Часть XII "Казаться, а не быть" (2/2)

Вернувшись в школу, она просидела весь день у себя в комнате, даже не выходила на обед и ужин. Есть не хотелось.

Ей представлялось, что думают о ней его родители, милые мистер и миссис Уизли. Они всегда относились к ней, как к дочери, всегда помогали ей и поддерживали. А она так предала их сына. Мало того — она явилась причиной, по которой перечеркнулась его карьера.

Она теперь думала, что, возможно, была не права. Надо было подготовить его. Может, и правда, надо было подождать год? Пусть бы окончил учебу, чтобы наверняка… Зачем она так поспешила с расставанием? Могла бы и потерпеть… Их встречи все равно были редки, и делать вид, что всё хорошо, она бы смогла.

Почему ей было нужно так срочно порвать с ним? Она и сама не знала. Не могла она его обманывать, и целоваться с Драко Малфоем за его спиной. Пусть это даже была ”разовая акция”.

Что теперь? Гермиона не знала, и все больше и больше увязала в самобичевании.

Вечером она вышла из комнаты в пустой класс магловедения, села за свой стол и заставила себя начать проверку контрольных второго курса. Но работа не шла, она постоянно отвлекалась, надолго уходила в себя и сидела над одним пергаментов по пятнадцать минут. В итоге она вздохнула, отложила контрольные в сторону и подперла голову руками. Слеза капнула на полированную поверхность стола.

Внезапно раздался стук в дверь, эхом отдающийся в каждом уголке полутёмного класса. Гермиона успела вытереть глаза, как дверь распахнулась и уверенной походкой, напевая какую-то песенку, в класс зашел Драко Малфой.

Гермиона застонала, обхватив голову руками. Почему он появляется именно тогда, когда она в полнейшем раздрае?

Он же, тем временем, шел между рядами, и она услышала, как он напевает: «What I gonna do to make you want me? What I gotta do to be heard?»<span class="footnote" id="fn_31395609_1"></span> — ту самую магловскую песню, которую она заставила его прослушать на занятии.

Он подошел ближе и опустился за парту, которая стояла напротив её стола.

— Привет.

Она отняла руки от лица. Злиться на то, что он снова перестал обращаться к ней «мисс», не было сил. Да и стоило оно того, после всех этих событий?

— Привет.

Он пристально смотрел на неё.

— Ты не отвечаешь на мои сообщения, поэтому я пришел.

Она вздохнула:

— Блокнот в комнате. Кстати, об этом, — она помолчала, — сколько стоил этот аймаг?

Перебирая события вчерашней ночи, она вспомнила странную реакцию Джорджа на её блокнот. И решила при случае уточнить свои подозрения.

— Не помню, — обезоруживающе сверкнул улыбкой Драко.

— Ты помнишь, — в упор посмотрела на него Гермиона.

Он легко пожал плечами, как будто всё это не имело значения.

— Ты понимаешь, что ты компрометируешь меня? — она встала и вышла из класса в свою комнату, достала из кармана мантии блокнот и вернулась.

— Возьми, — она отлевитировала на его парту аймаг.

«Святая простота, она думала, что я сам его заколдовал?» — усмехнулся про себя Малфой.

— Мисс Грейнджер, как видите, блокнот иногда играет не последнюю роль в нашей жизни, — он серьезно посмотрел на нее.

— Больше не будет, — устало ответила она. Как он ловко переходил на уважительное обращение, когда ему что-то было нужно от нее. Давил на самолюбие.

— Но мы же условились, что это на время наших занятий, — напомнил ей Драко, не теряя надежды уговорить Гермиону.

— В последнее время мы не использовали его по этому назначению, — проговорила она.

— Зато использовали для других целей и весьма успешно, хочу напомнить! — он хитро посмотрел на неё, — я хотел послать вам патронуса, мисс Грейнджер, но это скомпрометировало бы вас куда больше, как я понимаю.

Гермиона не могла не признать, что он прав. Но, судя по всему, этот аймаг стоил больших денег, и позволить его себе мог далеко не каждый волшебник в магическом мире. Что-то вроде мобильных телефонов, которые как раз появились в магловском мире, некоторые из них были достаточно дорогими. Джордж в состоянии был сложить очевидные факты: у нее оказался этот аймаг, на который пришло сообщение, что Рон в Дырявом котле, и некто, кто был там с ним ранее, заплатил долг за него. И вишенкой на торте — они с Роном расстались. Джордж явно сделает соответствующие выводы, что у Гермионы кто-то есть. Тот, кто дарит ей аймаг, и из-за кого она бросает его брата.

Думать об этом было невыносимо. Конечно, что это именно Малфой, Джордж не догадается, если Рон ему не скажет, кто был с ним в пабе. Но факты, которые её порочат, на лицо. Она вздохнула и посмотрела на Драко, который пристально наблюдал за ней.

— Малфой… Оставь меня, пожалуйста, — слезы вдруг стали невыносимо жечь глаза, и она отвернулась. Ей не хотелось, чтобы он видел её слезы.

Скрипнул отодвигаемый стул, и она почувствовала, что он приблизился к её столу. Гермиона сморгнула слезы и покосилась на него. Малфой переставил свой стул рядом с её стулом и сел.

— Грейнджер, что случилось? — без тени насмешки поинтересовался он.

Когда задаешь подобные вопросы человеку, который силится скрыть заплаканные глаза, эти слова как будто являются спусковым крючком. После них сразу хлынут слёзы. У Гермионы именно так и произошло. Не известно, что послужило тому виной — его голос, в котором прозвучало участие, или просто одно его присутствие — но она разревелась, не в силах больше сдерживаться. Целый день она глотала этот комок в горле, держалась из последних сил. И казнила себя за то, что произошло с Роном.

— Можно закрыть двери?

Гермиона кивнула, не глядя на него. Слезы лились непрерывным потоком.

Она услышала, как Малфой вздохнул, прошептал что-то и двери захлопнулись.

— В чем все-таки дело, Гермиона? — прозвучало даже ласково, и она поразилась тому, что он назвал её по имени. Как будто он всегда к ней так обращался. Никакой издевки в его тоне не было.

Гермиона подняла на него вымученный взгляд и ей отчего-то стало легче, хотя она и не прочла на его лице ничего. Она не могла понять, почему ей стало легче, — ведь он такой циничный, непредсказуемый. Возможно, она почувствовала себя так потому, что считала свой поступок ужасным, а Малфой делал кучу ужаснейших поступков в своей жизни. Куда ужаснее, чем то, что сделала она. А Гермиона сломала жизнь Рону Уизли.

— Ты не хочешь мне сказать? — он вдруг как-то по-особенному нежно взял её руку, — всё дело в том, что вы с Уизли расстались, так ведь?

— Да. — слезы с новой силой хлынули из её глаз, и она даже не делала попыток вырвать свою руку, которую он слегка поглаживал большим пальцем, — Я… Я сломала его жизнь.

— Вот как. И почему же ты так считаешь? — он говорил с ней тихим голосом, пока она тяжело вздыхала, то и дело пытаясь утереть слезы, которые бежали по щекам без остановки.

— Он так хотел стать мракоборцем. Сдал эти экзамены, учился. Пусть и без особого рвения, но все было хорошо, — слова вылетали стремительно — как бы сами собой. Как будто не было ничего особенного в том, что она плачет в своем классе и рассказывает всё — кому? Подумать только! Драко Малфою. Он ведь далеко не ангел, он не осудит её. — А я всё перечеркнула. Он ни о чём не догадывался, а я просто взяла, и… Сказала ему, что всё. Мы разные, мы не можем быть вместе. Но я не думала, что он… Что он… Что он бросит учебу из-за этого. Из-за меня.

Если он будет смеяться над ней, издеваться и подшучивать, она тут же умрет. Но он не рассмеялся.

— Послушай, ты не в ответе за то, какие решения принимает другой взрослый человек, — он серьезно смотрел на неё, — ты не заставляла его это делать.

— Но это же он из-за меня, Малфой! — эти слова, казалось, с отчаянием вырвались из её души, — если бы я его не бросила, он бы продолжал учиться… Стал бы мракоборцем, построил бы карьеру…

— Откуда ты знаешь, как бы всё получилось, — философски сказал Драко, — Может, он в итоге передумал бы вообще быть мракоборцем. Может, он бросил бы учебу совсем из-за других причин в итоге.

— Я могла бы подождать, — всхлипнула она снова.

— Ты хочешь сказать, что, если бы выбрала другое время для того, что расстаться с ним, ему было бы проще? — голос его звучал спокойно, мягко. Гермиона кивнула, и, не сдержавшись, снова зарыдала.

— Этого бы не было, — он чуть сжал её руку, слегка потянув на себя, как будто бы просил посмотреть на него. Она всхлипнула, и подняла глаза на него, думая о том, какой у неё, должно быть, сейчас ужасный вид, с зареванным лицом.

Малфой же продолжал:

— Хорошо, представим, что ты не рассталась с ним сейчас. Он бы закончил учебу, и, в чем я лично сомневаюсь, но вдруг — стал бы мракоборцем. Ты думаешь, ему легче было бы, если бы ты бросила его после того, как год ждала? Он бы вернулся, а ты ему — «мы разные, нам надо расстаться»? Он бы справедливо спросил, чего ты ждала год?

Гермиона судорожно вздохнула. Драко удовлетворила такая её реакция:

— Дальше. Допустим, ты посчитала бы, что нужно немного подождать с расставанием. Через месяц, два, полгода — он бы сделал тебе предложение. И что, ты в этот момент бы выдала ему, что вам нужно расстаться? Согласись, это было бы жестоко. Опять возник бы вопрос, а чего, собственно, ты тянула?

Гермиона молчала, глядя на него.

— А еще был бы вариант, что в какой-то момент ты бы забеременела — и все! Никуда бы не делась. Ждала бы, пока ребенок вырастет, чтобы уйти? Уизли бы заделывал тебе каждый год-полтора новых. И что же? Такой жизни ты бы хотела для себя?

Гермиона опустила голову и слезы снова полились.

— Отвечай, да или нет?

Она мотнула головой, прошептав «нет».

Малфой удовлетворенно кивнул.

— Итак, что мы имеем: не бывает удачного времени, чтобы расстаться. Но чем раньше, тем лучше. И если бы он не бросил учебу, ты бы считала, что весьма удачно отделалась от Уизли, не так ли?

— Малфой! — она сдавленным голосом прошептала, — Это не так… Он дорог мне… как друг. Мне так жаль его…

— Пусть так. — он откинул волосы со лба, тряхнув головой, — Ты бы встречалась с ним из жалости всё это время? Я не знаю Уизли так, как знаешь его ты, но я бы не хотел, чтобы со мной встречались из жалости, — он прямо посмотрел на неё, — Неужели у него нет гордости и ты думаешь, ему бы хотелось, чтобы всё, что держало тебя с ним — это жалость?

Она снова посмотрела на него. Нет. Она не думает, что Рону бы хотелось этого.

— Тогда твой этот мазохизм ни к чему, — подытожил Малфой, продолжая держать её руку в своей, — Успокоилась?

Слёзы вдруг снова полились из глаз, и она закрыла лицо рукой. Вторую она так и не отняла у него.

— Что-то еще? — терпеливо произнес он.

— Его семья… Джинни… Его родители… Да даже Гарри! — плакала она, — Они же все будут считать меня виноватой… Они возненавидят меня…

— Ну, если Поттер тебе хороший друг, навряд ли он окажется таким мудаком, что из-за этого возненавидит тебя, — вот тут Драко слегка ухмыльнулся, — Он поймет. Может, не сразу, но поймет. И его жена тоже. Вы же гриффиндорцы! Почему ты думаешь, что все должны тебя ненавидеть из-за этого?

— Но его родители… Они… — окончание фразы потонуло в судорожных рыданиях. Она и сама не поняла, как это произошло, но крепко сжала его руку.

— Хватит, — он переложил её руку из своей правой ладони в левую, и достал свою палочку. Наколдовал стопку салфеток и подал одну ей, — Вытри лицо. Это же бессмысленно — так себя терзать.

Она взяла салфетку и вытерла щеки, мокрые от слёз. Судорожно вздыхая, она посмотрела на него. Он был такой спокойный, уверенный в себе, и всем своим видом показывал ей, что все её переживания — пустое.

— Легче? — он проследил за её движениями, — Ну, теперь расскажи, почему так важно, чтобы его родители тебя не ненавидели.

— Потому что… Они такие хорошие, они всегда относились ко мне, как будто я была тоже их дочерью, — Гермиона снова всхлипнула, — Они всегда меня поддерживали, помогали во всём… И после войны я чувствовала себя с ними лучше, чем со своими родителями… Мои родители, — она вдруг посмотрела на него, — они же маглы… Они не знали, что у нас была война. Я стерла им память и спрятала их в Австралии, на время войны, — слезы снова потоком полились, — и вот потом, когда Волан-де-Морт был побежден, я нашла маму и папу. И родители Рона… Помогали мне в поисках, а потом помогли восстановить им память. Понимаешь, что это значит для меня? — она в отчаянии смотрела на него огромными глазами, из которых лились непрерывным потоком слёзы.

Драко смотрел на неё в ответ, стараясь сдержать эмоции, но рассказанное ею потрясло его. Он не думал, что Грейнджер пережила такую боль. Он действительно не знал, что ей ответить, потому что впервые ему стало жалко кого-то, кроме себя. Она такая сильная, она пережила войну, лично стерла память родителям, не зная, сможет ли восстановить потом, выживет ли сама. Трудно представить, что она чувствовала в этот момент.

Её плечи тряслись от рыданий, и она уже снова закрыла лицо рукой, в которой держала салфетку. И он поддался своему неожиданному порыву — привлек её к себе, прижав её голову к своей груди.

В душе у него впервые за долгое время клубилась не глухая ярость, а что-то светлое, сладостное, но с ноткой боли. Он чувствовал, как она вздрагивает всем телом, как намокает его рубашка от её слез. Он осторожно провел рукой по её плечу, успокаивая, лаская.

Нет, эта нежность была не для того, чтобы вызвать в ней желание, страсть, не для того, чтобы обольстить её. Впервые он успокаивал плачущую девушку, без подтекста, и его душу тоже щемило осознание той боли, через которую она прошла.

— Гермиона, — прошептал он, но она продолжала судорожно всхлипывать, уткнувшись ему в грудь, — Ты слышишь меня? — она кивнула, сжав руку с салфеткой у него на груди, — Неужели ты думаешь, что если они были к тебе добры, то ваше расставание перечеркнет их отношение к тебе? — она затихла. Драко продолжил поглаживать её по плечу, — Неужели ты думаешь, что они делали все эти вещи для тебя только потому, что ты встречалась с их сыном?

Она молчала, рвано вздыхая.

— Они не возненавидят тебя, вот увидишь, — он говорил тихо, но твёрдо, — Да, конечно, скорее всего, им бы хотелось, чтобы ты вышла замуж за их сына. Потому что ты хорошая девушка, и я уверен, они любят тебя. Они поймут. Я думаю, им бы тоже не хотелось, чтобы ты вышла замуж за их сына из жалости.

Она прерывисто дышала, изредка шмыгая носом. Он осторожно высвободил из её руки мокрую насквозь салфетку и подал ей новую. Снова легко прижал её к себе, чуть наклонившись, коснувшись губами волос, проговорил:

— Уизли бросил учебу по собственному желанию. Ты здесь ни при чём. Это было его решение, и ты никак не могла повлиять на него. Пусть он напился вчера от отчаяния — но сейчас-то, когда протрезвел, почему он не отправляется туда?

Она молчала, неосознанно прижимаясь к нему. Мерлин всемогущий, она ревет на плече у Драко Малфоя, и тот успокаивает её, легко гладит по плечу и волосам. Это точно тот самый Драко Малфой, высокомерный, напыщенный хорек?

— Он… Отказывается, хотя и Гарри, и брат его уговаривают, — прошептала она, снова судорожно вздохнув.

— Вот видишь, — он снова говорил, касаясь губами её волос, наслаждаясь этим, — Это значит, что расставание — только предлог. Он не хотел учиться, и бросил бы учебу при первой же возможности. Но теперь у него вроде как есть «уважительная» причина, которую он будет использовать, как объяснение. Не вздумай вестись на это, поняла?

Она неуверенно кивнула, и Драко вдруг прижался губами к её макушке, в легком поцелуе. Осознание этого нежного жеста испугало его, но он подавил это чувство, потому что ему было так хорошо сейчас, когда хрупкое тело девушки прижимается к нему и он гладит её легкими прикосновениями, успокаивая. И, кажется, у него это получается, потому что она дышала уже спокойнее.

Они сидели так, почти в объятиях друг друга, уже долгое время, Гермиона не знала, сколько. Его грудь мерно поднималась и опускалась, и она ощущала её твердость. Она слышала, как его сердце билось, и билось быстро. Он тоже волновался? Это открытие поразило её. Она дернулась и отстранилась, пряча глаза.

— Прости, я… Не знаю, как так получилось, — она смотрела в сторону.

— Всё нормально, — услышала она его голос.

Ей пришло в голову, что его рубашка насквозь промокла в том месте, где она уткнулась ему в грудь лицом. Она порывисто обернулась, посмотреть на его одежду, и встретилась с его внимательным взглядом. Почувствовала, что краснеет.

— У тебя вся рубашка мокрая, давай я… — она потянулась к своей палочке.

— Да ладно тебе, я знаю нужное заклинание, — теперь он подтрунивал над ней. Она подняла глаза и увидела, что он чуть улыбается, без издевки. Как будто рад, что она наконец успокоилась.

— Не знаю, зачем я тебе это всё вывалила, — она нашла в себе силы смотреть ему в глаза.

— Ну, я надеюсь, тебе стало легче, — он хитро посмотрел на неё, — могу я попросить об одолжении, в ответ на то, что я был твоей жилеткой сегодня?

— Малфой! — он никогда не изменится. Она приготовилась услышать опять просьбы о поцелуе.

Он ухмыльнулся, казалось, поняв её мысли. Поднял руку и в ладонь прилетел её аймаг. Он протянул его ей.

— Оставьте его себе. Пожалуйста, — он серьезно смотрел ей в глаза, — Мне будет очень приятно. Может быть, вам когда-нибудь захочется мне написать, — он чуть улыбнулся.

— Малфой, — она смотрела на него в замешательстве.

— Всего одно ма-аленькое одолжение, мисс Грейнджер, — протянул он, снова переходя на уважительное обращение, как всегда, когда хотел усыпить её бдительность, — Просто оставим всё, как было, идёт?

Она смотрела на него долгим взглядом.

— Хорошо. — наконец сказала она, поднимаясь и взяв блокнот в руки.

— Я рад, — проговорил он, тоже поднявшись со стула, — а теперь то, что ты хотела, чтобы я попросил.

И, прежде чем она успела понять, что происходит, его руки уверенно и крепко обвили её талию, а губы оказались на её губах, целуя с возрастающим желанием и напором. Она вдруг ощутила беспомощность, блокнот выпал у неё из руки, и ей казалось, что последняя сила воли тоже упала вместе с аймагом. Драко целовал её, запрокинув ей голову, придерживая за затылок под волосами. По нервам как будто побежал ток, который вытаскивал из неё те ощущения, о которых она не знала раньше. И, прежде чем забыть обо всем на свете, она поняла, что тоже обнимает его и целует. И где-то на краю своего сознания она признавала: да, она этого хотела. Да, ей это нравилось. Ей становилось страшно от этого осознания, от понимания того, как легко он рушит её стены защиты, от того, с каким удовольствием она отдается этому волнующему чувству, которое просыпается в ней каждый раз, когда он вот так её целует.

Малфой резко прервал поцелуй, нависнув над ней и глядя ей в глаза. Он тяжело дышал, и она тоже почти задыхалась, глядя на него. Тонула в его серых глазах. Он осторожно отпустил её, отстранившись.

— Доброй ночи, мисс, — чуть хриплым голосом проговорил он.

Она, выдохнув, кивнула, и он стремительно покинул класс. Как только он вышел, Гермиона без сил опустилась на стул, не зная, что ей делать, заплакать или порадоваться той мысли, какие яркие чувства пробуждает в ней Драко Малфой.

***</p>

Драко стремительно шел по коридорам Хогвартса, пытаясь успокоится. Прохладный воздух остудил его мокрую рубашку, напомнив о том, как она плакала, прижимаясь к нему.

Его передёрнуло. Ему срочно нужно было чем-то занять мозг, иначе он взорвется от всех этих эмоций. Он кинул взгляд на часы: отлично, до отбоя чуть меньше двух часов. Он полетает на метле. Это всегда помогало привести мысли в порядок. Он взял свою мантию и пошел по направлению к выходу из школы.

Неожиданно из-за поворота вышел Блейз.

— Эй, Малфой, подожди, — окликнул он его.

Драко раздраженно остановился.

— Всё нормально? — Блейз пристально рассматривал его.

Малфой нетерпеливо передернул плечами.

— Да. Иду немного полетать перед отбоем.

Забини очень удивился:

— Там дождь.

— Похуй, Блейз, — Драко сделал нетерпеливое движение вперед.

— Я пойду с тобой, — он не отставал, все еще присматриваясь к другу. Думает, Драко пьян или под чем-то.

— Нянька мне не нужна, — фыркнул Малфой.

— Как знать, — многозначительно протянул Блейз, приноравливаясь к его быстрому шагу.

На квиддичном поле Блейз остался под навесами, а Драко направился в раздевалку, чтобы надеть форму и взять метлу. Он быстро переоделся и поспешил выйти на поле, стены вокруг давили.

Он стрелой вылетел из раздевалки и промчался на метле вдоль трибун. Забини заулюлюкал ему в след, когда он молнией пролетел мимо него.

Драко летал над полем, пролетая в кольца, выделывая опасные пируэты и то и дело ускоряясь, когда непрошенные мысли лезли ему в голову. Он не знал, сколько прошло времени, но был уверен, что Блейз ему крикнет, когда пора будет спускаться.

Дождь усиливался, и видимость становилась всё хуже. Малфой не обращал на это внимания, ориентируясь на свои ощущения и мышечную память.

Грейнджер рассталась с Уизли. Если раньше рыжий был неким стимулом для её работы в министерстве, гарантом, что она будет там работать, то теперь всё изменилось. Драко думал, что, если Грейнджер расстанется с ним, то не пойдет работать в министерство из-за этого. Но Уизли неожиданно самоустранился — это ясно, что теперь в министерство он не попадет. Для Грейнджер открыт путь, правда, если она сама не взбрыкнёт. Малфой считал, что еще немного, и он будет иметь на неё достаточное влияние, чтобы уговорить её не прозябать преподавательницей в школе. И тогда…

Почему ему сегодня так нестерпимо хотелось её успокоить, и непрошенная нежность разливалась по венам, когда он прижимал её к себе, утешая?

Поднажать, чтобы проскочить в петле через кольцо.

То, что он ей говорил, как утешал — это ни в малейшей степени его не трогало. Он делал всё правильно. Чтобы влезть в голову, нужно утешать, говорить то, что хотят услышать. Он выполнил задачу, сто очков Слизерину.

Другое дело, что он говорил то, что ему хотелось, а не то, что подсказывал холодный разум. Холодный разум тогда вообще молчал, давая полную индульгенцию его чувствам. И все эти нежности с ней — тоже результат его желания, а не холодного расчета. Вот, что пугало Драко. Вот что заставляло его ощущать беспомощность против этих его чувств.

Малфой увеличил скорость. Сделал опасный кульбит и краем уха услышал, как Блейз взволнованно что-то прокричал.

Неужели он запал на неё? Как придурок Маклагген на ловкую Пэнси?

Увеличивай скорость.

Это пройдет. Он скоро добьётся своего, они переспят, и это пройдет.

А ведь он мог бы уже сегодня её трахнуть. В таких вещах Драко не ошибается, она его хотела, и он был бы достаточно убедителен, чтобы перевести все на новый уровень. Разложил бы её прямо там, на её учительском столе. Так какого Годрика он не сделал это? Что за ебучее благородство? Пришел, утешил, по головке погладил, и свалил?

Ускоряйся.

Потому что она сегодня была такая разбитая, такая беззащитная, что он просто не мог себе позволить этим воспользоваться. Потому что долбанный холодный разум молчал, расчет тоже заткнулся, выпуская на волю то, что Драко всеми силами всегда давил в себе: искренние чувства.

Еще рывок, поднажми.

Блейз что-то недовольно кричит. Сейчас, Забини, еще круг.

Драко Малфой не должен чувствовать то, что чувствовал. Это делает его слабым, уязвимым, а потом, не успеешь оглянутся, и тебя уже вовсю используют. Как Пэнси своего мракоборца и Маклаггена. Это он должен использовать, а не его.

Еще рывок, еще быстрее.

Её горячие слезы, её судорожные вздохи у него на груди.

Быстрее.

Её дрожь во всем теле, когда он целовал её, как она отвечала ему на поцелуй, вцепившись в его плечи. Её глаза, в которых он тонул, когда она так на него смотрела.

Блейз уже вскочил на ноги и возмущенно машет рукой.

Сейчас.

Внезапный порыв ветра отбросил его форменную мантию, намотав её вокруг металлической трубы, когда Драко пролетал мимо кольца. Траектория полета резко изменилась и отдачей его сильно ударило об столб. Всё завертелось вокруг, в яркой вспышке невыносимой боли. Он слышал крик Забини, камнем падая вниз, полностью потеряв ориентацию в воздухе.

Спасительная темнота в голове накрывала его волной, изгоняя сознание новой болью от удара о землю. Последнее, что он увидел, было перекошенное страхом лицо Блейза, который что-то кричал.

***</p>

Сова яростно долбилась в окно Мэнора. Нарцисса Малфой нахмурилась: что за манеры, присылать сов в такое время? Неужели нельзя подождать до утра? Она встала с кровати, накинув атласный халат, всматриваясь в птицу за стеклом.

Внезапно озноб прошел по её спине: это была школьная сова, но не филин Драко. Она торопливо открыла окно, впуская её.

— Кто там, милая? — заспанный голос раздался со стороны кровати.

Нарцисса дрожащими руками развернула письмо, глаза заметались по строчкам. Она повернулась к фигуре, которая поднималась с кровати в полумраке спальни, и её голос сорвался:

— Драко разбился на метле.