Часть 19. Решения и встречи, желания и речи (1/2)
Яевинн не любил сплетников, поскольку считал, что именно от пустого чесания языком происходят если не все беды, то их большая часть. Конечно, львиную долю играли и другие неприятные черты человеческой натуры, такие как злоба, страх перед всем непривычным, агрессивность, зависть и прочее, однако выплескивался весь замечательный коктейль не всегда только через кулаки, зато почти всегда любому акту насилия предшествовал разговор. Простой, не имеющий аргументации и нормальных доводов разговор. И, к великому прискорбию Яевинна, чесать языком могли не только люди.
Какой-то краснолюд сказал своему менее пьяному, чем он сам, человеческому приятелю, что на барке привезли волколаков, за которыми следил сам ведьмак, что уже являлось информацией недостоверной, ибо Геральт ни за кем не следил. Этот пьяный мужчина сказал другому пьяному мужчине, что, дескать, продался убийца чудовищ злым силам, которые подкупили его, дабы попасть в город и пожрать там всех. Далее, кто-то уже сказал, что оборотни это происки Хенсельта и его армии. Еще какое-то время спустя оказалось, что «белобрысый ведьм в одной упряжке с врагами», да и вообще, чего можно ожидать от того, кто убил славного короля Темерии? Когда обнаружили трупы со следами от когтей, обычный трактирный разговор превратился в настоящий кошмар.
Геральт категорически не желал, чтобы при выяснении отношений с местными присутствовал Яевинн; на эльфов, благодаря репутации обоих командиров скоя`таэлей да и просто из принципа, смотрели и без того косо. На площади орали так, что закладывало уши. Распрощавшись у сожженной деревни, каждый из мужчин направился в свою сторону, и если путь ведьмака, к его великому неудовольствию, лежал к торговым рядам, то вот Яевинна обстоятельства вынудили ступать в иное место.
Торувьель, которая до определенного момента была тише воды да ниже травы и почти не показывалась из эльфийского квартала, едва услышала про убийства возможно связанные с оборотнями, тотчас оживилась, и в ее прежде несколько печальных, утомленных глазах заиграли искры неподдельного интереса и волнения. Когда ее темная макушка мелькнула в зарослях бузины и скрылась, несмотря на оклик, Яевинн тотчас же смекнул, что к чему. Он видел, каким путем, петляя, будто стараясь скрыться от преследования, шла воительница, а потому без труда нашел нужное место назначения. Да и как можно было ошибиться, ведь в округе буквально смердило теми, к кому так спешила Торувьель! Яевинн видел только троих мужчин: один — высокий исполин с длинными светлыми волосами, небрежной соломой свисающими до середины груди; другой — черноволосый, с густыми соболиными бровями и острым волчьим взором; а третий — с темными патлами, неровно обрезанными по плечи, и злыми голодными глазами, которыми он буквально вцепился в вышедшую на их поляну Торувьель. Яевинн был готов выпрыгнуть в любой момент, искренне пожалев, что не взял с собой верный зефар, но, как оказалось, защищать женщину не было необходимости.
— Ты? — Светловолосый исполин неверящим взором смотрит на гостью, неспешно к ней подходя. От него исходило столько эмоций, что не выразить словами, особенно, когда эльфка улыбнулась ему в знак приветствия. Остальные оборотни, видимо, почуяв то же, что и сидящий в укрытии Яевинн, лишь криво усмехнулись, более на пришедшую женщину даже не оборачиваясь. — Я думал, больше не свидимся.
Торувьель отвечает уклончиво, волнуется, кажется, немного смущается, и Яевинн окончательно теряется: его Белая Роза краснела при виде какого-то дикаря, который на уровне инстинктов еще больше приближен к животным, чем dh`oine. Пара отходит от остальных оборотней, и эта гора из мышц старается держаться к женщине как можно ближе, не спуская с нее горящего любовным пламенем взора.
— На самом деле, я пришла по очень важному делу. Ярослав, кажется, вас подозревают в убийстве.
— Что? — Мужчина встает, руки в боки, недовольно скривив губы. — На каком основании?
Эльфка кратко пересказывает услышанное от краснолюда Грувера, в особенности то, что за дело хотят заставить взяться ведьмака.
— Геральт хороший человек. Он помог нам в свое время и сейчас встал на сторону aen seidhe.
— Эльфы не оборотни. Убийца не станет нас защищать. — Ярослав качает в ответ головой, отвернувшись. — Я знал это. Нам не будет жизни рядом с людьми.
— Я тоже так думала прежде, — воительница нервно закусывает губу, глядя на мужчину сверху вниз взором полным какой-то непривычной для ее независимого характера признательностью, — но теперь, кажется, у нас появился шанс на нечто большее, чем война. Ты спас мне жизнь, и я не позволю…
И оборотень целует ее первым. Яевинн ожидал чего-то подобного, даже не казался удивленным, но его внутреннему возмущению не было предела из-за того, что Торувьель не оттолкнула, не попыталась вырваться, а ответила на поцелуй. Она казалась такой хрупкой, прижатая к широкой, крепкой груди мужчины, по-девичьи хихикала, жалуясь на густую бороду партнера, на что тот, несмотря на свой суровый облик и, вне сомнений, крутой нрав, лишь улыбался, вновь целуя эльфку и обнимая ее так бережно, как только мог большой, разорвавший своими острыми когтями не одну глотку, зверь.
Яевинн уходит, разумно посчитав подглядывание за столь интимным процессом делом недостойным, и направляется туда, где наметил встречу с Геральтом. О странных симпатиях Торувьель он еще успеет с ней поговорить, а вот со своими страстями разбираться посторонним не позволял. Он и сам не знал, к чему приведет его увлеченность, сам не понимал, зачем прыгает в этот омут, но упорно не желал разбираться в собственных чувствах. Ему впервые за долгое время было хорошо, и Яевинн намеревался получить от этого все, что было возможно, даже если потом его будут ожидать лишь горечь и разочарование.
***</p>
Геральт сидит на маленьком табурете в скромной лачуге, что находилась за воротами города, и недовольно чешет слегка отросшую щетину. Не мешало бы побриться.
Его полдня обвиняли во всевозможных грехах, которые он не совершал, пилили, срамили и принуждали действовать, при всем при том, что ни одна живая душа не заикнулась о плате за последующий труд. Когда о том заикнулся сам Геральт, кто-то из крестьян начал тянуться к вилам.
— Значит, придется работать на чистом альтруизме? — Седрик слабо усмехается, помешивая травяной чай в котелке, пока Малена собирала на столе скромный ужин. — У них есть доказательства, что это оборотни?
— У них есть трупы с характерными следами когтей на них.
— Но на площади ты сказал, что такие следы можно подделать.
— Верно. Поэтому я ничего и не утверждаю. Я ведьмак, а не частный детектив.
Малена ставит перед присевшим за стол Седриком миску с похлебкой, а сама усаживается ему на коленки. Мужчина был явно не против такого поворота событий и весьма любовно принялся оглаживать стройные женские ножки.
— Недурно вы здесь обжились. — Геральт цепляет деревянной ложкой плавающую в миске картофелину и отправляет в рот.
— Получше того гадюшника, что зовется эльфийским кварталом. — Малена раздосадованно фыркает, хлопнув ладонью по столу. — Это надо было так нас унизить!
— Будет тебе, mo elaine [моя красавица], это уже хорошее начало. — Седрик ласково касается носом щеки эльфки, на что та тотчас отвечает улыбкой. — Хотя ситуация и вправду не из лучших. Вчера одного эльфийского мальчика обвинили в воровстве, а в таверне чуть не произошла драка.
— Позволь угадать, — бубнит Геральт, дожевывая кусок хлеба, — на расовой почве?
Седрик в ответ молча кивает, наконец тоже взявшись за еду. Чуть позже он также рассказывает гостю о краснолюдских захоронениях, где, как ему кажется, есть признаки магических аномалий, а также сообщает, почему Иорвет не присутствовал на собрании по случаю нахождения изуродованных трупов.
— Да, впервые за долгое время я видела его увлеченным чем-либо, кроме этой идеи с Саскией и Вергеном. — Малена почти не притрагивалась к еде, только оживленно вставляла комментарии в размеренное повествование Седрика, то и дело перебивая обоих мужчин, хотя никто особо не возражал. Особенно Седрик. — Они вынесли Киарана засветло, может быть у этой ведьмы что-то и получится.
Геральт не питал иллюзий на этот счет, хотя уже начал сомневаться. Он быстро доел похлебку, поблагодарил хозяев и вышел, направляясь на встречу с Яевинном. В груди разливалось какое-то приятное тепло, а ноги будто сами по себе ускоряли шаг, и Геральт невольно чертыхнулся.
— Ну вот, дожил. Скоро я превращусь в Лютика и буду петь тошнотворные куплеты про любовь под дверями его дома.