Часть 3. Затишье перед бурей (1/2)
За убийство нескольких стай накеров в фактории платили даже меньше, чем за виверн в Темноводье, хотя с последними было куда меньше возни, несмотря на габариты крылатых созданий, к тому же, испуганные убийством сородичей ящеры порой сами покидали опасное место, предпочитая затем гнездиться в недосягаемых для человека участках, а вот накерам было плевать и на страх, и на безопасность потомства. Юркие и прыгучие, вначале налетающие кучей, будто осы из улья, они заползали глубоко под землю в самый последний момент, после чего уже можно было взрывать их норы, отрезая пути к отступлению, что, кстати, заказчиками не оплачивалось никак, а Седрик не имел склонности продавать свои ловушки и бомбы за гроши.
В кармане было катастрофически пусто, а в голове, напротив, роились тысячи беспокойных мыслей, от которых не было покоя. Геральт всю ночь не спал, разрушая чьи-то логова, гнезда, прибежища да пристанища, совершенно не чувствуя усталости или сонливости. Такое в последний раз случалось, когда он гнался за Саламандрами, полный желания отомстить, уничтожить, а теперь ему покоя не давало стремление узнать правду, вернуться в струю полной опасностей нормальной жизни, обелив собственное имя и репутацию, однако гнетущее ощущение, будто по всему лесу за ним шпионит чья-то пара глаз, и ожидать можно было абсолютно всего, мешало и неимоверно напрягало. Кроме того, тревожило беспокойство за чужую жизнь, хотя Геральт был в большей степени уверен, что Лето не такой уж и отбитый дурак, способный на покушение столь очевидно, с падающим на него подозрением. Однако уверенности то вселяло мало, и ведьмак, сидя на небольшом камне возле сломанного моста, начинал уже по-настоящему переживать, когда вдруг к нему навстречу вышла знакомая фигура, с плавной поступью и горделивой осанкой. Белый Волк едва слышно хмыкает, расслабленно опуская напряженные плечи.
— Я уж хотел идти тебя искать.
— Вопрос категорической важности задержал меня, и я полагаю, тебе также захочется узнать кое-какую информацию.
— Надо полагать, поход к троллю отменяется.
— Наличествуют вещи поважнее тролля, Геральт. — Серьезно говорит Яевинн, подходя совсем близко и прищурив свои извечно внимательные васильковые глаза. — У нас есть свидетель, который видел, как Лето напал на наших воинов прямо у этого спуска к реке. Ведьмак знает, что моему отряду известна его тайна, и я более чем уверен, он начнет действовать, как только появится возможность.
— Он угрожал тебе?
— Можно и так сказать. По ту сторону реки, — эльф кивком головы указывает на зеленеющий в туманной дымке берег, — поселились оборотни, и Лето наверняка как-то использует это в своих целях.
— Натравить оборотня не так-то просто, многие из них неуправляемы в определенные фазы луны. — Геральт слегка кривит губы, бросив взгляд на ту сторону реки. — Зато можно приманить их на определенные запахи, а также имитировать следы от когтей зверя. В любом случае, дело дрянь.
— Пока что Лето пользуется доверием Иорвета, однако и Лиса начинают терзать сомнения. Его отряд также начинает подозревать ведьмака. Жаль только Киаран находится на барке для заключенных и не может подтвердить эту информацию…
— Я могу сходить на барку. — Медленно тянет ведьмак, скрестив руки на груди. — Но сдается мне, этот ваш Иорвет просто так мне не поверит. Почему ты просто не скажешь мне, где искать Лето? Тогда не придется все так усложнять.
Скоя`таэль какое-то время молчит, глядя на человека в упор, и в его глазах мелькает нечто, похожее на беспокойство и тревогу. Он не любил, разучился за столько лет, проведенных в вечных скитаниях и войнах, говорить о том, что лежало на душе, а потому отвечает резко, обрывисто, желая придать своей речи оттенок некой сухости и черствости.
— Я не хочу, чтобы ты погиб, Gwynbleidd. Если отряд Иорвета также будет на нашей стороне, то у тебя будет хотя бы какое-то прикрытие. Мы загоним его в ловушку все вместе, и тогда он ответит за все свои злодеяния.
— Не стоит тревожиться за мою шкуру, Яевинн. Но может в твоих словах и есть смысл, хотя затягивать я бы не желал, не хочу упустить его из виду.
— Не упустишь. Он совершенно не торопится уходить. Кто-то или что-то держит его здесь.
Выражение лица Геральта становится задумчивым, а взгляд острым. Он хотел было что-то сказать, спросить нечто, но внезапно со стороны реки раздается громоподобный грохот, недовольный рев, и каменная лавина сплошной стеной опадает в плавное течение реки.
— Какого черта?
Ведьмак подходит к уступу первым, держа наготове серебряный меч, и его зрелищу предстает весьма странная картина: тролль, ковыряющийся в куче бутылок недалеко от обломков моста, проверяя каждую из них на наличие хотя бы капли спиртного внутри.
— Ты когда-нибудь видел тролля алкаша?
— Признаться честно, нет. — Яевинн удивленно вскидывает бровь, когда существу наконец удается откопать недопитую флягу с каким-то пойлом и он принимается с жадностью поглощать остатки, едва ли не постанывая от удовольствия. — И я должен отметить, что это отвратительное зрелище.
— Наверное, спускаться стоит только с канистрой самогона в руке.
— У меня есть немного вина с собой.
Яевинн уже было делает первый шаг к оставшимся целыми камням у обломков моста, как тут на его запястье ложится чужая рука, уверенно, но будто бы бережно сжимая, и от этого прикосновения по телу вдруг пробегают сотни мурашек.
— Из нас двоих все-таки ведьмак я. Поэтому, если ты не против…
***</p>
Поганки кипели в маленьком котле, изредка всплывая на поверхность подталкиваемыми снизу мухоморами, испаряя на редкость неприятный запах, немного отдающий гниющим зловонием. Вальга медленно мешает деревянной ложкой содержимое, нашептывая себе под нос известное ей с юности заклинание, стараясь отвлечься от неприятных мыслей, что не покидали ни на секунду. Она боялась отравления, поскольку в последний раз прибегала к подобному обряду лишь в присутствии старших женщин семьи под их неустанным контролем; она боялась, что ничего не получится и максимум, что ей светит — ходить по окрестностям с видом сбежавшей из дома для умалишенных, абсолютно не соображая, что творит и куда направляется; и наконец, она боялась того, что может увидеть. Ее кузен, единственный оставшийся в живых родственник, находился в плену, хотя обычно всех тех, кого люди считали нечистью, убивали не задумываясь, а значит жизнь ему сохранили с целью извращенной, пугающей.
Когда зелье было готово, девушка отчерпывает едва ли меньше половины ложки и, слегка остудив, выпивает, после чего принимается жевать лист плюща до тех пор, пока перед глазами не начинает знакомо кружиться мир. Она встает на ноги, двигаясь в одном ей известном танце, совершая определенное число шагов по спирали и слегка подпрыгивая в полуобороте, пока не падает наземь в практически конвульсионном состоянии и не начинает зреть. Перед ней возникает широкая площадка в темном помещении, будто подземелье, окруженная толпой людей, выкрикивающих что-то, машущих агрессивно руками, а сред них ярким пятном выделяется одна тучная фигура с налысо бритой головой и с толстой золотой цепью на шее. Он радостно сжимает набитый донельзя мешок с золотыми в руке, глядя на то, как на импровизированной арене, заключенный в оковы из чистого серебра, с железным намордником выступает супротив сразу пятерых бойцов…