Глава 12. Поговорим? (1/2)
У Се, поглядывая на дверь небольшой гостиной, вёл непринужденную беседу с Ли Цу и, присоединившимся немногим позже, Лю Саном. Постепенно узнавая мальчишек поближе, он делал нехитрые выводы для себя.
Час, полтора, два. Когда пошел третий час их посиделок, а Чжан так и не появился, Наивняшка всерьез забеспокоился. Извинившись и, сказав мальчишкам спокойно продолжать пить чай без него, он поднялся и, прихватив кружку с крепким чёрным чаем, направился наверх.
Грудь болела. Все же такие раны быстро не проходят. Но сейчас было плевать на собственное состояние.
У Се хотел прояснить с Цилином одну вещь. Одну деталь, прошедшую сквозь все десять лет. То, о чем они оба молчали и не говорили, держа друг друга в наведение. Им нужно было поговорить о том, что осталось за дверьми их домика. То, чего не знали другие.
- Сяогэ, - проходя в свой кабинет, позвал У Се.
Почему-то то, что Цилин находится именно здесь, прочно сидело в мозгу. На втором этаже У Шань Цзюй было много жилых комнат, в которые мог пойти Чжан.
- Наговорился? - парень строго посмотрел на мужчину. - Ри Шань отпустил тебя только с условием, что ты будешь лежать ещё две недели, а не включишься в работу в первый же день. Такие раны не шутка. Они серьёзные и долго проходят.
Наивняшка, молча покивав головой, прошёл к столу и поставил кружку с чаем перед Чжаном. Пододвинув стул, он сел напротив парня.
- Может поговорим о том, что ты и я скрываем друг от друга? - У Се старался выглядеть непринужденно. - Все думают, что ты бросил меня с ребенком на долгие десять лет. А вернувшись, слишком опекаешь. Люди не поймут, если ты продолжишь шлепать меня при всех. Ты знаешь, я готов простить все, что угодно тебе. Но давай оговорим некоторые моменты. А то, боюсь, Пан Цзы будет смеяться, что тридцати семилетнего дяденьку отходил по заднице один вспыльчивый Цилинушка.
Чжан раздраженно фыркнул, двигая к себе кружку. Ему не сильно хотелось говорить о прошлом, но похоже, этого разговора все же не избежать.
- Зло во имя любви. Я не умею заботиться о других, - Цилин, отвёл взгляд.
Глупо говорить о заботе, которую он скрывал все десять лет. Да и причинять вред своему сокровищу при других - это была особая, понятная только ему, забота.
- Ну да, ну да, - У Се улыбнулся. - Янь Ли, когда ты держал её на руках в машине, не капризничала и улыбалась. Она плохо засыпала по ночам и, скорее уж это я засну быстрее, чем она. Но вот что странно. Через месяц после твоего исчезновения она стала спать, улыбаясь во сне.
Цилин молчал. Конечно, Наивняшка был больше похож на отца, чем он. Но и обмануть его было сложнее, когда дело касалось дочери. Солгать, что девочка взрослела - было глупо и неразумно.
- Сяогэ, ты действительно думал, что я не замечу? - мужчина больше не мог ходить вокруг да около и притворяться, что ничего не было. - Янь Ли часто оставалась одна дома. Я приходил домой уже глубокой ночью. Ребенок, который никогда не ложится спать без колыбельной и взрослого рядом с собой, мирно спал один дома. Ты хорошо маскировался. Но меня не обманешь. Мне рассказать тебе обо всем самому или ты сам?
- Я не знал, правильно ли поступаю. Наблюдать за тем, как ты разрываешься между воспитанием ребенка, работой, учебой и другими делами, было больно, - медленно начал Цилин, избегая смотреть в глаза человека сидящего, напротив. Было стыдно. - Не знал, где искать клан Ван и, чтобы не беспокоить, тайно по ночам приходил. Днём не мог. Боялся, что, если мы станем разговаривать, я не смогу уйти и сделаю тебе только хуже. Прости.
- Пусть не сразу, но я стал догадываться. Ты никогда даже намека не давал на то, что чувствуешь. Я очень надеюсь, что от моей готовки у тебя не болел живот, - У Се усмехнулся. Что ж. С мертвой точки они всё же немножечко смогли сдвинуться. – Сяогэ, почему, после возвращения, ты не пожелал вспоминать об этом? Чего ты боялся?
Чжан молчал. Говорить о том, что он боялся не вспомнить дорогих себе людей – было глупо и неправильно. Не так он представлял себе встречу с У Се и Янь Ли. Совершенного не исправить. Он мог только двигаться дальше, по новой выстраивая отношения. Но его всегда останавливало лишь одно – а как отнесется У Се к его эгоистичному желанию забыть все?