой.
Правая сторона.
Старый молоковоз.
Свист шин.
Удар.
Парень резко останавливается посреди дороги с широко распахнутыми глазами и дрожищими руками, он осознаёт, что сестры перед ним больше нет. Минхо поворачивает голову к остановившемуся молоковозу и, на ватных от шока ногах, начинает бежать в его сторону. Мутная пелена размывала всё перед глазами, а слёзы непроизвольно омывали пылающие щёки. Его трясло, губы дрожали, как и густые ресницы, ведь страх за жизнь родного человека окутал целиком и полностью. Он добежал, медленно подошёл к машине и, с до боли сжимающим сердце ужасом, устремил растерянный взгляд на идеально ровный асфальт.
Там нет никого.
Ни-ко-го.
Мин судорожно начинает искать глазами свою сестрёнку, нашёптывая её имя раз за разом, и находит.
Союн стоит прямо возле своей матери на том самом месте, что и раньше. Она лучеразно улыбается своему брату и машет рукой, гримя своим браслетом из ракушек. Вот только что-то изменилось — мачеха. У неё на лице красовалась дьявольская улыбка и наполненные высокомерием глаза, что смотрели прямо на парня посреди дороги.
— Прощай, — выплёвывает женщина, — сынок.
Вновь свист шин.
Удар.
Минхо лежит на грязной, твёрдой дороге с приоткрытыми глазами и смотрит вслед на две уходящие и такие знакомые фигуры, пока из-за удара из его головы вытекает алая кровь, сила, жизнь. Слёзы продолжают стекать, прокладывая дорожку по переносице и капая на асфальт, делая его немного темнее на месте, куда упала солёная жидкость. Внутри больше нет никаких чувств, только пустота: ни обида, ни страх, ни одиночество.
Всё исчезло.
Минхо медленно приоткрывает глаза, и смотрит перед собой. Обеспокоенное лицо Джисона было первым, что он смог увидеть.
Прогнозы щекастого сбылись на половину: он всю ночь не спал, обдумывал и пытался понять, что же с ним происходит и как долго придётся сидеть здесь, а Минхо всё же не смог бороться с усталостью и задремал, проваливаясь в не совсем приятный сон, наблюдая за играми разума, за одним из своих многочисленных кошмаров.
— Ты в порядке? — шепчет парень, вгрядываясь в измученное лицо лежащего Мина, и по-прежнему придерживает того за плечи. Он пытался разбудить темноволосого, когда услышал его всхлипы.
— В порядке, просто кошмар.
— Точно?
— Просто плохой сон, не обращай внимание.