8. Кому дарят подарки заранее? (2/2)

— Тима в курсе ситуации?

— Не знаю. В курсе, скорее всего, — Артём небрежно пожал плечами. — Он, вроде, невнимательностью не отличался никогда.

— И он не хочет сделать ничего по этому поводу? — с долей недоумения в голосе спросил Антон. — Я понимаю, что Данил, наверное, круто в теме разбирается, но раз такое дело… Можно было бы и пойти на жертвы.

Доброхотов обернулся на него слегка в замешательстве.

— А почему, по-твоему, это его будет волновать? — он хмурил брови и улыбался уголком губ, вопрошая так, будто Шастун правда сморозил какую-то чушь.

— Ну, не знаю. Вы же, как бы, команда.

— «Вы»? — тут же переспросил Доброхотов.

— Ну «мы», какая разница? — быстро отреагировал Антон на замечание, которое выдавало собой весь его скоп сомнений внутри, копившийся уже неизвестно сколько месяцев. — Не цепляйся к словам. Мы сейчас с тобой о другом.

Артём отвернулся обратно в стену.

— Команда… — повторил он на пробу будто для самого себя. — Не. Тима на такое обращать внимание не будет. Он такой, знаешь… Больше о делах заботится и о работе.

— Ты вообще хорошо его знаешь? — решил вдруг поинтересоваться Антон, вспоминая фигуру Костеши, которая до настоящего времени являлась в его голове картиной настолько размытой, что Шастун бы с большим успехом смог рассказать что-то о первом встречном, нежели о человеке, с которым провёл уже весомый промежуток времени.

Доброхотов посмотрел на него, после чего призадумался.

— Ну… Вполне хорошо. По меркам Тимофея — вообще отлично. Тут же ещё понимать надо, что к нему в жопу залезть даже проще будет, наверное, чем в голову. Вон, он Арса вообще в квартиру к себе пускает, хоть даже я там был всего один раз, и то — около порога обтёрся да вышел. А спроси Арсюху о нём, так он тебе тоже мало чего внятного расскажет. Ассортимент его трусов — максимум, — на подходе к комнате послышались шорохи, и из-за косяка выглянула голова Глеба. Артём тут же обернулся в его сторону. — Чего тебе?

— Данил спрашивает, купили ли вы нарезку, — до Антона этот тихий голос едва донёсся.

— Не пизди мне, — с большей резвостью, чем в разговоре с Антоном секунду назад, ответил тому Доброхотов. — Я знаю, что Дэн такую херню спрашивать не будет. Хочешь жрать — поищи в пакетах. Только не налегай. Это на всех было куплено, — Артём развернулся обратно к Шастуну одновременно с тем, как Глеб скрылся из вида. Но продолжать Доброхотов не спешил. Вместо этого он поднялся с кресла и прикрыл дверь, на секунду предварительно выглядывая из неё в коридор. — Всё мне кажется, что этот чертила подслушивает где-то сбоку, — пояснил он Антону и сел обратно.

Шастун продолжил их разговор.

— И не смущает это?

— Что?

— Что вы так мало о нём знаете.

— А какая разница? Зачем? — ответил Артём спокойно. — Разные ведь люди бывают. Это если бы он со всеми обо всём трепался, а от меня секреты держал — тогда я бы, может, и задумался. А раз уж он со всеми такой, то в чём проблема? Я же говорю, он даже с Арсом не болтает особо, хоть тот ему вообще неизвестно какие части своего тела подставляет. Значит, привык он так. Не мне судить.

Дверь приоткрылась, и в щели опять показался Глеб. Артём повернулся вновь.

— А вы из обычной еды только мясо покупали?

— Ну, огурцы с помидорами там должны лежать где-то, поищи, — недовольно сказал ему Доброхотов. — Может, апельсин какой-нибудь там завалялся, я не знаю. Я уже не помню, чё под конец кидал. Киндер-сюрприз тебе не покупали, мальчик, можешь не искать. Слишком большой ты для него уже.

— Есть, есть там апельсины. И сыр есть, — вежливо подтвердил Антон, глядя на Глеба в дверях и кивая головой в подтверждение. — Пошарься в пакетах.

Тот лишь как-то холодно зыркнул на Шастуна и поспешил закрыть за собой дверь. Доброхотов вернулся глазами к Антону и раздражённо выдохнул.

— Я его ушатаю когда-нибудь.

Антон пожал плечами.

— Бывает.

Спустя совсем короткий промежуток времени с момента, когда дверь закрылась, она открылась вновь, и опять с Глебом.

— А попить...

Он даже не договорил. Доброхотов резко обернулся и не выдержал:

— Блядь, Костеша! — рявкнул он на него. — Всё, что мы купили, лежит в пакетах. Ничего себе по карманам я не распихивал. Свали, Христа ради.

Глеб так и сделал даже раньше, чем Артём закончил. Когда Доброхотов с высоко поднятыми от возмущения бровями повернулся уже в четырёхсотый, кажется, раз к Антону, то увидел на лице у того выражение искреннего недоумения и замешательства. Артём склонил голову чуть вбок, выражая вопрос. Тогда Шастун нахмурился и пару раз беззвучно пооткрывал и позакрывал рот, при этом бегая указательным пальцем то на дверь, то на Доброхотова, то вообще куда-то в сторону. Позже всё-таки рот он закрыл.

— Ты к нему сейчас обратился? — имел в виду Антон ушедшего Глеба.

— А к кому же? — недоумевая в ответ, сказал Артём. — Не ты ведь тут воздух дверями гоняешь и меня раздражаешь.

— «Костеша»?

— Ну, по фамилии. Что не так-то? — до того всё ещё не доходило. — А, ты не знаешь, что ли, до сих пор? Братья они, — у Антона что-то грохнулось в голове со звуком упавших железных вёдер, и, возможно, это были его мысли в данный момент. — А как так вышло-то? — уже задавался вопросами Артём. — Тебя ничего не смущало, когда эту фамилию в классе два раза иногда называли? А, их же обычно по имени, чтоб не путать… — ответил он тут же сам себе.

— Двоюродные? — уточнил Шастун, не прекращая хмуриться. Внешне те были уж слишком сильно друг на друга не похожи: не только цвет волос был диаметрально противоположный, но и черты лица, рост, телосложение. Лишь с натяжкой можно было при размышлении начать приплетать примерно похожий цвет глаз, узкие губы, но на этом всё заканчивалось. О характерах даже речь заводить не нужно было.

— Нет, родные. Наполовину.

— Мать?

— Нет, отец общий, как ни странно.

— Действительно, — согласился Антон, всё ещё пребывая во внутренних раздумьях. — Вообще же разные, — он глянул на Доброхотова.

— Знаю, — достаточно резво сказал тот, поворачиваясь на кресле корпусом к Шастуну. — Глеб, кстати, как раз больше на их батю и похож. Такой же низенький, хиленький.

— А Тимофей — на мать? — решил Антон удержать беседу идущей.

— Должно быть, — Доброхотов говорил всё активней по мере углубления в свои мысли. — Её я, конечно, уже не видел. Сам Тима-то с ней, вроде как, недолго пробыл.

— А как так получилось? Детей же обычно по суду всегда с матерями оставляют.

Антону в какой-то степени, вероятно, повезло, потому что видно было — Артём разговорился. Тот язык за зубами, в принципе, держать умел, но нужно было просто нажать с двух сторон от этих зубов, как это Антон делал с Айвой, когда та жрала по молодости всякую дрянь с земли, и он самостоятельно вываливался наружу. Доброхотов прислушался к тому, нет ли ненужных шорохов за дверью, после чего немного понизил тон голоса:

— Так они и не разводились по факту. У Тимы мать села за что-то — за что, не спрашивай, я сам не интересовался, — а потом то ли заболела прямо там, то ли помог ей кто. В общем, не вышла она оттуда. Ему тогда, получается, три года примерно было. А там батя их какую-то новую тётку нашёл, и родился Глеб. Они, вроде, даже не женаты до сих пор. В гражданском. Но её я уже совсем не видел. Я и отца-то их видел пару раз всего, и то — издалека.

— Понятно, — многозначительно изрёк Антон. — Они, получается, не живут вместе?

— Кто?

— Тима с Глебом.

— Не-е, ты чё? Уже давно. Тима съехал даже, вроде, раньше, чем ему восемнашка исполнилась. А Глеб — с родителями пока, разумеется. Но у них там, честно сказать, не всё как-то гладко, — его голос стал даже ещё тише. — Та, новая их, ну, мать Глеба, получается — забулдыжная какая-то, как мне известно. Ну и батя их туда же, вместе с ней, — он щёлкнул пальцами по шее. — Так что ты эту тему лучше с ними вообще не заводи. Ладно Тима, а чё у этого в башке, — имел он в виду Глеба. — вообще не известно. Он в том, чтобы непонятно было, о чём думает, даже больше преуспел, чем его старший брат.

Разговор был официально закончен вместе с пиликающим звонком домофона. Артём подорвался, в очередной раз меняя своё настроение со скоростью света:

— О, принцессу привезли!

***</p>

— … и за новые успехи в делах, — громкость музыки кто-то специально сделал ниже, чтобы лучше было слышно Тимофея, что вытягивался со стаканом в руке выше всех остальных. — Должен сказать, что год мы этот заканчиваем просто отлично, — из густого окружения донеслась пара возгласов в поддержку. — Но зарекаться тоже пока не будем. Он всё-таки ещё не закончен. Тем не менее, нам просто необходимо отметить наш недавний разгромный успех в деле против наших недругов, какими они стали, кстати, не по нашей личной воле, — акцентировал на этом внимание парень, приподнимая брови. — Поэтому желаю, чтобы удача нам и дальше сопутствовала. Погнали!

Антон вместе со всеми поднял стаканчик, буквально на дне которого плескалась водка с дешёвым апельсиновым нектаром в неизвестно каких пропорциях, после чего одновременно с остальными шустро залил это в себя, непроизвольно морщась. Под гул голосов и вернувшееся в прежнюю громкость клубное техно из портативной колонки Шастун задержался ненадолго взглядом на старшем Костеше, отмечая для себя в очередной раз, как сильно тот сегодня был заведён. Он был таким буквально с момента, когда они вернулись с территории Молотов, держа маленькую, по его мнению, победу в руках, и с тех пор не выключал этот тревожащий Антона огонёк в пустых зелёно-серых глазах. Опьянение, ко всему прочему, придавало тому красноречия. Придерживаясь намерений, как бы кто ни хотел иначе, не доходить сегодня до той кондиции, в которой приемлемо уже будет дрыгаться под Верку Сердючку, Антон отставил стаканчик куда-то в сторону и направился в туалет.

Видимо, состав присутствующих сегодня на праздновании не включал в себя людей, любящих тихие уединённые разговоры, потому что крохотная кухня, освещаемая унылой жёлтой лампочкой, пустовала. Антон обратил на это внимание, когда вывалился из узкой двери туалета, попутно ударившись о косяк плечом. Его уже ощутимо размотало, но именно на данной стадии он ещё успешно держался на той грани, где голова улетала куда-то к облакам, но адекватно мыслить критически всё ещё удавалось без больших усилий. Именно из-за пустоты на кухне, за которую зацепился его взор, он уловил глазами инородный предмет, который находился за окном, выходящим на балкон, и освещался бледным светом из комнаты. По-дурацки сощурившись, Антон присмотрелся, и после этого быстро понял, что это кто-то, и даже кто это конкретно был. Понимание заставило его быстро развернуться на месте и пропрыгать до коридора.

Натянув на ноги свои ботинки кое-как и схватив в охапку свой пуховик с крючка, он потопал в гостиную до балконной двери. Чужой пуховик он найти не смог. Хоть на том определённо должна была красоваться какая-то брендовая нашлёпка, которая бы говорила о принадлежности к сегменту люкс, но среди кучи чёрной одежды ещё одну чёрную одежду отыскать было трудно и некогда. В гостиной же на его побегушках внимания заострять не стали, и вполне спокойно Антону удалось выйти на припорошённый снегом балкон. Храни Иисус чистоплотность Попова. Он изначально не снимал обуви, чтобы не марать свои носки.

— Ты перепил, что ли? — с весомой претензией в голосе с порога воткнул Шастун в него, расправляя пуховик и находя в рукаве даже шапку с шарфом. Отлично.

Арсений не сильно испугался грохота двери, когда Антон вошёл, и просто выпрямился неспешно, наблюдая за его действиями.

— Я сильно не пью, — ответил он спокойно, держа одну ладонь засунутой подмышку. Дым из его рта вперемешку с паром быстро сдул ветер, от которого самого Попова спасала только стена плотно прилегающего балкона соседней квартиры. Антон сфокусировался на сигарете у него между тонких пальцев, после чего сразу глянул тому в глаза.

— И не куришь?

— Не курю.

— Вот и не начинай, — Шастун уверенно дотянулся до сигареты, после чего ловко забрал её и, прислонив предварительно к арматуре ограждения, чтобы потушить, махнул рукой за пределы балкона. Ополовиненная сигарета быстро исчезла из вида, смешавшись с падающим снегом. — Я когда-то начал, теперь четыре года уже бросить не могу, — он встряхнул пуховик перед Поповым, принимаясь за припасённые ещё с кухни нотации. — Ты чё делаешь здесь, дебил? Я бы тут одетым-то не порекомендовал стоять, а ты вообще в кофте.

— Да не холодно… — тихо вставил Арсений, как будто это могло что-то изменить.

— Я те дам, бля. Не холодно ему, — не особо церемонясь, он буквально окунул того в свой большой пуховик, и со стороны это наверняка напоминало похищение невесты где-нибудь на Кавказе. — Умник какой выперся, — за пуховиком последовал шарф, который Антон повязал тому на шею, словно удавку.

— Ты сам сейчас в кофте, — резонно ответил ему Попов, вполне активно, тем не менее, кутаясь в куртку.

— Я не сдохну, — «я — русский» хотелось добавить следом, но тогда это бы не сошло за аргумент, ведь латиноса человек с именем «Арсений» и фамилией «Попов» тоже мало напоминал. — Я закалённый. Вот именно, кстати, — отметил Шастун. — Я стою здесь в кофте и уже замёрз. А ты торчал тут неизвестно сколько времени. Чё ты здесь торчал, а? — на последнем предложении его интонация сменилась на спокойную, с долей тревоги. В качестве вишенки на торте Антон натянул тому на голову собственную шапку, и чёрные пушистые волосы Попова нелепо примялись ко лбу. — Вшей у меня нет, можешь не переживать. И голову я мою.

Как ни странно, и без добавленных комментариев Шастуна Арсений шапку даже поправлять не собирался, несмотря на несуразность её небрежной посадки и примятые волосы.

— Да… Просто… — Арсений побродил взглядом за Антоном, отвечая и одновременно не отвечая на поставленный ранее вопрос.

— А курил зачем? — голос стал одной с завывающим ветром громкости, но Попов его слышал хорошо. Ответом стало меланхоличное поднятие плеч, как и до этого. Антон на это вздохнул, пробегаясь глазами по фигуре около окна на пустую кухню. С гостиной доносились басы музыки, но оттуда они оба никому не были видны. Мороз взбодрил немного пьяные мозги, и Шастун подвинулся в сторону, вставая теперь ровно напротив Арсения. Не мог он смириться, что на того попадает ветер и редкие снежинки. Пускай уж лучше ему самому он будет дубасить в спину, чем в Попова.

Последний же расценил эту паузу и напряжённый взгляд как просьбу дать вразумительный ответ, а после того, как Антон встал прямо напротив и сократил между ними двумя расстояние, Арсений окончательно растерял былой настрой.

— Не знаю я… Просто как-то… Не того.

— Нечего делать? — попробовал угадать Шастун.

— Отчасти, — на выдохе отпустил Попов, тем самым слезая с неудобного вопроса, хотя формально не солгал.

— Ну, пускай так, — сказал Антон после секунды молчания. — Всё равно не стой здесь. Пожалуйста, — Арсений решился на опасную для него самого инициативу и поднял на того глаза. Из-за разницы в росте, тем более что Арсений опирался на стену позади в немного скрюченном положении, лицо Шастуна над ним освещалось практически полностью светом с кухни. Видя насыщенную оранжевым зелень глаз, взгляд Попов отводить уже не стал. — Выходи. На кухне посидим вдвоём, — продолжал Антон, — если с остальными не нравится. Только здесь не стой, очень прошу.

Арсений посмотрел на него ещё немного и кивнул, так и не заканчивая глядеть после этого. Затем моргнул несколько раз подряд, словно ярко освещённое лицо Шастуна слепило его. Резко Антон будто вспомнил что-то, роняя «а» и неожиданно загоняя ладонь, что до этого держал подмышкой, Арсению под пуховик. Скользящее прикосновение горячей руки по грудной мышце заставило мурашки пробежать вдоль позвоночника Попова, отчего голова немного дёрнулась вбок. Арсений чувствовал, как Шастун нашарил что-то в, судя по всему, внутреннем кармане. Тот достал свой блокнот, но уже другой. Не тот, что Арсений помнил. У этого были белые листы.

— Считай подарком на Новый Год, — Антон вынул уже заготовленный между страницами лист, глянул на него напоследок, после чего протянул Попову, параллельно засовывая блокнот обратно.

Арсений принял аккуратно листок в руки, смотря на его заполнение, и тут же был поражён. Антон не забыл про своё обещание.

Это был его, Арсения, карандашный портрет. Такой живой и похожий, сохраняющий черты эскиза, но отчего-то настолько красивый, что с трудом верилось, что на листе был изображён именно он.

Арсений поднял резко глаза на Антона и едва ли не отпрянул назад. Либо это было так, либо это его мозг сам выдумал, что Шастун оказался ещё ближе к нему, чем прежде, и при усилии Попов мог бы даже на таком морозе почувствовать, как и чем от того пахнет. Или это, всё же, был пуховик…

Антон смотрел тягуче, и Арсений ничего не мог поделать — он к этому тягучему взгляду прилип, как муха к клейкой ленте. Ветер перестал ощущаться совсем, а на метель обзор закрывала широкая грудь прямо перед лицом. Из-за этого он чувствовал себя настолько укрытым от всего вокруг, что внутри появлялось какое-то тепло, а щёки опять так странно покалывало где-то под кожей… Неизвестно сколько Шастун в одной кофте так ещё собирался стоять и смотреть, и будто даже он уже хотел что-то сказать, как за дверью балкона со стороны гостиной послышался грохот и вполне весёлый гул голосов, на который мгновенно повернулась его голова. Арсений взгляд не отводил, и Антон явно заметил это, когда вернулся к нему глазами.

— Я пошёл, — сообщил Шастун ему очень тихо, будто прямо куда-то в раскрасневшийся нос. — И ты не стой здесь.

— Я приду, — заверил Арсений, и его голос нелепо пропал куда-то в начале фразы.

— Буду ждать.

Антон отошёл, и в лицо Попову ударил поток холодного воздуха. Глаза его проследили за тем, как отворилась дверь, а за ней скрылась высокая фигура. Только после того, как вновь образовалась тишина с белым шумом в виде завывания ветра, Арсений голову опустил, и что-то так больно защекотало в ямочках на его щеках. Он скатился спиной по бетонной плите стены вниз, садясь на корточки, и улыбка стала ещё шире, когда он прислонил обеими руками рисунок куда-то к своей груди. Ему так хотелось смеяться, что не было сил терпеть, и он поднял голову, смотря туда, где летал наискось снег, а внутри в этот момент растекалась так давно забытая радость.