9. А трава пахнет детством (2/2)

— …понятно. Ладно, давай, — невесело договорил с хозяином квартиры Артём, поворачиваясь к Антону. Очевидно было, что Данила здесь тоже нет. Доброхотов лишь мотнул приятелю головой, и они отправились дальше.

Во время их петляний по дворам между панельными домами на улице уже успело окончательно стемнеть. Пришлось позвонить Оксане и сказать, что вечерняя партия в UNO отменяется. Печальный голос сестры лишь добавил тяжести и без того отнюдь не весёлому занятию Антона на вечер. Им пришлось бродить ещё около часа по району. Артём водил его по разного рода домам, из раза в раз набирал цифры на клавиатуре домофона и спрашивал один и тот же вопрос, ответ на который всегда был одинаковый. Оба уже начинали замерзать даже с учётом постоянного движения, и это чувствовалось, когда они в очередной раз стояли у чьего-то подъезда. Пальцы на ногах Антона холодели, и он был уверен — Доброхотов чувствует то же самое. Опять шмыгнув носом, последний попрощался по домофону который раз за день и повернулся к Шастуну. Он выглядел очень уставшим, замёрзшим, но более всего — взволнованным, что видно было в нахмуренных бровях и бегающих где-то вдалеке глазах. В голове у парня явно рычал мотором Феррари скоп напряженных мыслей. Антон посмотрел в экран телефона на время. Девятый час.

— Есть ещё места? — спросил он проходящего мимо Артёма, на чьём лице выражалась концентрированная смесь напряжённости и недовольства.

Тот не ответил сразу, принимаясь опять идти по лишь ему известному маршруту. Антон поспешил догнать его, а когда хотел было переспросить вновь, то Доброхотов ответил:

— Есть. Последнее. Очень не хотел туда идти.

Шастун поравнялся с ним, заглядывая в лицо.

— Далеко?

— Да, к сожалению. Придётся здесь переться, потом мимо школы, — он принялся рисовать в воздухе указательным пальцем схематичное подобие их маршрута в пространстве, — и через частные дома к заводам.

Это место уже было Антону косвенно знакомым — всё-таки, успел достаточно хорошо выучить округу за время своего пребывания.

— Блин, это же прямо далеко, — констатировал он.

— Да не то, чтобы, на самом деле, — Доброхотов качнул головой. — Если шустро пойдём, то через минут двадцать-двадцать пять там будем. Тут в другом дело, — Антон, после того как перешагнул ухаб на дороге, посмотрел на него. — Там ссыково очень. Да, это, конечно, наш район, и на улице нам сделать ничё не должны, но всё равно ты уши не развешивай и глаза под ноги не пяль.

Шастун уверенно кивнул и ускорил шаг вслед за Артёмом, который втянул носом все свои собравшиеся сопли, громко хрюкнул и с довольно большой скоростью ловко выплюнул их в снег. Антон порядком восхитился такими умениями в меткости, но говорить ничего по этому поводу не стал. Он решил спросить про другое.

— Данил, получается, твой самый близкий друг, да? Я вижу, что вы всегда вместе, — Артём покивал с тихим «ага», и Антон продолжил: — Давно друг друга знаете?

На это Доброхотов очень громко прыснул, что заставило улыбку на лице Шастуна расползтись с огромной скоростью: в интонации этого смешка было что-то такое привычно-Доброхотовское. За время их сегодняшних хождений Антон не слышал эту интонацию практически ни разу, а оттого приятно было знать, что напряжение ещё не выело в том всё до самого конца.

— Да мы с садика вместе. С яселек даже, — Антон с искренним удивлением скорчил губы и кивнул головой пару раз, внимательно смотря на глядящего вдаль приятеля. — Потом в школу пошли в один класс. Вот так, всё время рядом.

— А как так вышло, что он... — не мог не задать этот вопрос Шастун. Артём мгновенно понял, про что он, и появившийся пару секунд назад весёлый говор мгновенно исчез, опять сменяясь скорбью и тяжестью в лице. Антону резко стало очень неудобно и стыдно за это — только послышался в порядком нервничающем голосе Артёма проблеск лёгкости, как Шастун его сбил, — но он поспешил пояснить: — Нет, нет, ты не пойми. Мне просто интересно стало. Вот вы же вместе всегда? А как так вышло, что он втянулся, а ты нет? Очень удивительно.

— Ну... Не знаю, — как-то лениво и с неохотой он пожал плечами, хоть на вопрос и продолжил отвечать. — Может, семьи разные. Или, это... Судьбы разные даже, типа. Семьи-то у нас не слишком отличаются. Тем более, что в начальной школе мы всё у моей мамы тусовались. На двоих её компанию делили, если можно так сказать... — в паузах их разговора слышно было, как снег скрипел под ногами. Антон смиренно ожидал продолжения, зная, что в случае Артёма оно обязательно будет. Если бы у Доброхотова был большой словарный запас, то он бы с огромной вероятностью тарахтел без устали. Но паузы в его речи появлялись постоянно, просто потому что у него думать-то не всегда получалось правильно, не то что составлять правильные предложения. Это, как ни странно, умиляло Антона. Возможно, ему просто нравилось, что скудная речь того компенсируется живостью и объёмами рассказов. Доброхотов и впрямь продолжил после молчания. — Мы по малолетке много дряни попробовали. Тоже всегда вместе. Но это так, баловство и всё. А потом... — он опять затих, но видно было, что в этот раз совсем не из-за лимита слов в голове. — У него у бати инсульт случился. И, видимо, с того момента как-то всё по пизде пошло. А батя у него ветеран, короче. Ему в Афганистане чё-то там ёбнуло, и тот без ноги остался. Ну и, там, осложнения какие-то. Да и в целом, мужик войну, вообще-то, прошёл. Надо понимать, что ни хрена это не весело. Но, короче, как-то всё шло до этого вполне нормально, мама у него усердная женщина — моё уважение. И работала, и отцу ихнему помогала на коляске гонять, и даже за Дэном как-то смотреть успевала одним глазом. Вот. И до седьмого класса всё норм было. А потом у бати инсульт.

— Жив?

— Жив, да.

— Недееспособный стал?.. — Антон, имевший большое знание в теме, сделал логичное уточнение.

Артём согласно покивал головой, ещё сильнее хмурясь. Шастун эту его хмурость после услышанного зеркалил.

— Там вообще жопа, — голос Доброхотова стал тише, и впервые, пожалуй, Антон мог слышать его настолько подавленным. — Тот с кровати-то встать нормально не может. И мать, тётя Света, к нему привязана. Живут они теперь только на пособия да пенсии, как она с работы ушла. Кормит его, моет, убирает за ним. Конечно, ей теперь не до сына, куда уж там? Тут один только батин инсульт Дэна переебал. Вот он и сел. Винт был и Крокодил. Всё было. Он то в завязки уходил, то развязывался, — глаза его ушли себе под ноги. Антон ощутил в одну секунду какую-то гнетущую тяжесть, будто что-то его начало душить. Голос Доброхотова был совсем уж тусклый, но даже так он продолжал. — Да знаешь, ладно — наркота. Это-то понятно, что муть дикая. С самого начала я его от этого пытался отцепить. Тут, кстати, тебе и ответ на вопрос, — он мельком бросил взгляд на Антона, — почему я не юзаю. Когда каждый день на Дэна смотришь, потом даже от упоминания шмали воротит. Но не в этом суть, — вернулся он к теме. — Мне вот всегда так грустно было. Всегда вспоминаю, как даже до инсульта мы каждый день с ним стояли после школы, сижки тянули. Я хуйню несу — он смеётся. Чё-то слово за слово — я его в снег кину. Потом он меня. Стоим, ржём дальше. А потом прощаемся, расходимся домой, и я вижу, как у него сразу голова ниже шеи, и ноги по земле волочатся. И не улыбается больше. Я его к себе звал раньше, до того, как он подсел. Ну, чтобы ему хоть не так одиноко, что ли, было, как у себя. Но потом мы выросли оба, да и он хрен знает на кого стал похож. Даже страшно было его маме показывать — вдруг она что заподозрит. И всё. А дома батя в кровати, и тётя Света от него не отходит...

— Да, ситуация пиздец… — скомкано, но с очень искренним сочувствием пробормотал Антон.

— Да понимаю, что пиздец, — ответил Доброхотов. — У меня у самого жизнь не сахарная была. Считай, мы с мамой одни всегда жили. Она там на трёх работах херачит, а я ещё дебил был мелкий. Она летом на работу уходит, такая, цок-цок с сумкой подмышкой, — он забавно её спародировал. — А я то в луже на дороге сижу, палькаюсь — мне весело, то с алкашами местными базарю. Ну дебил же, реально. Не удивительно, что она седеть так рано начала.

— Как маму зовут? — поинтересовался на всякий случай Антон.

— Таня, — Артём вдруг расплылся в широкой довольно улыбке, повернувшись на Шастуна.

— Хорошее имя. Доброе, — сказал Антон.

— Так и есть. Раньше в ясельках у нас работала, как раз мне с Сухой жопы подтирала, а сейчас в магазине, где мясо режут. Можешь к ней приходить иногда, привет передавать. Ей приятно будет, — Антон на предложение кивнул, тоже не имея возможности не улыбаться от такой доброй и мягкой интонации Артёма. Тот опять вернулся, опомнившись, в русло темы. — Но не об этом я. А о чём?.. — забыл вдруг тот и впал в усердные раздумья. Они свернули на повороте около школы, окна которой были в это время суток непривычно тёмные. — А-а. Так вот. Самим нам нелегко было всегда. Денег нет, а мне то тетрадки в школу, то форму. Кушать ещё надо. Но даже так, у Дэна ситуация раз в десять более пиздецовая. При этом, мне всегда как-то странно и непонятно было, даже до сих пор, — он опять поглубже погрузился в свои мысли. — С одной стороны, чё делать-то в такой ситуации, реально? Понятно, что тётя Света загибается. Но с другой, у тебя же сын ещё. А он вообще будто просто живет там где-то, отдельно, в другой комнате, вы с ним даже не пересекаетесь. Как-то неправильно, что ли...

— Ну, сам же сказал, — ответил ему на это Антон. — Что ещё делать?

— Да это-то да, — он согласился. — Но она, знаешь, как будто сама на всё это была готова. Вот есть Дэн — ну справляется он сам, не помер ещё, и ладно. Как будто она... Я не знаю... Как будто не в кайф ей, конечно, а вот... как сказать...

— Понимаю, — коротко и уверенно вдруг отрезал Антон, и после остановился на месте, почёсывая большим пальцем в варежке бровь. Доброхотов тоже встал через пару шагов вслед за ним и обернулся, смотря на друга внимательно. Шастун снял варежки, коряво засовывая их в карман куртки, а из другого вынул сигареты. Из пачки пальцем высунул немного одну, достал губами. Доброхотов протянул руку в немой просьбе. Антон, не медля ни секунды, поделился, и в губах у Доброхотова тоже появилась сигарета. Пару раз чиркнула громко зажигалка. Не понравилось Шастуну, как сильно горит огонь. Чуть не подпалив себе нос, он поджёг сначала свою, а затем убавил немного интенсивность, и вытянул руку с огоньком перед собой. Артём нагнулся вперёд, руки всё так же упорно держа в карманах, окунул кончик сигареты в пламя и, после пары коротких затяжек, выпрямился обратно. Они так и остались стоять, прервавшись на заслуженный вымученный перекур. Антон взвешивал что-то в своей голове, после чего решил, что, всё-таки, стоит, и заговорил. — Я очень хорошо могу понять, на самом деле, — он смотрел в сторону какого-то облезлого куска бетона под снегом, что раньше был клумбой, пока голова копалась в мыслях. — У нас тоже семья небольшая. Живем втроём: я, мама и бабушка. Тоже без отца, — Артём перед ним закивал головой с безмолвным «понимаю». Антон тяжело вздохнул, силясь сделать это не слишком громко, и решил вывалить то, что лежало многотонным грузом, посчитав данный момент — в тишине заснеженных панельных домов, в безлюдном переулке, с коченеющей рукой и компанией в виде лишь только Артёма и сигаретного дыма между ними, — самой подходящей. Тем более, внимание и чуткость, с которыми Доброхотов его сейчас слушал, лишь располагали к этому. — У бабушки аритмия. Типа, сердце слишком медленно бьётся, — для наглядности он ткнул пару раз в свою грудь пальцами ладони, в которой попутно была зажата дымящаяся сигарета. — У неё всегда с сердцем какие-то неполадки были, но ничего серьёзного. Вот, пару лет назад только всё как-то ухудшаться начало. Всё труднее было заниматься делами по дому, а хозяйство у нас, тем более, не маленькое — работать много надо. А ей вообще худо. Последние полгода едва встаёт с кровати, а как встаёт — ужасно устаёт. Всё время шутит, что хуже было бы, если бы у неё не сердце не работало, а мозги. Ай, — Антон, сильно хмурясь, махнул ладонью недовольно, и пепел обвалился с сигареты вниз на снег, — чё ей ещё делать? Конечно. Она всегда только шутки шутит. Клоунесса, блин, — он затянулся поглубже, чтобы дым пробрал все стенки лёгких, отчего в глубине горла даже как-то запершило. Артём в это время тоже молча выдувал из себя клубы пара вперемешку с сигаретными облаками и слушал. — Ездил же к ним недавно. Вот, на каникулах. Вся какая-то бледная, слабая. Как будто ещё хуже, чем в сентябре, когда я уезжал сюда. Кардиостимулятор ей надо. Только денег где взять? Мать хочет скот продавать, так я говорю ей «чё, совсем?». И так половины уже нет с тех пор, как отца не стало. А если и остальное продадим, так мы и жить дальше не сможем. Не на что будет, — он затянулся и поднял голову вверх, выдыхая. Глаза его с болезненным прищуром пробежались по верхушкам многоэтажек, чьи красные точки заградительных огней на крышах просвечивались сквозь темноту аж с противоположного берега. На крышах панелек по левую сторону от них с Артёмом сидели максимум вороны, но во мраке их было не видно. Антон сглотнул узел, который завязался у него в горле и мешал говорить, и сказал после этого сам себе, что это мороз щиплет нос, а не что-то другое. Он опустил голову. — Поэтому я могу понять. Когда с кем-то, кого ты действительно сильно любишь, кто тебе невероятно дорог, происходит нечто такое же ужасное, ты хочешь не хочешь, а будешь делать всё, чтобы хоть как-то их жизнь продлить. Пускай окружающим будет казаться, что ты помешанный. Но они просто не знают, каково это. Не в укор тебе, если что, Тём, — выдавил он напоследок, стряхивая пепел. Взглянув после на сигарету, он понял, что та дошла до фильтра.

— Да… — тихо и многозначительно изрёк Доброхотов вместе с дымом, медленно качая головой вниз и вверх, пока глаза пусто смотрели куда-то сквозь Антона. Видимо, в его уме было в данную секунду много мыслей, но ни одна из них не могла быть переведена в словесную форму. Поэтому он просто выдохнул остатки дыма через нос, повернулся и воткнул окурок в снег на обломанной клумбе фильтром вверх, и отправился дальше. Антон засмотрелся на воткнутый бычок, потом глянул с горьким чувством внутри на свой, зажатый между пальцев, затем обратно на клумбу, и по итогу в точности повторил все действия Доброхотова, оставляя позади их обоих два истоптанных участка на снегу и грустную пару окурков, торчащих бок о бок одиноко в большой шапке снега на клумбе.

— А чё, кстати… — начал Артём, как только Антон с ним поравнялся. — Ты не говоришь об этом обычно. У вас свой дом, да? Там, откуда ты приехал.

— Ну, да, — кивнул Шастун, смотря на качающиеся перед глазами огни в домах частного сектора, навстречу которому они шли. — Как и у всех, в принципе.

— И животные у вас есть? — с нарастающим детским любопытством в голосе продолжал он.

— Есть, — ещё более утвердительно.

— А кто есть?

— Да много кто. Мы, так-то, всю округу снабжаем продуктами, если так посмотреть, — рассуждал Антон. — Коровы есть, козы. Овец нет уже. Ну, курицы, естественно, три петуха, три индюка. Цесарок тоже уже нет, — он не смотрел в его сторону, но краем глаза мог видеть, как загорается у Артёма лицо. Решая не перечислять слишком долго, он поспешил закончить, по скорости читки достигая уровня Оксимирона. — Гуси, утки, кролики, свиньи, поросята, два ежа по приколу и сторожевая собака.

— Ва-ау… — протянул восторженно Артём, и когда Шастун обернулся на него наконец, то увидел широкую улыбку и горящие детским восхищением глаза. — И кролики есть. Обожаю кроликов. И коров, в принципе, тоже. Ну и собак, естественно. Да и вообще, я животных люблю, — признался Доброхотов. — Бедная моя мама. Дебил он и есть дебил. Всё время я какую-то живность домой тащил. То, котят, то щенков, то, блин, червяков каких-то, слизняков, жуков, пауков, — вспоминал он. — Никого мне она не разрешала оставлять. Если с котятами-щенятами она ещё хоть как-то ждала, пока я их по знакомым распихаю, то всяких кузнечиков сразу говорила на улицу обратно нести. Помню, я гусеницу жирную нашёл, зелёную такую, размером с палец, не шучу. На лист капустный положил и в банку с дыркой. Ну, у меня таких уже тогда полным-полно было для всяких тараканов. И, короче, то ли я закрыть забыл, то ли чё — я до сих пор не знаю до конца, как это вышло, — но она у меня из банки-то сбежала. Ой бля-я-я… — сморщившись и мотая головой, протянул он. Антон попросту не сдержался и тихо рассмеялся, уже предчувствуя, что в истории будет дальше. — Ебать, мать меня чуть из дома не выгнала вместе с этой гусеницей сраной. Ой, как она верещала, когда эта манда зелёная ей навстречу в коридоре из-под шкафа вылезла, ой… — Антон уже во всю хохотал, представляя эту ситуацию в своём воображении, а Доброхотов всё вспоминал и мотал головой. — Будто до сих пор слышу, как она тогда визжала. У тебя свиньи так не визжат, я уверен, — гогочущий Шастун даже не стал поправлять того, что свиньи вообще, по сути, не визжат, а делают это поросята, да и то только тогда, когда к ним сильно пристаёшь. — Ну, я её, конечно, прекрасно понимаю. Ладно, насекомые всякие. Они бы у меня сдохли через неделю, я уверен. Интернета-то тогда такого, как сейчас, не было — хер проссышь, чем эту жирную зелёную тварь кормить. А вот котята со щенками… Понятно, что не было у нас денег дома приют устраивать. Но они, суки такие, мёрзнут ведь на улице, — жалобно промолвил он. — Кушать им нечего, жить негде. А если загрызут их другие? Ой бляха… Аж дурно стало, — Доброхотов сглотнул. — А у вас в посёлке есть врачи для животных?

— Ветеринары, типа?

— Ну, да.

— Конечно, — ответил Антон. — К нам регулярно ходят.

— И что делают?

— Ну, роды могут принимать, лечить, если заболел кто. Прививки ставят постоянно. Ветеринары очень в сёлах нужны.

— А кому ставят? — не унимался Доброхотов.

— Прививки-то? — уточнил Шастун. Артём кивнул. — Да всем их ставить нужно, по идее.

— Блин, круто, — Артём опять посмотрел впереди себя с улыбкой. — Я бы хотел крольчатам прививки ставить. Я ведь, кстати, это… — он замялся.

Антон перевёл на него взгляд и заметил — тот тушуется. Это мгновенно вызвало у него улыбку, ведь тушующийся Доброхотов — зрелище, которое можно увидеть ещё реже солнечного затмения.

— Чё ты? — не прекращая улыбаться, заинтересованно подначивал его Шастун.

— Да короче, это… Ну…

— Да говори давай, — он пихнул приятеля локтем в плечо.

— Да я, короче, всегда ветеринаром раньше хотел стать, — смущённо и стыдливо проговорил он.

— И чё? — тут же подхватил Антон. — Это же классно. Я ж сказал, что ветеринары везде нужны.

— Да это в прошлом уже, — как-то заметно невесело отмахнулся Доброхотов.

— Почему?

— Ну, как? Ветеринар — это же врач. А на врача надо образование, — пояснил он серьёзным тоном и ещё больше угас. — А я ни в биологии, ни в химии ни того, ни сего, сам знаешь.

Антон призадумался на короткое мгновение, после чего произнёс:

— Ну, не беда, — это заставило Доброхотова повернуться с интересом. Шастун продолжил свои размышления. — Знаешь, я тебе так скажу: в сёлах сейчас с этим такая жопа, что на роль какого-нибудь помощника тебя и без образования возьмут. А если уж у тебя ещё и руки из того места растут, и ты, допустим, починить что-то сможешь, или если они у тебя какой-нибудь диплом электрика увидят, так тебя вообще с радостью заберут и поселят обязательно где-нибудь, — слова Шастуна заметно взбодрили парня. Антон продолжал. — А на крайний случай у меня тоже идея есть. Если тебе не принципиально прямо ветеринаром, или если ты не хочешь куда-то ехать далеко от города, а просто хочется с животными поближе находиться, — от Доброхотова послышалось решительное «угу»,— то ты ведь можешь и волонтёром быть, — Антон взглянул на того. — Работать себе, где ты там собираешься работать, а по выходным, или просто в свободное время, ходить в какие-нибудь приюты, помогать им там. Я уверен, у вас здесь несколько штук точно найдётся. Они в каждом городе, к сожалению, есть. А в приютах всегда помощь позарез нужна. Тут даже без вопросов.

Артём опустил задумчивые глаза в дорогу, и было ясно, что в голове у того был запущен активнейший мыслительный процесс. Антон ещё раз легонько толкнул того в плечо:

— Ты подумай над этим обязательно.

Там, где они шли, Антон точно ни разу не бывал, даже с учётом постоянных побегушек от Костеши-старшего. Артём провёл его сквозь продолжительную череду частных домов, где Антон словно окунулся в прежнюю домашнюю жизнь, слыша, как за заборами иногда заливаются наиболее энергичные собаки. Выйдя из частного сектора, Антон разглядел чуть ниже горизонта, на котором всё ещё маячили красные лампочки высоток, серые тяжёлые скелеты заводских цехов, между которыми возвышались длинные красно-белые трубы. Работа этих заводов в такое позднее время суток не велась, и что трубы, что сами цеха стояли неподвижными, мёртвыми, отчего напоминали Антону труп выбросившегося на берег кита.

Здесь, в принципе, не было так страшно, как Шастун себе представлял. Заводской район был совершенно ординарным; вполне доброжелательно горели рыжим светом старые уличные фонари, через раз освещая дорогу. Разве что, было здесь как-то уж слишком пустынно. Не ходили по улицам поздние гуляки, не бросались в глаза уродливыми формами новые детские площадки, и панельные дома не возвышались так сильно, заканчиваясь, в основном, пятью этажами. К одному из таких домов Артём и подвёл его. Правда, будто Доброхотов специально выбрал самый плохо выглядящий из всех. Антон огляделся.

От мусорки около подъезда торчали только ножки, которые и напоминали о том, что она вообще здесь когда-либо стояла. Одно из деревянных окон первого этажа хоть и пряталось за железной решёткой, а всё равно было разбито. Шастун поднял голову: едва ли пара окон горело во всём здании. Дальше его голова ушла по ходу движения в противоположную сторону от стен, туда, где стояли заводы. Грустно ему стало вдруг: если б было здесь поприятнее, то какой бы прекрасный вид мог открываться из окон этой панельной пятиэтажки. Там, за стоящими перед склоном редкими тополями, за холодными серыми цехами, под толщей схватившегося за зиму льда текла река…

Но сейчас Антон вернулся взглядом к подъезду, подходя ближе. Дверь тут была, пожалуй, страшнее всего остального. Шастун не мог найти взглядом табличку, обозначавшую стандартно номера подъезда и квартир. Под козырьком и над входом был покосившийся плафон для лампочки, но лампочки там не было, похоже, уже довольно давно. Сама дверь была как-то неестественно выгнута наружу в том месте, где приварена ручка. Подпаленный неизвестно чем экран изуродованного домофона не горел.

Доброхотов достал руку из кармана и хотел набрать уже было номер квартиры, но грязные старые кнопки не отзывались на его манипуляции даже звуком. Послышалось, как Артём цокнул языком.

— Точно, как же я забыл?.. — с сарказмом пробурчал он, после чего достал уже обе руки, крайне нехотя схватился ими за ледяную железную ручку и упёрся одной из ног как раз чуть ниже домофона. После действительно сильного рывка назад дверь с громким лязгающим звуком открылась. Антон, ошарашенно на это смотрящий, понял сразу, почему дверь здесь была выгнута.

Подъезд был самый непривлекательный из тех, которые Антон вообще когда-либо видел. Один раз, когда в раннем детстве он с мамой приезжал в гости к тёте Марине, та отправила его вместе со своим старшим сыном сходить в комнату страха в местном парке развлечений. Мораль истории не в том, что Антон тогда чуть физически не описался от страха, а в том, что если ту комнату, что теперь Шастуну не показалась бы, наверное, и близко такой пугающей (не факт), переоборудовать под этот самый подъезд, то эффект она производила бы гораздо более сильный. Было здесь и жутко темно, и тихо, и пахло непонятно как. Когда они поднимались по лестнице на самый последний этаж, Антон старался высматривать хотя бы такие привычные надписи на стенах, но даже их не было. Лишь дыры, которые местами были настолько уже глубокие, что виднелась арматура в бетоне. Самая последняя лестничная площадка встретила их тремя непривлекательными дверьми, одна из которых была железная, и даже имела позолоченный номер на ней с цифрой пятнадцать, вторая была просто железной, и местами на ней облупилась краска, а третья была обита неприятного цвета искусственной кожей и имела на себе пару аккуратных, явно чем-то острым сделанных порезов, через которые проглядывался старый поролон. Как назло, именно к ней Артём и приблизился. Шастун тихо вздохнул, натянул на лицо чуть более серьёзное и спокойное выражение, и встал за плечом у Доброхотова. Последний нажал на маленький круглый звонок, и из-за двери послышалось неприятное жужжание. Артём опустил руку и встал, не двигаясь. Спустя чуть меньше минуты дверь медленно открылась.

В проёме показался крайне неприятной наружности тип. Он был достаточно высоким, но очень тощим, хоть и заметно сильным. На нём висела какая-то старая футболка с непонятными пятнами на груди, чёрные волосы грязно блестели. Под глазами Антон сразу заметил глубокие впадины синяков и нездоровой желтизны глаза. Через слегка отросшую щетину на щеках просвечивали красные воспаления. Он сначала оглядел бегло Антона, а потом опустил глаза на Доброхотова.

— Ты чё припёрся? — сразу же откровенно грубо спросил парень. С тихим цоканьем к нему под ноги прибежала какая-то крохотная болонка грязно-белого цвета, на которую тот не обращал внимания.

— Суховцев здесь?

— Тебе какая разница? Здесь тебя никто не звал, так что проваливай побыстрее, — он проговаривал слова своим низким голосом как будто слегка заторможенно. — А то знаешь, чё мы здесь тебе можем в дорогу с собой завернуть… — он мотнул затылком куда-то позади себя. — У меня тут людей явно побольше, чем вас.

— Сань, — вполне уверенно и спокойно начал Артём, будто искренне не хотел лишний раз выслушивать все эти угрозы, и Шастун не знал, действительно ли тот так спокоен внутри, или же всё это напускное. — Я уверен, что половина тех, кто сейчас здесь, даже встать не сможет, если будет нужно. Так здесь Суховцев или нет?

Хозяин квартиры был непреклонен.

— Чё, хуёво тебе сказали? — чуть громче пробасил тот и рукой дотянулся до чего-то, что было скрыто за косяком. Как только это что-то показалось, Антон безошибочно узнал старую помятую биту, и от этого рефлекторно напрягся. Внезапная вспышка ярости внутри него из-за проявленной без повода агрессии в адрес Артёма и его самого заставила грудь надуться, возвышаясь широкой рамой плеч над Доброхотовым едва ли не в два раза сильнее, а взгляд, в момент ставший суровым и агрессивным, похоже, говорил сам за себя. Парень с битой в руке невзначай даже замер, глядя уже не на Артёма, а на Шастуна. Доброхотов, к слову, даже не двинулся с места.

— Сам понял, что поспешил, да? — так же спокойно продолжал Артём, удобно прикрытый со спины разозлённым Антоном. Глаза парня в дверях вновь прыгнули на него. — Саня, я нормально тебя с самого начала спросил простой вопрос, а ты начал залупаться. Очень зря, чувак. Не заставляй этого коня снимать свои дурацкие варежки, — имел он в виду Антона, что, будучи поджигаемый изнутри сдерживаемой злобой, благополучно пропустил комментарий про варежки, связанные его любимой бабушкой, мимо ушей. — Если снимет — тебе не понравится. У меня, просто для твоего сведения, сейчас за спиной Кастет стоит.

Сказанное заметно повлияло на хозяина квартиры, и тот даже как-то немного сдулся, глазами внимательно бегая по лицу Шастуна. Доброхотов опять заговорил:

— Чё, похож по описанию, да? — он даже немного усмехнулся, подтрунивая над парнем напротив. — Теперь знаешь его в лицо. Советую запомнить ебальник и на глаза ему не попадаться. И в последний раз говорю, раз сам рассказывать не хочешь — дай мне Суху или съеби с дороги.

Парень, не прекращая пилить взглядом злобно настроенного Шастуна, подождал молча пару секунд, после чего медленно отставил биту обратно на место. Антон, видя это, так же рефлекторно подрасслабился.

— Не знаю я, где он. Не следил, — недовольно и с безразличием пробурчал тот, отходя с прохода и упираясь поясницей в тумбочку со скрещенными руками. — Сам ищи.

Доброхотов расстегнул куртку, чтобы было не жарко, и спокойно прошёл в квартиру. Собака кружилась вокруг него, радуясь новым пришедшим гостям. Артём опустил на неё взгляд, тут же по-доброму улыбаясь, после чего нагнулся и поднял животное на руки.

— Привет, Женёк, — тихо ворковал он с псом, что усердно вилял коротким хвостиком, буквально трясясь от переизбытка радости внутри. Доброхотов держал его в объятиях и ласково гладил по шерсти. Настолько сильно пёс был покрыт колтунами, что не видно было глаз, а рот распознавался только из-за того, что где-то в этом районе радостно мелькал розовый язык. — Да знаю, знаю. Не могу забрать тебя с собой, уж извини меня, пожалуйста. Меня маман не пустит, — собака совсем не понимала, должно быть, что ей говорят таким ласковым тоном, потому что продолжала весело дёргаться в руках Доброхотова и размахивать нелепо хвостом. — Но ничего, скоро этот хмырь помрёт от передоза, и ты сразу ко мне беги, ладно? Я маме всё объясню, думаю, одно исключение она сможет сделать. Тем более, как такую сладкую булочку хорошенькую не полюбить, да, Женёк? Да? — он почесал пса в районе уха, отчего тот задрыгался ещё сильнее. После этого Артём опустил того на пол, и собака весело убежала куда-то в комнату. — Постой в дверях, ладно? — обернулся он к Антону, что уже собирался пойти вслед за ним. Шастун молча кивнул и встал на месте, позволяя приятелю скрыться в одной из комнат. Образовалась тишина, в которой хозяин квартиры и Антон стояли молча и неподвижно. Последний пока огляделся.

Если квартира, в которой они с Гаражом отмечали Новый год, была охарактеризована им, как «в плохом состоянии», то это был самый настоящий бомжарник. Хотя, это по сути своей, думал он, и есть притон. Светлый линолеум на полу должен был, похоже, быть с каким-то рисунком, но его нельзя было разглядеть за слоем притоптанной пыли и грязи. Обои, что изначально были даже какие-то приятные глазу, тоже уже тут и там в каких-то пятнах и дырах. Да и в целом, заметно было, что какое-то очень продолжительное время назад в этой квартире был вполне себе приятный и уютный ремонт, и когда-то, возможно, здесь жила какая-то хорошая, нормальная небольшая семья, обедала на кухне, собиралась в большой комнате, чтобы смотреть телевизор. После прогулок складывали санки на балкон, а ближе ко сну ютились поочерёдно в маленькой ванной, напротив которой Антон стоял. Сейчас же всё тут как будто поросло мхом и плесенью. Уют пропал вместе с большинством мебели, оставляя его мелкие остатки догнивать вместе с этими самыми обоями и линолеумом. В воздухе даже различимо для глаза витала пыль, как споры какой-то отравляющей плесени, которой насквозь прогнило это место. Антон повернул голову вбок. Неизвестно сколько времени обладатель квартиры стоял и с неприязненным видом смотрел на него неподвижно, склонив голову. Шастун упёрся глазами в ответ, в результате чего после пары секунд гляделок парень вздохнул, очень медленно оттолкнулся поясницей от тумбочки и поплёлся дальше по коридору в сторону кухни, шлёпая босыми ногами. Как только тот скрылся из виду, показался на глаза Доброхотов, на лице неся замешательство.

— Чё-то я не могу понять. Может, это я просто или тупой, или слепой? — тихо говорил он непонятно даже то ли с Антоном, то ли сам с собой. — Он же явно должен быть где-то здесь. Саня сам сказал. Ушел, что ли, куда?..

Доброхотов, озираясь, подошёл поближе к молча стоящему Антону. Достал из кармана телефон и после пары манипуляций приложил к уху, глядя после этого на Шастуна. Они постояли немного в тишине, смотря глаза в глаза, и совсем вскоре откуда-то сбоку, где висели куртки, послышалась глухая вибрация. Оба повернули головы на звук.

— Ёпта, — недовольно фыркнул Артём, сбрасывая звонок. — Ни хера это вот легче не делает, — он покрутил головой непонятно даже зачем. Остановился на двери напротив Антона. Подумал недолго, после чего взялся за ручку и тихонько приоткрыл. Шастун сразу увидел, как пролилась в тёмный коридор полоска света. — Ёб твою мать...

Доброхотова будто всосало вакуумом внутрь — настолько быстро он туда влетел. Антон, реагируя незамедлительно, рванул за ним, тут же закрывая за собой дверь на щеколду изнутри. Когда обернулся, то сразу же он увидел, как резво вытаскивает Доброхотов под руки из пустой ванной Данила, вываливая его на пол. На лицо Суховцев был бледно-голубой, глаза спокойно закрыты, будто тот наконец впервые за столько лет смог спокойно и крепко уснуть. Антон, стараясь хоть как-то помочь, выпрямил тому ноги, которые не влезали и цеплялись за трубы у раковины, и сразу же уставил глаза в Артёма.

Тот сидел на коленях на полу в крайне неудобном положении, одной рукой придерживая за спину своего лучшего друга, чтобы мёртвая голова не запрокидывалась назад. Второй рукой он резко залез тому в рот, проводя какие-то манипуляции, а после этого тут же буквально скинул с себя на кафельный пол, роняя его на бок, но руки изо рта не доставая. Антон увидел, что тот держит пальцем язык.

Артём нагнулся к лицу Данила очень близко, замирая на секунду, которая самому ему внутри казалась целой вечностью. После выпрямился, вынимая пальцы изо рта, и под внимательным взглядом Шастуна схватился крепко за кофту где-то на боку. Антон видел, как лицо друга неестественно кривилось в непонятной эмоции, и тот со всей силы отчаянно затряс его, через зубы буквально выдавливая:

— Да дыши ты уже, блядь.

Артём с силой выпустил кофту из ладоней, снова замирая. Нескончаемые секунды тишины.

— А пульс-то есть вообще? — как не своим голосом выдавил Антон.

Едва слышный сдавленный вдох.

Артём подорвался, снова дёрганными движениями прижимая язык, и, приподняв косматую голову, положил её на свою вытянутую ногу, чтобы та не свисала вниз. Лишь после этого он вынул пальцы обратно и обессиленно откинулся спиной на чугунный бортик ванны, слушая сквозь своё загнанное дыхание, как смиренно сопит его друг детства.

— Блядь, какой еблан… — он прикрыл глаза рукавом своей куртки. Видно было, как тот нервно подрагивал. Да и сам Антон чувствовал себя не сильно лучше. — Хоть бы на живот лёг, а не на спину, ебанутый…

Они сидели так в тишине ещё примерно минуту. Артём смотрел неотрывно на Данила, что тихо спал на его ноге, до сих пор страшно бледный, но хотя бы живой. Антон смотрел на Артёма. Он смотрел на его глаза и не мог до конца понять. Что это? Тусклый свет ванной? Усталость? Нет. А, может, они всегда были такими? Отчего-то Антону казалось, что те совсем слегка порозовели. Хотя, может, ему действительно просто казалось…

— Куда мы его теперь? — решил задать Шастун резонный вопрос.

— Не знаю, — сглотнув, ответил Артём. — Реально не знаю. К нему не вариант. Ко мне тем более. А, — опомнился он устало, открывая наконец глаза. — Есть идея, — Антон внимательно посмотрел на него. А Доброхотов на него. — Только никому ни слова, ладно? — Шастун кивнул. — У меня у единственного ключ есть второй от гаража. Мне Тима дал его когда-то давно на случай, если ему самому подмога понадобится. Это было ещё классе в седьмом, кажется.

— Не замёрзнете там?

— Там обогреватель нормально херачит на высоких мощностях. Ночь протянем. А там он, глядишь, оклемается немного. Отходить начнёт. Надо только его как-то доставить туда…

— Справимся вместе, — уверенно ответил на это Антон. — Я таксу вызову. Доедем.

— Она же в это время будет до хера и больше отсюда стоить.

Антон, уже доставший из кармана телефон, поднял на него глаза.

— И? Мне же Тимофей для чего-то платит. Потом поделим на двоих цену, и всё. Мне же тоже как-то надо домой добираться, — он вновь опустил глаза и разблокировал экран телефона, после решая добавить: — Тем более, что-то мне подсказывает, судя по твоему плану и тому, как ты мне его преподнёс, ты изначально даже не рассматривал идею звонить Тиме. Какой адрес?

— Господи, бля… Э-э… — Доброхотов зажмурился, усердно стараясь собрать воедино ворох рассыпающихся мыслей, чтобы вспомнить адрес дома. — Пролетарская, э-э… Ща… Пролетарская восемь. Фух, бля… — он снова откинулся на ванную. Антон, впечатав изначальный адрес, крутил на экране карту, чтобы найти там примерную конечную остановку. В это время Доброхотов смотрел на него из-под опущенных век. И произнёс тихо: — Спасибо, Тох.

— Обращайся, Тём.

Антон закончил крутить карту и нажал на кнопку заказа машины, не обращая большого внимания на весомую сумму.