Часть 1 (2/2)
- Она на всю улицу визжала, какая я бесчувственная скотина. Если честно, я не понимаю, какого лешего она ко мне привязалась. Тот же Волков перед ней на цыпочках ходит, пылинки сдувать готов. А она полгода уже мне прохода не даёт, – тяжело вздыхаю и сажусь рядом с ним.
Эд, откинув волосы за спину, садится ко мне на колени, обхватив бёдрами мои ноги. Целует в губы, слегка покусывая.
- Это потому что ты такой красивый и неприступный. А меня она вообще из себя выводит. Зверею всякий раз, когда меня оскорбляет. Хотя должен уже привыкнуть. Ладно. Мне домой пора. А то бабушка волнуется.
Эд нехотя слезает с меня, одевшись, скромно чмокает в губы и уходит. А я остаюсь со своими раздумьями на тему дальнейшего будущего.
Утро встретило меня аппетитным запахом и звоном посуды, доносящимися с кухни. Эд стоял у плиты в умильном фартучке с рюшечками и, помешивая что-то в сковородке, напевал себе под нос: «Ах, Юра, Юра, Юра, я такая дура, что в тебя влюбилась…».
- А, по-моему, ты очень даже умненький, когда не бесишься, – подхожу к нему и целую в сладко пахнущую макушку.
Вержбицкий запрокинул голову и заржал, отчего его светлые волосы заструились по спине. Поймал себя на том, что опять им любуюсь.
- Да я у тебя вообще самый лучший, правда, Юрасик? – и ухмыляется ехидно, пакость мелкая.
- Ещё раз назовёшь меня Юрасиком, Эдичка, горько пожалеешь.
Подхожу к нему и наматываю его длиннющие пряди на кулак. Но он даже не вздрогнул, только прижался к моей руке и потёрся щекой о запястье. А ведь ещё год назад он шарахался и замирал от любого неожиданного прикосновения и звука. И раскрутить его на откровенный разговор по этому поводу я смог только чуть больше недели назад, на день святого Валентина.
Я всегда предполагал, что у Эда жизнь не была медовой. Но чтоб такое… От его откровений у меня волосы на макушке зашевелились.
В День всех влюбленных я решил устроить Эду романтический вечер. Правда, готовить всё равно пришлось ему, ибо мои кулинарные таланты весьма ограничены. Всё как всегда в таких случаях: полумрак, свечи, ужин, вино… И что меня сподвигло подарить ему розу? А так как в этот момент мы уже были слегка нетрезвые, то Эда пробило…
- Юр, мне очень-очень приятно, но я так странно себя чувствую. Всегда когда ты рядом, обнимаешь, целуешь, заботишься обо мне. Кажется, что это не со мной, что всё происходит в какой-то другой реальности или во сне. Вот проснусь, и всё закончится…
Я давно тебе собирался рассказать, но боялся, что ты со мной общаться больше не будешь… Ты знаешь, что отца у меня никогда не было. Когда маме было 14, её просто изнасиловал какой-то урод, его так и не поймали. Потом она вечно несла всякую херь про то, что мужчины - это зло, дьявол ходит по земле и прочую муть…
Когда я родился, то она не пожелала поверить в то, что родила очередного «Люцифера». Ну и считала, что я девочка… документами моими бабушка занималась, так как мать уже тогда признали психически нездоровой.
Эд закрыл лицо руками и тяжело выдохнул, а потом начал говорить торопливо, глотая слова и спотыкаясь.
- Она меня в платьях ходить заставляла, ну там всякие рюшечки-бантики. Поэтому у меня такие длинные волосы… бабушка всегда контролировала, чтоб на улицу меня в таком виде не отправить… Но что-то такое во мне всё равно осталось… Ну, страсть к женской одежде, понимаешь? Ты, наверное, меня презирать будешь… что я такой урод – трансвестит…
Опомнившись от шока, я притянул Эда к себе, посадил на колени и стал мягко гладить по голове, целовать мокрое от слёз лицо и шептать о том, что я его никогда не брошу. Как я могу так поступить с самым важным и дорогим мне человеком?
Немного успокоившись, он продолжил.
- Ты знаешь, я очень неоднозначно отношусь к матери. С одной стороны, я её люблю и понимаю, что она тяжело больна. Но с другой… терпеть от неё постоянные побои и вечный контроль… Шаг влево, шаг вправо – расстрел, прыжок на месте считается попыткой улететь. Бабушка её всё время жалела и прощала. Только я думаю, почему из-за какого-то козла и болезни матери расплачиваться должен был я? Кстати, незадолго до того, как мы начали встречаться, я думал о самоубийстве. Жизнь была беспросветное дерьмо, с ебанутой сукой и добродетельной бабулей…
У Эда началась истерика, рыдания начали перемежаться с матами и проклятьями. Он вцепился в мои плечи и начал трясти.
- Теперь ты понимаешь, почему я себя так веду? Я без тебя просто сдохну! Ещё эта сучка Звездина вечно на тебя вешается, убил бы!
За год нашего знакомства я понял, что есть только два способа успокоить Вержбицкого: либо ждать, пока само пройдёт, либо заняться с ним любовью. Поэтому я начал медленно сцеловывать слезинки с его лица. Аккуратно прихватил и прикусил губу, постепенно углубляя поцелуй. Распустил его волосы и стал перебирать длинные светлые пряди. Целовал, облизывал и покусывал нежную тонкую шею. Эд стонал и выгибался в моих объятьях. Стаскиваю с него футболку и покрываю поцелуями всё доступное мне тело. В это время Эд так же раздевает меня. В моём замутнённом сознании проскакивает мысль о перемещении на более удобную плоскость. Подхватываю моё чудо на руки и несу в свою комнату. Таскать его мне не тяжело при его метре семидесяти и бараньем весе против моих двух метров.
Сгружаю Эда на кровать, попутно избавляя от оставшихся шмоток. Любуюсь делом рук своих. Длинные волосы разметались по покрывалу, в глазах лихорадочный блеск, дыхание частое и прерывистое. У меня лишь одно желание: долго-долго любить тебя, целовать нежную, так сладко пахнущую кожу, ласкать каждую выступающую хрупкую косточку, каждым жестом и взглядом показывая, как я люблю тебя, как ты мне дорог.
И когда ты уже не в силах терпеть, а мои ласки становятся мучительными, твои бёдра раскрываются широко мне на встречу. Приподнимаешься, трёшься об меня всем телом, как большая кошка. Глаза распахиваются, большие ничего не видящие карие омуты, в них только слепое желание и мольба…
Смазываю его и себя. Вхожу одним длинным плавным движением. Чувствую, как мышцы плотно обхватывают мою плоть. Даю ему несколько секунд привыкнуть к ощущению наполненности, пока он сам не качнётся мне навстречу. Поначалу стараюсь входить размеренно и плавно, но затем, слыша его стоны и крики, созерцая перед собой это хрупкое совершенное тело, мечущееся по постели в приступе невыносимого удовольствия, срываюсь в дикий рваный ритм.
Чувствуя приближение оргазма, несколькими движениями руки подвожу Эда к финалу. Такого у нас ещё не было… Мы кончили одновременно… На несколько мгновений я оглох, ослеп и вообще выпал из этой реальности. Единственное, на что мне хватило сил – скатиться вбок и не придавить его собой.
Отдышавшись и придя в себя, мы повторили это безумство ещё несколько раз за ночь…