7. Работник месяца (2/2)

— Что? — сразу повёл головой Антон. — С чего бы? Мясо даже ещё не готово. Странно на голодный желудок.

— Точно?

— Да. Пошли, — он развернулся на сто восемьдесят, медленно ступая по земле между деревьев так привычно, словно уплывала пойманная рыба, которую опустили в воду. Арсений даже не нашёл, что сказать, отчего его открывшийся рот быстро закрылся обратно. Антон шагал уверенно и не оборачивался, будто знал, что Попов пойдёт за ним. Нужно признать, он был абсолютно прав.

То ли от боязни пускать Шастуна одного в лес, то ли от нежелания самому стоять в одиночестве (учитывая осведомлённость Арсения о том, где Шастун родился и вырос, второй вариант становился очевидным), он быстро пробежал вперёд, стараясь как можно быстрее нагнать Антона.

— Куда ты попёрся? Ты так и не ответил, — уже с какого-то рода недовольной претензией произнёс Арсений в спину Антону.

— В лес, — огласил Шастун очевидное.

— Да ладно? А я думал мы, блин, в «Красное&Белое» за водкой.

— Ну, гуляем мы просто, Арс, что не так? Время есть, да и ты заодно согреешься. Я же вижу, что ты мёрзнешь, — Антон обернулся через плечо на Арсения, пересекаясь глазами. Это заставило Попова то ли сконфуженно, то ли даже смущённо опустить голову, сильнее кутаясь в куртку. Антон отвернулся обратно. — Не знаешь, у нас может быть с собой фольга?

— Это надо у Данила спрашивать, — тихо ответил Арсений у него за спиной. Антон резко хрюкнул со смеху, слыша попутно, что сам Попов тоже молча хохотнул. Шутки на тему наркотиков и Суховцева никогда не выходили из моды. Что странно, Артём, являвшийся без остановки извергающимся вулканом всяких хохм, никогда сам по этому поводу не шутил — Шастун осознал это только сейчас. Арсений продолжил. — Честно, не знаю. Я, по крайней мере, ничего не брал.

— Ладно, — Антон прикинул в голове, что на крайний случай у них есть решётка.

— А ты к чему, вообще, про грибы спрашивал? — вспомнил Арсений.

— Так как раз к этому, — Шастун переступил через торчащий корень, мысленно уповая на то, что Попов не выключал своей природной внимательности и не запнётся. — Думал, если будем тут бродить, можем и на грибы наткнуться.

Арсений нахмурился сам себе.

— Сейчас ноябрь.

— Да, — тут же подтвердил Антон, бегло глядя через плечо. — Ты знаешь, что в ноябре, в принципе, можно найти грибы? Ну, если нам даже и повезёт, то найдём мы, конечно, немного. Но это уже что-то. Только нам придётся зайти подальше.

— Блин, Антон, мы не заблудимся таким путём?

Шастун обернулся на него с каменным лицом.

— Мы же не в Тайге, — ответил он, твёрдо ступая по земле. — Это во-первых. А во-вторых, мы в преимущественно сосновом лесу. Слышал выражение «заблудиться в трёх соснах»?

— Конечно, — уверенно послышалось от Попова. — Оно даёт нам понять, что даже в них возможно заблудиться.

— Ага, только суть выражения в том, что для этого нужно быть полным идиотом. В сосновом лесу всё видно на много метров вперёд, так что заблудиться очень сложно. Особенно мне. Поэтому теряться в трёх соснах — это, наверное, твоё кредо, — заверил он Арсения, после чего добавил: — Только ты под ноги смотри повнимательней. На корни деревьев, там, и прочее. Ищи глазами тоже.

— Я в грибах не разбираюсь, — пояснил ему Арсений.

— Ну, я разбираюсь. Ты, главное, найди, а там я уже скажу — кушать это, подкидывать своим врагам в чай или отдавать Данилу.

Ушли они не особо далеко, хотя Антон мог и гораздо дальше, но о последнем Попову знать было не обязательно. По правде говоря, сам Шастун просто переживал за внутреннее состояние парня, поэтому решил не пугать его лишний раз глубиной леса и остановиться неподалёку от их изначального расположения. Как он мог видеть, Попов не активничал в поиске грибов и лишь изредка совершал пару шажков в ту или иную сторону, после чего снова внимательно оглядывался. По этой причине Антон решил, что достаточно безопасно будет оставить его без присмотра, ведь с места тот сильно не сдвинется, а сам поскакал по кочкам. Он любил ходить за грибами.

Видимость и вправду была хорошая, поэтому Арсений мог внимательно следить за передвижениями Шастуна, что мелькал между плотных рядов из стволов деревьев. Тот скрывался порой за маленькими ёлками, и на несколько секунд Попов терял его из вида. В такие моменты ему сразу же хотелось крикнуть вдаль боязливо, чтобы Шастун не уходил от него далеко, но этот детский порыв он старался сдерживать, дабы не марать своё чувство гордости. Арсений наблюдал за ним практически неотрывно, и спустя какое-то время прежнее беспокойство начало его покидать, превращаясь в иное, очень необычное и новое для Попова чувство, и эту смесь он не мог до конца разобрать на оттенки из-за собственного смятения. Настоящий интерес не позволял ему оторвать глаза от Антона, прыгающего по корням. Шастун напоминал ему красивую большую собаку, которая склонялась своим ровным носом к земле и вдыхала запахи, бегая бесшумно по лесу. Он словно делал это в тысячный раз, и Попов стоял вдалеке, искренне удивляясь этой опытности. Совсем не сразу ему удалось распознать один из доминирующих оттенков внутри него самого: Арсений уже очень давно не попадал в ситуацию, где он бы знал меньше, чем окружающие. Теперь он чувствовал себя даже немного неловко, он чувствовал слабость своего положения в сравнении в Шастуном, которая по странной извращенской причине была приятной. Ведь ему не было при этом страшно. Вот в чём было дело. Сейчас же становилось понятно, что Попов ощущал себя неуютно лишь от десяти минут в глубине леса, а если закинуть туда Шастуна, то он бы без проблем продержался неделю и самостоятельно выбрался. Арсений ещё не встречал похожих людей. Он, в принципе, никогда не встречал людей, как Антон, и даже за несколько месяцев знакомства этот факт обретал стопроцентную очевидность.

— Как успехи? — глухо донеслось до Арсения на расстоянии.

— Я хрен знает… — неуверенно ответил Попов, пиная коряжку носком ботинка. Становилось немного зябко. — Я вижу что-то, но это похоже на поганки.

Крайне быстро и ловко, ещё больше подтверждая свою схожесть с какой-нибудь овчаркой, Шастун в момент прискакал на длинных ногах к Арсению под бок.

— Где? — глазами он всматривался перед собой. Арсений махнул ногой в сторону старой ели, где совсем небольшой кучкой пихали друг друга крохотные грибы у корней. Шастун тут же нагнулся к ним, разглядывая внимательно. — Нет, это не поганки, — тихо произнёс он себе под нос, тыча немного шляпку одного из грибов пальцем. — Это какой-нибудь ложноопёнок, наверное. Но их, вроде как, готовить надо как-то по-особенному, поэтому нам не подойдёт.

— А это что?

Антон обернулся, смотря сначала на Попова, а потом туда, куда он кивал. Неподалёку из иголок торчало одиноко что-то светлое и круглое серо-коричневого оттенка.

— Охренеть, — произнёс Шастун и метнулся туда. — Блин, молодец, Арс. Я бы не заметил, — упомянутый Арсений прошагал за ним. Антон сидел на корточках около круглой шапки, выглядывающей из-под бурого листка. — Это шампиньон, — удивлённо констатировал он. Вполне мясистый гриб был отличной находкой. — Я думал, их уже не получится найти в такое время. Да ещё и такой здоровый.

Антон потянулся к ножке и, аккуратно хватаясь пальцами прямо у основания, выкрутил гриб из земли, после чего поднялся на ноги и протянул его Попову, как букет.

— Неси, — сказал он. — Только аккуратно. Он довольно хрупкий. Лучше будет даже за шляпку держать.

Арсений высунул немного ладонь из рукава и пальцами взял грибок. Антон затем отряхнул руки. Попов в это время решил взглянул в небо, которое незаметно начало свой путь к потемнению, и поглубже засунул голову в куртку.

— Ты опять замёрз? — неожиданно спросил его Антон сбоку. Арсений мимолётно глянул на него, видя его внимательный взгляд, и тут же отвернулся, не произнося ничего в ответ на вопрос. — Ладно, иди тогда. А то ещё заболеешь.

Попов обернулся на него с непониманием в глазах.

— Один?

— Нет, — тут же успокоил Антон. — Просто ты впереди, а я за тобой. Буду попутно по сторонам глядеть.

— А если я заведу нас куда-то не туда? — Арсений развернулся и пошагал по мягкой земле, покрытой листьями и иголками.

— Не заведёшь, — послышалось из-за спины. — Я же рядом.

Эта фраза произвела на Попова очень странный эффект, заставляя стыдиться своей реакции на сказанное. «Ей богу, Арсений, взрослый же уже человек», — думал он сам про себя. Но какое-то непонятное инстинктивное чутьё ощущало фантомное тепло со стороны спины, где шёл Антон совсем, как он и сказал, рядом. От этого даже, и совсем точно не от холода, по шее сзади прошли мурашки. Арсений открыл на это широко глаза в удивлении, сразу пряча подбородок и рот в высоком воротнике куртки. Хорошо, что его очумелого лица со спины увидеть было нельзя.

Они возвращались обратно чуть быстрее, чем шли вперёд. Переговаривались на некоторые темы, но лишь изредка, потому что разговорчивому Арсению вдруг самому не хотелось разрушать тишину своим голосом. Видно было, что Шастун занят: без остановки слушал что-то, глазами рыскал по земле. Попов решил не сбивать его настрой разговорами. Спустя некоторое время на горизонте стал заметен пригорок, с которого они отправлялись, а вдалеке был слышен звонкий хохот Артёма. Хоть ему и не сильно отчего-то сейчас этого хотелось, но стоило, пожалуй, вернуться к костру.

— Как думаешь, мясо ведь, наверное, уже приготовилось? — отправил он свой вопрос за спину. Ноги замерли у самого подножия небольшого холма, когда ответа не последовало. Он обернулся.

Увидев перед собой лес без видимых следов Шастуна, Арсений почувствовал, как страх мгновенно уколол сердце. Он замотал головой из стороны в сторону, пытаясь высмотреть Антона хоть где-то, но натыкался лишь на сосны с елями. Паника не успела захватить Попова только потому, что немногим позже из кустов вылез стремительно Шастун с лучистой улыбкой на лице.

— Тьфу ты, леший сраный! — Попов выдохнул резко и потоптался на месте, руку кладя на грудь с такой скоростью, что едва не снёс шапку с шампиньона. В глазах на краткое мгновение потемнело с перепугу, и он чувствовал, как стучит сердце. — Ты что упёрся так резко, придурок хренов? Я чуть инсульт не словил. И давно уже я иду, как дебил, и сам с собой разговариваю, а?

Антон совсем ничего не ответил, не прекращая улыбаться, а просто подошёл к возмущённому Попову со сложенными ладонями и без слов, только жестами, попросил подставить свои. Арсений глянул на него в смятении, пока негодование в нём стремительно гасло, и издал короткое «чё?». Антон уже звучно потребовал вытянуть руки вперёд. Попов поднял ладони, складывая их, как показано, чашечкой, в которой уже лежал шампиньон, и улыбка на лице Шастуна стала совсем слегка шире.

Арсений внимательно смотрел на его лицо своими глазами, почти не моргая. Антон подался сложенными руками вперёд, укладывая их в ладони Попова, и у последнего закололо под кожей, когда он почувствовал при таком отчётливом соприкосновении, насколько у Шастуна были тёплые ладони. Лишь на короткую секунду Попов оторвался от лица Антона, смотря на то, что Шастун сложил ему в руки. Там лежала горстка рыжеватых небольших грибочков, которые, судя по всему, тот и умчался собирать, чем так сильно напугал Арсения. Он опять поднял голову вверх, смотря уже в глаза глядящего на него довольно Шастуна. Попов не успел ничего сказать прежде, чем Антон потянулся во внутренний карман куртки. Через секунду поверх ладоней Арсения, которые он даже не смел сдвинуть с места, легло невесомо большое полосатое перо, немного лохматящееся ближе к низу.

— Красивое, да? — довольным полушёпотом произнёс Антон, смотря то на перо, то на Арсения. — Филин. Настоящая драгоценность. Сам в шоке, что наткнулся на него.

Арсений поднял глаза от пера на Антона, видя, как тот радостно улыбается, стоя к нему так близко, будто рассказывал своим шёпотом какой-то секрет. Перо филина и вправду было красивое, поэтому отчасти можно было даже понять восторг Антона, но Арсений на него не смотрел. Он смотрел, как под гипнозом, на то, какого у Шастуна густого и насыщенного цвета глаза, и видел в них даже какие-то вкрапления коричневого.

— Что мне с ним делать? — не особо внятно спросил Арсений вполголоса. Он чувствовал себя так неловко, смотря снизу вверх на довольного Антона и уже не чувствуя рук от холода, но словно был не в состоянии пошевелиться.

— Не знаю, — продолжая весело улыбаться, ответил ему Антон. Глаза его, Арсений видел, блестели счастливым светом. — Что хочешь. Оно теперь твоё, — Попов ощутил, как в щеках легонько закололо, и причина этого ощущения была ему очень хорошо знакома. Он краснел. Матеря себя нещадно в голове всеми возможными ругательствами, Арсений склонил голову в куртку, якобы смотря на перо и надеясь, что истинная причина этого Шастуну останется неизвестна. Антон продолжил. — У тебя есть любимая птица?

— Не знаю, — ответил он после раздумий, и его тихий голос был ещё хуже слышен из-за куртки. — Лебедь, наверное…

— Почему? — Антон смотрел на Попова, но мог видеть только красный от холода кончик его носа и очень чёрные пряди волос, торчащие из-под шапки.

— Символ верности.

Шастун протянул понятливое «м-м…», кивая головой.

— Некоторые совы тоже довольно верные, — он ткнул пальцем в направлении пера у Арсения на ладонях, продолжая затем после недолгого молчания их обоих. — А я люблю скворцов больше всего, — Арсений посмотрел на него глазами из-под шапки, всё ещё не высовывая голову из воротника. Сразу же он поймал ими спокойное лицо Шастуна. — Видел когда-нибудь? — Арсений коротко помотал головой. — Я лишь однажды совсем близко. С того момента не видел птиц красивее. Маленькая довольно такая, но вполне бойкая. Петь умеет просто офигенно. Но вот оперение ближе к осени, — он повёл носом чуть в сторону, делая паузу. — Это надо видеть вблизи. Они такие чёрные, немного будто лохматые из-за пестрых точек. И переливаются всеми цветами, как бензин на воде. Невероятная красота.

Арсений опустил глаза, стараясь без рук натянуть рукава посильнее.

— Снегири ещё прикольные, — негромко добавил Попов в куртку, вспоминая любимых птиц. — У нас по участку в детстве постоянно скакали.

Антон опять вернул на него взгляд.

— Да, хорошие птицы, — согласился он. — Особенно зимой радуют. Самцы такие яркие. На фоне снега как красные шарики. Они, кстати, живут в лесу тоже, — добавил Антон чуть более бодрым тоном, гуляя взглядом вокруг себя. — Можем даже попробовать поискать их, если найдём какую-нибудь рябину. Глеб, не видел нигде здесь в округе кустов рябины? — крикнул он вдруг громко Попову через плечо.

Арсений вздрогнул, очень резко поворачиваясь назад, отчего полосатое перо чуть не слетело с рук, но он успел прижать его к груди.

Глеб стоял на пригорке совсем недалеко от них. Лицо его было привычно безэмоциональным, каким было всегда, а руки лежали глубоко в карманах. Он смотрел в их сторону довольно пристально, но не говорил не слова. На вопрос Шастуна он лишь помотал головой, после чего добавил своим странным, то ли мягким, то ли просто тихим голосом:

— Мясо готово.

Антон тут же отреагировал:

— Хорошо, сейчас придём.

Глеб развернулся на месте, уходя прочь без каких-либо иных комментариев.

Раз, два, три, четыре. Пять, шесть, семь, восемь. Он очень хорошо слышал, шагая по земле, как под его ногами сжимается почва, издавая звук с регулярностью метронома, хоть и шаги его были совсем невесомые. Руки в карманах лежали ровно, не двигаясь. Перед глазами виднелся отсвет костра, вокруг которого ходили периодически все присутствующие. Как только он приблизился к месту их остановки, то постарался обойти его по краю, ближе к деревьям и подальше от остальных, тем самым рисуя крюк. Его взгляд заранее высмотрел точку назначения, и он направился туда, к машине, где у багажника стоял высокий Тимофей с Денисом и перебирал тарелки. Старший посмеялся над чем-то с приятелем, когда Глеб приблизился к нему почти бесшумно, словно тень. Но тот заметил его, тем не менее.

— Ты случайно не видел Шаста и Арса? — спросил блондин сразу же, складывая очень аккуратно на решётку новую порцию мяса и после каждого куска вытирая пальцы о лежащую рядом салфетку.

— Видел, — его голос звучал на контрасте с Тимофеем очень тихо и слабо. — Они недалеко, в лесу, стоят вдвоём.

Голова Тимофея повернулась совсем немного, а руки приостановили работу вообще лишь на секунду, сразу же продолжая, но острый взгляд серых глаз устремился в Глеба, ощущаясь, как блеск обнажённого ножа. После ушедшей улыбки на напрягшемся лице была видна полоса морщины около уголка рта. Глеб обратил больше внимания на съехавшиеся к переносице густые брови. Денис позади не мог видеть этого выражения, да и не понял бы его причину. Зато Глеб понимал. Он всё мог читать по этому лицу.

— Стоят вдвоём, значит. Интересно, — дал он тихо свою оценку куда-то под нос, укладывая затем верхнюю часть решётки, что прежде была в руках у Дениса. — Иди и скажи, что я звал, — дал он указания Глебу, и последующие его слова уже были обращены не к нему. — Шасту вообще стоило бы постоять и послушать всё, о чём мы говорили, а не шататься неизвестно где.

— Быстро ты его поднял, — заметил рядом стоящий Денис.

— У меня на него большие планы.

— Неужели? Какого рода?

Тимофей обернулся на него, не глядя закрывая решётку и отправляясь к костру вместе с ним.

— Странно слышать вопросы, когда о нём знают уже даже в Тандеме, — он нёс решётку на расстоянии вытянутой руки от себя, чтобы маринад ни в коем случае не попал на одежду. — У пацана свой собственный почерк, который, если мне понадобится, выучат все районы.

Денис сбоку улыбнулся, удивлённо открывая глаза.

— Это что, значит, сам Тимофей Костеша нашёл себе фирменный знак? Как Казах у Молотова?

— Да, только Казах может, разве что, словами бросаться и круги наматывать на своём гнилом тонированном ведре с басами, — выплюнул Тимофей, кладя решётку на кирпичи. — Шастун же уложит пятерых, если понадобится. И при этом все будут знать, что это сделал он.

— Талантливый парень, — Денис покивал головой.

— Талантливый, — согласился Тимофей, но достаточно невесело. — Если только не будет творить хуйни, — он устремил свой хмурый взгляд в точно в спину удаляющемуся Глебу.

Тот ощущал его затылком и из-за этого горбился всё сильнее. Глеб уже не мог слышать их диалог дальше этой фразы, и просто ступал уныло по земле своими кроссовками, на одном из которых спереди начинала отклеиваться подошва. Он глядел на это место пристально, пока возвращался туда, откуда пришёл. От этого его голова держалась очень низко, заставляя тёмную чёлку спадать на глаза. Долго бродить ему очень не хотелось, поэтому он надеялся, что Шастун с Поповым будут стоять всё там же, разговаривая о своей проклятой рябине. Он поднял усталые глаза, пробежав ими по деревьям впереди. Рядом не было никого, и он позволил себе нахмуриться.

Раз, два, три, четыре. Нужно было шагать как можно ритмичней.

***</p>

Восьмой класс

Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Только шесть раз просвистела птица где-то сбоку. Недостаточно.

Он чувствовал, как ветер задувает ему за воротник, и понимал, что сильно мёрзнет, но понимал он это где-то на задворках своего сознания. Организм настолько привык постоянно мёрзнуть, что, кажется, просто адаптировался и перестал обращать внимание на такие пустяки. Утро выдалось морозным, хоть с неба и светило солнце. Сюда оно не попадало. Чёлка была сильно отросшая, лезла в лицо, но он смахивал её только тогда, когда волосы попадали в глаза и начинали колоть. Склонённая голова лишь усугубляла эти обстоятельства. Что-то в висках давило, и сначала он скинул это на то, что сегодня в школе Артём пытался поддеть его особенно сильно, но где-то внутри осознавал, что причина не в этом. По крайней мере, не только в этом.

Сбоку доносились весёлые голоса, и от них что-то внутри крутилось в тошнотворном чувстве. Он слегка повернулся туда.

Отец горбился над капотом своей машины, которую не водил уже очень давно. Едва ли Глеб мог вспомнить, возил ли тот когда-то его на ней или нет. Если возил, то, должно быть, в глубоком детстве, иначе он бы вспомнил. Его худощавый кривой силуэт выглядел таким противным на фоне стоящего рядом Тимофея. Глеб лишний раз провёл глазами по фигуре, отмечая удивительно высокий рост, до которого сам никогда не мог дотянуться, гладкость кожи лица, широту плеч. В сравнении с этим отец напоминал ему засохший огрызок яблока. Смотреть на него дольше, чем нужно, у Глеба не было большого желания. Странно, но на Тимофея почему-то в этот раз смотреть тоже не особо хотелось. Он отвернулся обратно.

— Да ладно? — услышал он, как Тима рассмеялся.

— Вот так вот, — отвечал ему отец твоим тихим хрипящим голосом, который звучал ужасно немощным по сравнению с мощью того у сына. — Дядя Дима, помню, раза три её гонял туда-обратно, пока все машины не вытащили.

— Блин, да, вот это зверь, — снова хохотнул Тимофей, хлопнув легонько автомобиль по крылу, и оба продолжили любовными взглядами пилить его.

Глеб слышал радость в голосах обоих. Даже отец звучал бодрее, чем обычно, объясняя сыну всё, что знал, про свой чёрный УАЗ, а Тимофей слушал взахлёб, как не слушал ничего практически никогда, и так резво отвечал и поддакивал, что у Глеба начинал давить в области горла какой-то неприятный ком. Это всё было так неестественно ново: веселье голосов било противно по ушам, как скрип старых качелей, и хотелось зажать себе уши. Такое не происходит обычно. Он не помнит, чтобы такое происходило.

Из-за обещанной в качестве подарка машины Тимофей ходил в приподнятом настроении уже, похоже неделю — всё время после того, как отец объявил об этом за обеденным столом, когда старший сын пришёл к ним домой, чтобы отметить своё собственное семнадцатилетие. Глеба вновь пронзила дискомфортом мысль, что он ничего не подарил ему на праздник. Он чувствовал себя неприятно за это, хотя понимал, что ему нечего тому подарить, да и Тимофей бы вряд ли сильно обрадовался подарку. Тем не менее, эта мысль заставляла его чувствовать себя неудобно и неправильно.

Раз, два, три. Каркнула ворона. Четыре, пять, шесть, семь. У отца из слабых рук выпал ключ.

Им было весело сейчас — Глеб чувствовал. Он не понимал, почему. Ладно, отец — к тому у Глеба было мало вопросов, но Тимофей… Как он может так вести себя с ним? Он же знает, какой он. Он знает, что он сделал. Глеба как будто предал кто-то очень близкий.

Он опустил глаза в землю, смотря на носки своей обуви. Стопы стояли недостаточно параллельно, и это мозолило глаза. Он подвинул пятку, выравнивая их. Легче не стало.

Всё опять смешивалось в голове, как это часто бывало до этого. Громкий голос Тимофея, рваный кашель отца после этого, шум деревьев. Счёт сбился. Глеб открыл глаза и выдохнул, хмурясь от беспорядочных мыслей, разлетавшихся в разные стороны. Перед тем местом в паре метров от отцовского гаража, где он стоял, кустилась рябина, грозди которой были настолько красные и увесистые, что это жутко раздражало его. Одна из веток покачивалась — там сидели два маленьких снегиря, которых беглым взглядом ни за что нельзя было заметить.

Он опустил глаза вниз, дыша тяжело. Его голова дёрнулась слегка. Глеб ходил взглядом около своих ног, что опять будто стояли не параллельно. Чуть правее одной из стоп лежал маленький камень. Глаза сами застыли на нём, пока в голове всё гудело. Сбоку слышались звуки около машины.

Он сделал очень медленно вдох и выдох, но шум не прекращался. Снегири свистели что-то, ветер задувал в уши, Тимофей смеялся. Всего так много, много, много. Ладонь быстро подобрала камень и со всей силы кинула его в сторону рябины. Птицы шумно улетели с дерева, и стало тихо, но совсем ненадолго.

Никто у гаража даже не повернул головы на звук.