Часть 15. Немного магии, немного любви (1/2)

Геральт заходит в небольшую каюту, где, судя по всему, прежде складировались швабры для мытья палубы да всякий мелкий инвентарь, и прищуривается, ожидая, пока зрение адаптируется к полумраку. Пара висевших вплотную друг к другу гамаков, сделанных из сетки для ловли рыбы, мотались пустыми, на полу уютной горкой лежали чьи-то окровавленные тряпки и разорванные куртки, а в самом дальнем углу, уперев локти в колени, сидел на какой-то перекладине Золтан Хивай собственной бородатой персоной, всем своим видом выказывая несвойственную ему чрезмерную задумчивость и напряженность. Геральт, откашлявшись, садится рядом.

— Какой-то ты невеселый, Золтан. Такой вид, будто наступил в кучу дерьма.

— А я, чтоб его, возможно и наступил, только вот еще сам того не понял. — Краснолюд сплевывает на пол, скривившись. — Не нравится мне то, что среди «белок» творится. Сосунки Иорвета то и дело ругаются с отрядом Яевинна. Когда барку брали их еще что-то объединяло, а сейчас собачатся из-за каждого куска тряпки, которой можно подтереть зад.

— Я думал вас всех объединяет общая цель.

— Общая цель? — Прыснув в бороду, говорит бородач. — У большей части этого молодняка в башке ветер херачит, как во чистом поле. Вряд ли без своего папочки они способны принимать здравые решения. А того я-то знаю, что ведет. И у этого чего-то явно большие сиськи, задница-орех и пара стройных ножек в придачу.

Геральт улыбнулся одними губами, уперев взгляд в мыски своих видавших лучшее время сапог.

— Он, конечно, не такой засранец, как может показаться. — Продолжал тем временем Хивай, пожевывая мелкий прутик старой соломы, которой был набит лежащий рядом с перекладиной тюфяк. — И, как видишь, не лишен сострадания или благородства. Но гордость, чтоб ее, и самоуверенность, да еще и задетое самолюбие, теперь разъединяют народ. Даже наши парни, эти дурни безголовые, и то прутся выяснять, за кем почтеннее идти — за Иорветом или Яевинном!

В приоткрытой двери каюты, через которую едва ли проникал тонкий лучик света, мелькает чья-то знакомая фигура с длинными черными волосами. Геральт снова упирает взгляд в сапоги.

— А еще и эти волколаки, будь я проклят. Вот ведь принесла нелегкая, целая стая! Только чую, у девахи ничего не выйдет. Скопытятся они, как пить дать. А она ведь старается, бегает за ними, чего-то все шепчет, травами пичкает. Она кто, ведьма что ли?

Ведьмак слегка прикрывает глаза, вспомнив совсем недавно увиденное мертвецки-бледное лицо Вальги, и ведет затекшим плечом.

— Она не друидка, это точно. Но мой медальон вибрирует, когда она рядом, значит что-то в ней есть. Если продолжит изнурять себя в том же духе, то первым покойником в стае будет она сама.

Фигура в дверном проеме мелькает вновь, и тут Геральт уже твердо убежден, что это Яевинн. Он встает, отряхнув штаны от разбросанной по лавке соломы, и откланивается, держа курс за тем, кто направился прямиком в трюм. Стараясь не прихрамывать на пораненную ногу, эльф довольно шустро миновал косящихся в его сторону бойцов Иорвета, и тяжело выдохнул лишь в тот момент, когда оказался в одной из клетей, где висел сооруженный из каких-то тряпок гамак. Беженцы ютились в одном углу, стараясь не мешаться ни у кого под ногами; кто-то помогал заботиться о раненых, кто-то умудрился затащить на барку немного снеди и теперь старался разделить эту пищу среди своих спасителей в знак благодарности. Яевинн садится на пол и снимает повязку — рана начала воспаляться.

— И кто умудрился так криво тебя замотать?

Яевинн не услышал, почувствовал приближение ведьмака. От него пахло дубленой кожей и травами, кровью и смазкой для меча. Но было еще что-то, — нечто на уровне эмоций, чувств, — и это почему-то заставляло кровь быстрее бежать по венам.

— Как ты мог заметить, в нашем отряде нет лекаря. А прибегать к помощи знахарки Иорвета я не стал.

Геральт присаживается на корточки и стягивает перчатки.

— Мог бы меня попросить или наконец обратиться к Вальге.

— Ты был занят разговором с нашим мудрым полководцем, — Яевинн усмехается, оголив белоснежные, ровные зубы, — а девчонка лежит без чувств в одной из кают. Ей позволили отоспаться перед тем, как идти выполнять свою часть уговора.

Ведьмак бросает взгляд в противоположную часть трюма. Там, куда он положил Вальгу, когда нашел ее без сознания, ее уже не было.

— Какого уговора?

— Должен заметить, пение Лютика определенно способно испортить даже такой хваленый слух, как у тебя. Об этом известно уже всем: девушка будет лечить Киарана, однако лично я склонен полагать, что ее труды обречены на фиаско. В ней нет той силы, на которую надеется… Bloede arse!

Пальцы Геральта ощутимо надавливают на края раны, и кровь снова начинает тонкими струйками сочиться наружу. Мужчина достает из нательной сумки один из эликсиров, зубами вытаскивает пробку и щедро льет на воспаленную плоть. Яевинн вновь ругается, на этот раз еще более изысканно.

— Как много некрасивых слов ты знаешь. — На губах Белого Волка играет легкая улыбка и он вновь тянется к сумке, на этот раз достав оттуда баночку с какой-то мазью. — Травница из Биндюги обещала результат в кратчайшие сроки. Во всяком случае, у меня есть еще несколько эликсиров в припасе.

Яевинн следит за тем, как ведьмак аккуратно касается его раны, одними кончиками пальцев, словно опасаясь причинить ненужную боль, а потом также аккуратно делает перевязку, время от времени бросая на эльфа быстрые взгляды.

— С таким лекарем не страшна ампутация.

Геральт криво ухмыляется, метнув на собеседника пронзительный кошачий взгляд.

— Конечно, тем более, что мне хотелось бы сохранить каждую часть твоего тела без исключения.

Чушь сморозил, думает про Геральт, заметив, как удивленно взметнулась соболиная бровь эльфа, но когда на чужих губах появляется слабая ухмылка, становится значительно легче. Когда его ладонь оказывается на икре, после чего скользит выше к колену, Яевинн уже было думает, что ему мерещится. Ведьмака посещает тысяча и одна идея за раз — убрать руку, тем самым вернув все на свои прежние, застрявшие на мертвой точке места, продолжить скольжение по чужому бедру дальше, просто замереть аки статуя, в надежде, что другой мужчина все сделает сам, — однако в самый последний момент было решено совершить нечто совершенно не входившее в изначальный план. То, от чего в груди на какое-то время перестало биться сердце, а по телу прокатилась волна приятного жара.

Губы ведьмака касаются чужих губ пылко, резко и внезапно, словно тот боялся, что сейчас эльф просто возьмет и исчезнет, убежит, возмутится; он стоит на коленях между его раздвинутых ног, опустив ладони на согнутые колени командира «белок», слегка возвышаясь над ним, будто стремясь тем самым пригвоздить того к месту. Было абсолютно плевать, что скажут переговаривающиеся где-то неподалеку нежелательные зрители происходящего, или как этот импульсивный поступок отразится на дальнейших взаимоотношениях с Яевинном. Геральт сминал чужие губы в поцелуе, лаская их языком, так и норовя скользнуть между ними во влажный плен рта, но ведьмак ждал приглашения, и ему его наконец предоставили. Васильковые глаза слегка прикрываются от удовольствия, когда широкие ладони беловолосого мужчины скользят по внутренним сторонам бедер партизана, и Яевинн отвечает на поцелуй, схватив ведьмака за ворот куртки и с напором притянув к себе.

— Геральт!