15) Глаза Лили/ Lily's eyes (1/2)

К тому времени, как они вернулись обратно в комнаты Снейпа, Свобода немного успокоился, желание вырвать старику печень и со злости плюнуть на неё малость поутихло, зато теперь в голове замаячила соблазнительная мысль медленно, не спеша, разодрать старика на кусочки. Юный анимаг не мог не отметить, что теперь, когда он находился в облике ястреба, его часто тянуло совершить насилие в ответ на эмоциональные встряски. Конечно, он старался контролировать эту часть себя, не сдерживаясь разве что во время охоты. Или как сейчас, когда он был настолько разъярён, что ему было просто плевать на приличия. Гнев скручивал его изнутри, как нечто живое, извивающееся, пульсирующее и рычащее. Вдруг нестерпимо захотелось вырваться из стен замка, расправить крылья, взлететь, выследить себе жертву и разорвать её. Пока его самого не разорвало от ненависти.

— Северус, мне нужно поохотиться. — Профессор зельеварения удивлённо посмотрел на своего фамильяра.

— Поохотиться? Я же тебя полчаса назад покормил.

Ястреб беспокойно завозился на его запястье, изо всех сил пытаясь не ляпнуть в ответ что-нибудь резкое.

«Контролируй себя. Контролируй. Он не виноват, не срывайся на нём», — твердил ему голос разума. Ястреб издал короткий крик, в котором сквозило нетерпение.

— Я знаю, но… мне нужно. Мне очень нужно полетать.

Северус кивнул, поняв состояние своего друга. После недавнего разговора у него на душе тоже было неспокойно. От идиотизма Альбуса сильно хотелось взять и пробить стену кулаком.

— Минуту. Сейчас я тебя выпущу.

Подойдя к входной двери, Северус открыл её, и через две секунды Свобода уже был таков. Несколько мгновений зельевар просто смотрел ему вслед, затем закрыл дверь и вернулся к своему столу.

Надо было проверить целую кипу домашних работ, рассмотреть учебные проекты семикурсников из его класса по подготовке к ЖАБА. Сев за стол, он взял в руки перо и первое эссе. И просто впился взглядом в пергамент, даже не видя того, что на нём было написано, чувствуя, как все мысли устремляются назад, в прошлое…

***</p>

Свобода ворвался в совятню как какой-то пернатый вихрь, нарушив покой мирно дремавших там сов. Открыв спросонья глаза, птицы подняли недовольный шум. Мягко прощебетав извинения, ястреб устремился к большому створчатому окну и окунулся в яркий солнечный свет. Ветер подхватил его, и он взмыл к небу, яростно взмахивая крыльями. Подгоняемый сжигающим изнутри гневом, он поднялся на такую высоту, на которую раньше никогда не взлетал, затем, развернувшись, устремил взгляд вниз. Зоркие янтарные глаза хищника расширились, пока он высматривал себе добычу.

Ничего не обнаружив, он полетел к Запретному лесу, где охотничья игра всегда была обеспечена, и стал кружиться над ближайшей его частью, позволяя ветру сотворить под своими крыльями своеобразную воздушную подушку, удобную для скольжения, — это уменьшало расход энергии.

Он никак не мог оправиться от того, что узнал. Дамблдор, совершивший нечто столь невероятное, столь манипулирующее… Разум просто-напросто отказывался принимать такое. Старик придумал пророчество для отвода глаз, чтобы ослепить и одурачить своего главного врага, но всё пошло не так, и в результате погибли родители Гарри, а он сам едва уцелел. И вместо того, чтобы попытаться хоть как-то исправить ошибку, Дамблдор взял и отдал его более чем неподходящим для этого людям — его магловским родственникам, обрекая на детство без заботы и любви. А после приезда в Хогвартс он навязал ему роль спасителя всего треклятого волшебного мира, даже не удосужившись поинтересоваться, можно ли.

Все ужасные испытания, через которые он прошёл — Квиррел, василиск, дементоры, турнир и Волан-де-Морт, — были для того, чтобы подготовить его к его «великой судьбе», к тому, чтобы убить величайшего тёмного мага всех времён. И всё это во имя пророчества. Ложного пророчества. Им управляли, как фигуркой на шахматной доске.

Его снова накрыла мощная волна злости. Он задрожал.

«Будь ты навеки проклят, Дамблдор! Кем ты себя, чёрт побери, возомнил, пытаясь подогнать меня под свои больные идеи?! Захотел сделать из меня спасителя, чтобы совесть за гибель моей семьи не мучила? Фоукс сказал, что я должен был стать твоим искуплением. Да иди ты в задницу! Мне сполна хватило быть твоей пешкой! С этого момента я делаю то, что хочу!»

О, как же ему сейчас хотелось взять и спикировать на голову директора, но того, к сожалению, поблизости не было, так что пришлось обойтись неосторожной белкой. Белок иногда было сложно поймать, чересчур они шустрые, но Свобода улучил мгновение, когда глупое существо достаточно отдалится от дерева, и, прижав крылья к бокам, ринулся вниз, словно молния с небес, чувствуя, как ревёт в ушах ветер.

В самый последний момент он выровнялся, согнул когти и нанёс решающий удар.

Белка даже не поняла, кто именно напал на неё, пока когти ястреба не пронзили её тельце. Через несколько мгновений она была мертва. А минутой позже Свобода уже вовсю раздирал её клювом и когтями, страстно желая, чтобы на её месте был Дамблдор.

«Я думал, он был моим другом, думал, он заботился обо мне», — горько подумал ястреб. «Но нет. Ему лишь надо было превратить меня в идеального героя, чтобы навеки устранить последствия своей же ошибки. Но этому не бывать. Ничто не воскресит моих родителей, ничто не вернёт мне нормальное детство. Всё это потеряно, и я никогда тебя за это не прощу, старик! Никогда!»

Запрокинув голову вверх к небу, краснохвостый ястреб испустил крик, полный боли и гнева. Но небо осталось равнодушным к нему, так же, как и безмолвие леса.

Закончив наконец терзать несчастную белку, он съел ещё тёплое мясо, но во рту остался горький привкус, а внутри образовалась неприятная тяжесть.

Если бы только он не рвался так сильно вместе с Северусом в кабинет директора. Но откуда ему было знать, какую тёмную тайну хранил Альбус Дамблдор? Даже в самых диких своих фантазиях он бы не представил, что старый добрый волшебник, который всегда был так внимателен по отношению к нему, нёс ответственность за то, что Гарри стал сиротой, более того — решил продолжить эту шараду, дабы загладить свой кошмарный просчёт.

«Боже… О Боже, не было мне печали, теперь ещё и это… Я не могу… не знаю, что и думать… Я верил, что ему правда не всё равно, но для него я, оказывается, всего лишь пешка… Пешка в его проклятой игре, чтобы победить Волан-де-Морта…»

Он опустил голову, чувствуя острую боль в области груди.

«Если даже ему всё равно, то кому нет?»

Перед глазами мелькнул образ высокой фигуры в чёрных одеждах, но он отмёл его.

«Нет. И ему тоже. Ему дорог его фамильяр. Стоит ему узнать правду, так он…»

Боль стала сильнее, и вместе с этим пришло осознание, что те, кто по-настоящему любил его, уже давно ушли из этого мира навсегда.

Отчаянно желая облегчить сдавливающую сердце агонию, он снова взмыл в небо и летал до тех пор, пока не выдохся. Затем он развернулся и устремился по направлению к замку, настолько вымотанный, что крылья едва подчинялись ему.

Ужасная пульсирующая боль никуда не ушла, и он удручённо подумал, исчезнет ли она когда-нибудь.

Пролетая над хижиной Хагрида, он остановился. Передохнуть, что ли? Или продолжить путь?

Из избушки доносились тяжёлые шаги, позвякивали чайные чашки, а когда Свобода услышал знакомый бархатный баритон, то решение было мгновенно принято. Очевидно, Северус зашёл в гости к Хагриду. Несмотря на опасения в отношении зельевара и то, как тот обращался с ним все четыре года, Свобода обнаружил, что один только звук его голоса сразу же подействовал на него умиротворяюще. К тому же ему было любопытно, почему Северус пришёл сюда в такое время, когда ему вроде как надо было домашние задания проверять? Увиливать от своих профессорских обязанностей вовсе не в характере Снейпа.

Спустившись вниз, ястреб уселся на карниз. Ну вот, и крылья отдохнут, и слышно будет хорошо.

Конечно, подслушивать — это верх неприличия, но Свобода просто не мог удержаться. К тому же после открытия, сделанного в кабинете директора, он был уверен, что его уже ничего не шокирует, что бы он ни узнал.

Но он ошибался.

</p>

***

</p> Сжав в руке чашку, Северус сверлил хмурым взглядом её содержимое, словно это был не чай, а испорченное зелье. В конце концов, он так и не смог сконцентрироваться на работе, что случалось с ним крайне редко.

Сдавшись, он решил не тратить времени зря и пойти прогуляться по территории замка. Прогулки обычно помогали очистить голову от лишних мыслей. Волею судьбы или нет, но ноги будто сами привели его к избушке Хагрида.

Он думал, что хотел побыть один, но, увидев струйку дыма, поднимающуюся из каменного дымохода, понял, что больше всего на свете сейчас желал бы выпить со своим наставником чашку горячего чая и послушать рассказы про очередного зверя, которого лесничий взял под своё заботливое крыло. По крайней мере, разговаривая с Хагридом, ему не обязательно было искать скрытый смысл в его словах, как это было с Дамблдором. Хагрид был прозрачным, как кристалл, и именно с таким человеком Северусу и надо было побыть после сегодняшнего утра, проведённого в компании директора. Тема проклятого пророчества всегда вскрывала старые раны. Как же он устал постоянно убегать от этого…

Подойдя к двери, он громко постучал. Моментом позже та открылась, и Хагрид при виде гостя лучезарно улыбнулся.

— Здравствуйте, профессор Снейп! Что привело вас сюда? Что-то нужно для ваших зелий?

— Нет. Что мне нужно, так это чай.

Усмехнувшись, Хагрид посторонился.

— Разумеется. Заходи, Северус.

И вот он уже сидел за столом, а перед ним стояла дымящаяся чашка с чёрным бохайским чаем, щедро приправленным мёдом и лимоном. Похоже, Дамблдор не был единственным, кто знал об этом древнем лекарстве.

Хагрид тем временем выставил на стол буханку хлеба, миску топлёных сливок, джем и масло. Усевшись напротив своего старого друга, Хагрид начал намазывать масло на ломоть хлеба.

— Так почему ты пришёл, Северус? Решил, что пора немного отдохнуть от подземелий и бумажной волокиты?

Встретив смеющийся взгляд тёмных, как бусинки, глаз лесничего, Северус кивнул и последовал примеру своего наставника.

Из опыта Рубеус знал, что Северус заговорит тогда, когда будет к этому готов, не раньше. Поэтому он сперва сам начал рассказывать ему о том, как прошёл его собственный, насыщенный событиями день. Как он освободил дикого пегаса из Дьявольских силков, как позаботился о лисичке с раненой лапкой, как ловил зайцев для рагу.

Снейп ничего не говорил, только вежливо слушал. Слегка приподнятый подбородок и внимательное выражение лица зельевара напомнили Хагриду о той неделе, которую Северус провёл в его избушке после того, как сорвался. Вначале мальчик не хотел ничего рассказывать, но Хагрид просто завёл себе привычку болтать с ним, чувствуя, что его голос действовал на замкнутого Северуса успокаивающе. Сейчас происходило то же самое.

К тому времени, как он закончил расписывать Северусу свой день, профессор зельеварения достаточно расслабился для того, чтобы заговорить о том, что его терзало. А именно — о визите к Дамблдору и воспоминаниях, которые всколыхнул этот самый визит. Хагрид был единственным, кому он мог довериться с этим. Ведь тот знал юных Северуса, Лили и Мародёров.

— Каждый раз, когда он заговаривает об этом пророчестве, будь оно неладно, я вспоминаю её, — мягко сказал Снейп. Чёрные глаза зельевара в свете свечи отражали необычную гамму эмоций: ужасную тоску, вину и глубочайшую любовь. Хагрид знал о пророчестве. Не всю правду, конечно, но ему было известно, к кому оно относилось и каким образом привело к гибели Поттеров. — Не то чтобы я забыл её, я никогда её не забуду, но… я никак не смог сегодня сосредоточиться на работе. Каждый раз, когда я брал перо, перед глазами я видел её. Её взгляд. Говорят, что глаза — зеркало души. Её глаза всегда отражали всё, что она чувствовала, мне достаточно было просто посмотреть в них, чтобы знать… В отличие от меня, она никогда не умела и так и не научилась скрывать свои эмоции. Но с другой стороны — она не росла в одном доме с Тобиасом…

Сидящий на карнизе ястреб замер.

«Он говорит о моей маме! Я знаю, он упоминал… что любил её… но разве они выросли вместе? Я думал, они встретились в школе…»

Склонив голову, ошеломлённый Свобода приготовился погрузиться в воспоминания Снейпа об одной солнечной рыжеволосой ведьме, которую он когда-то желал всем сердцем и о которой бесконечно сожалел.

***</p>

Первым, что привлекло меня в Лили, были её глаза. Даже в детстве у неё были самые большие зелёные глаза, какие я когда-либо видел. Глубокий изумрудный цвет со светло-зелёным оттенком. Я был очарован ими, как мотылёк языками пламени. Это были первые глаза, которые искрились радостью и смехом. В глазах моего отца я всегда видел гнев и порицание, а в глазах матери — усталость вкупе с беспомощностью. Но в тот день в игровом парке, когда я вышел из кустов, за которыми прятался, и сказал ей, что она — волшебница, я увидел в её взгляде, направленном на меня, искренний восторг и любопытство.

Я скрывался в зарослях потому, что кучке старшеклассников снова приспичило поиграть в игру «Впечатай Снейпа лицом в тротуар». Я был лёгкой жертвой, все в городе знали, что мой отец был бесполезным пьяницей, потерявшим работу, когда мельница закрылась, что моя мать чудная, потому что она редко общалась с другими женщинами, и что мы всегда с трудом перебивались. Иными словами, нам едва хватало денег на простые нужды. Половину моего гардероба составляла изношенная, перешитая и перештопанная одежда моего отца, которая была мне слишком велика, я вечно походил на ходячую рекламу для тряпок. Одного этого хватило, чтобы меня отнесли в категорию изгоев. Немало на это повлиял и тот факт, что я был умнее многих детей в моём классе, у которых не было мозгов даже на то, чтобы два и два вместе сложить.

С Лили была её старшая сестра Петуния. Эта особа посмотрела на меня так, словно я был надоедливым дворовым псом, но это тут же изменилось, когда я сказал Лили, что видел, как она, спрыгнув с качели, летела по воздуху.

— Не смей никому об этом рассказывать, мальчишка! — взвизгнула Петуния, сверля меня недобрым взглядом.

— Я тебе не «мальчишка», — огрызнулся я, отплатив ей тем же. Ещё не хватало, чтобы какая-то девчонка слишком много себе позволяла по отношению ко мне. Ну и что, что она была выше и старше. — Меня зовут Северус Снейп.

Петуния поморщилась.

— Северус? Что за странное имя?

— Так звали римского императора. И одного святого, — холодно пояснил я. Как-то раз мне до смерти надоело, что над моим именем вечно смеялись, и я решил провести небольшое расследование. С тех пор мне было что сказать в ответ на насмешки.

— Какие-то проблемы?

Петуния презрительно фыркнула, но прежде, чем она снова открыла рот, вмешалась Лили.

— Не обращай внимания на мою сестру. Петуния иногда любит покомандовать. Приятно познакомиться с тобой, Северус. Я — Лили. Лили Эванс. Мы недавно переехали сюда из Ливерпуля, — она протянула мне руку, и я осторожно пожал её.

— Здравствуй, — произнёс я в ответ на приветствие. Мне стало интересно, был ли это первый раз, когда она использовала свою силу? Она была единственным ребёнком-волшебником моего возраста, о котором я знал. — Я догадывался, что вы новенькие, раньше я вас тут не встречал. А вы где живёте?

— На Уивер Стрит, прямо перед старой мельницей. А ты где живёшь, Северус?

— Спиннерс Энд.

Петуния скорчила гримасу.

— Спиннерс Энд? Но там же одни бедняк… Ай! — вскрикнула она, получив тычок под рёбра от своей сестры.

— Туни, где твои манеры?! — нахмурилась Лили. — Он же не виноват, что живёт там.

Я слабо улыбнулся. Она мне сразу понравилась.

— Я никому не скажу, — пообещал я ей.

— Откуда нам знать? — подозрительным тоном спросила Петунья. — Может, ты врёшь нам. Потом побежишь и всем раззвонишь. И нас снова будут считать ненормальными.

— Не стану я этого делать, — настойчиво повторил я. Кому, как не мне, знать, что значит быть изгоем? — Смотри, — опустившись в траву, я сорвал маленький одуванчик, сосредоточился, и цветок начал менять оттенки: от жёлтого к красному, от красного к синему, и снова к жёлтому. — Видишь? Я такой же, как ты. Потому что я волшебник, а ты — ведьма.

— Ведьма?! Как ты смеешь так вульгарно обзывать мою сестру?!

Я раздражённо закатил глаза.

— Ничего вульгарного в этом нет. Так мы называем девочек, которые обладают волшебной силой. «Мудрая женщина» — вот что означает это слово. Маглы!

— Кем ты меня назвал?

— Маглом. Так волшебники называют тех, у кого нет магии, — объяснил я.

— Мне это слово не нравится, — резко сказала Петуния.

Я пожал плечами.

— Но оно к тебе относится. Мой отец тоже магл.

— А твоя мать? — спросила Лили.

— Моя мать — ведьма. Она такая же, как мы.

— Правда? — у Лили разгорелись глаза. — Значит, мы не единственные?

Я весело потряс головой.

— Разумеется, нет. Таких, как мы, по всей Британии хватает. Просто они живут в других местах и почти не появляются там, где живут маглы. За исключением маглорожденных, таких, как ты. Или тех, кто состоит с маглами в браке.

— Маглорожденные?

— Это ведьмы или волшебники, чьи родители маглы. Твои ведь не владеют волшебством?

— Нет. Но я думаю, что мама иногда очень этого хочет, — с улыбкой сказала Лили.

Ничего удивительного. Кто бы не хотел творить волшебство? Ну, мой отец, например, но этого ублюдка я в счёт не брал. Я начал объяснять разницу между чистокровными, полукровками, сквибами и маглорожденными.

— А ты у нас кто, Снейп? — поинтересовалась Петуния.

— Полукровка. Моя мать Эйлин происходит из древнего чистокровного рода Принцев. Но мой отец, Тобиас Снейп, магл.

— А он откуда? — спросила Лили.

Я чуть было не сказал «из ада», но вовремя вспомнил, что всегда говорила мать: не ругаться в присутствии дамы.

— Харрогейт, Северный Йоркшир.

— А большая ли разница в том, кто ты?

— Не особо. Есть, конечно, некоторые чистокровки, которые скажут, что они лучше маглорожденных и полукровок, но это ерунда. Мама говорит, что у каждого чистокровного есть в предках магл, и что многие полукровки и маглорожденные обладают более мощными способностями к магии, потому что они… э… разнообразили свой генофонд.

— А? Что? Говори по-английски! — приказала Петуния. — Что это значит?

— М-м-м… — я крепко подумал. — По-моему, это что-то хорошее. Например, ты скрестишь два вида растений и получишь гибрид, который иногда гораздо лучше оригиналов. Мама говорит, что многие чистокровки заключали браки с представителями своего же рода, и это их ослабило.

— А, понятно. Это как с размножением собак. Нельзя их спаривать с родственниками, иначе получатся недоразвитые щенки.

— Ага. Что-то в этом роде.

— А что ты ещё делаешь с помощью магии? — был следующий вопрос Лили.

— Когда я стану старше, смогу делать многое. Сейчас магия пока что срабатывает случайно, например, когда ты боишься, или тебе больно, или ты очень сильно чего-то хочешь.

— О! Как когда я хотела взлететь? Ты когда-нибудь летал, Северус?

— Не-а. Но как-то раз я перепрыгнул через весь лестничный пролёт, — я тогда отчаянно хотел скрыться от своего пьяного родителя. Магия придала силы моим ногам, и я перепрыгнул через всю лестницу наверх. Хотя в итоге я всё равно попался в руки отца, ведь спрятаться было негде. В итоге мне влетело за то, что я использовал свою уродскую силу. Но этого я, конечно, не собирался им рассказывать. Я никогда никому не говорил, что происходило у меня дома. Я знал, что лучше не говорить.

— Круто! — ухмыльнулась Лили. — А что твоя мама делает с помощью магии?

— Она — профессор зельеварения. Я тоже им стану, когда вырасту. Конечно, после того, как получу палочку и пойду в школу.

— Палочку? Вы пользуетесь палочками? — воскликнула Петуния.

Я утвердительно кивнул.

— Все волшебники ими пользуются, когда поступают в школу.

— А где её можно достать? — поинтересовалась Лили.

— В лавке Олливандера. В Косом переулке.

— А где это?

— В магическом Лондоне, — тут я вспомнил, что у мамы в библиотеке имелся атлас магической Британии. — Слушай, у меня дома есть книга, где всё это можно найти. Что-то вроде волшебного атласа. Я его завтра могу взять с собой, если хочешь.

Лили жадно кивнула, и даже Петуния выглядела заинтересованной. Я улыбнулся — кажется, у меня появился друг.

На следующий день я снова встретился с ними в парке. Под рубашкой, которая доходила мне до колен, у меня были спрятаны атлас и книга по элементарным заклинаниям.

Петуния, увидев меня, захихикала.

— Отличная рубашка, Снейп. Выглядит, как платье твоей мамы.

Я зло посмотрел на неё.

— Заткнись!

— Ну это же правда.

— Петуния! Если ты собираешься так себя вести, то уходи, — приказала Лили, её зелёные глаза сердито мерцали. — Вспомни, что говорила мама.

— Да замолчи ты наконец, маленькая всезнайка. Ты мне не начальник, Лили Элизабет Эванс. Куда захочу, туда и пойду.

Какое-то время они сверлили друг друга взглядами, затем Петуния развернулась и пошла прочь.

— Дался мне ваш глупый фэнтезийный мир! Вы оба тронутые, если хотите знать! — она присоединилась к каким-то девочкам, играющим у качелей, а я увлёк Лили в конец парка и показал ей то, что принёс.

Её глаза взволнованно засияли, затем округлились от изумления, когда она увидела доказательство того, что я не рассказывал байки, что да, Косой переулок действительно существует, даже картинка есть с его изображением, и она движется.

Потом мне пришлось рассказать ей про волшебные фотографии и ещё про десятки других вещей. Это был самый лучший день в моей жизни.

***</p>

Мы встречались каждый день либо в парке, либо в доме Лили, поскольку мне было стыдно показать ей, где я живу. Стояло лето, и парк был моим единственным убежищем, где я скрывался от отца. А Лили стала моим первым настоящим другом.

Как-то раз мы сидели в своего рода углублении в лесу за её домом, и она расспрашивала меня о Хогвартсе. Я рассказывал ей всё, что запомнил из разговоров с мамой.

— Петуния говорит, что Хогвартса нет. Что это какой-то воображаемый замок, а я тебе по глупости верю, Сев, — сказала Лили с беспокойством в глазах.

— Хогвартс существует, но только такие, как мы, могут поехать туда. Когда тебе исполнится одиннадцать, ты получишь письмо от директора, тогда сама всё поймёшь.

— Почему одиннадцать? Зачем нам ждать так долго? — она нетерпеливо вздохнула. Нам тогда было по девять лет.

Я пожал плечами.

— Не знаю. Такие у них правила, — подхватив несколько листьев, я заставил их кружиться в причудливых узорах.

Лили заулыбалась.

— Ой! Научи меня этому, Сев!

— Э… я не могу. Я точно не знаю, что делаю, — признался я. — Моя магия просто творит то, о чём я думаю. Палочки у меня нет, так что я не могу применять заклинания.

— Ох, — она огорчённо вздохнула. — Поскорее бы и мне получить палочку. Тогда я смогу пользоваться заклинаниями, когда захочу.

— Не совсем так, Лили. Колдовать вне стен школы запрещено. Как только ты поступишь в Хогвартс, Министерство будет за тобой следить, и если ты нарушишь правила об ограничении волшебства несовершеннолетних, то они пришлют тебе письмо, и у тебя будут неприятности.

— А то, что сейчас происходит? — нервно спросила она.

— Нет, когда ты ещё маленькая, они знают, что ты с этим ничего не сделаешь, так что всё нормально.

— А что они сделают, если я нарушу правило? Отправят в Азкабан? К… дементорам?

О дементорах и Азкабане я рассказывал ей вчера.

— Нет, конечно, нет! В Азкабан они сажают очень плохих людей, преступников, которые применяют Непростительные заклятия, убивают людей, и так далее. Они бы никогда не послали тебя туда, Лили, ты всего лишь ребёнок, и кроме того, ты бы никогда не сделала что-то такого, за что бы тебя отправили туда.

Она взирала на меня с нескрываемым любопытством.

— Расскажи ещё раз о дементорах, Сев.

— Хорошо, — вздохнул я и повторил то, что говорил вчера, что дементоры были кем-то вроде материальных призраков, которые питались хорошими воспоминаниями и чувствами, что они могли лишить волшебника магии, а также высосать его душу Поцелуем.

К тому времени, как я договорил, мы уже оба дрожали, нам было изумительно страшно от всего этого, но когда кусты за нами зашуршали, нас чуть удар не хватил. Из зарослей вылезла Петуния.

— Ну, может, хватит уже?! Ты всё это выдумал, Снейп!

— Не выдумал! — рявкнул я, разозлённый тем, что она пришла и испортила всё веселье. Чего она вообще к нам прицепилась? — Всё, что я сказал, правда. И чего ты за нами шпионишь?

Она авторитетно скрестила руки на груди.

— Я не шпионила! Просто хотела убедиться, что вас не съели эти дементи. Или как вы их там называете.

— Дементоры, — поправил я.

— Всё это глупая ложь! Лили, ты позволяешь вешать себе лапшу на уши!

Лили посмотрела на Петунию и тихо сказала:

— Это правда. Ты ведь видела книгу с картинками, Туни. И мы оба владеем магией.

Тогда она, сверкая глазами, накинулась на меня.

— Хватит забивать голову моей сестры всякой чепухой, Северус Снейп! Она и так чудная.

— Ничего подобного! — закричала Лили.

— Это не чепуха. Ты просто не понимаешь, — ответил я ей самым своим высокомерным тоном.

— Я понимаю то, что ты делаешь из Лили урода, такого же, как ты сам. Посмотри на себя, Снейп. Что это на тебе? Платье твоей мамы? — она указала на мою рубашку, которая, я знал, была слишком велика для меня, но у меня не было денег для нормальной одежды.

Она вечно отпускала такие замечания, но я обычно игнорировал её. В этот раз не вышло, я разозлился, и ветка над нашими головами хлестнула ухмыляющуюся Петунию по плечу.

Она взвизгнула и разрыдалась. Вот уж большой ребёнок.

— Ах ты подлый сопляк! Ненавижу тебя, Снейп! — и она умчалась.

— Северус! Это ты сделал? — требовательным голосом спросила Лили, которая почему-то на меня рассердилась.

Я сглотнул.

— Ну… понимаешь…

— Ты, да? Ты причинил ей боль!

— Нет! — воскликнул я, испугавшись, что она станет меня бояться, если я признаюсь, что просто не сдержался.

— Не лги мне, Снейп! Это был ты! — она вскочила на ноги.

— Стой! Лили, куда ты?

Она не ответила, просто одарила меня рассерженным взглядом и ушла за своей сестрой.

— Я не хотел! — крикнул я ей вслед. — Просто она вывела меня из себя своими насмешками! — но она не обернулась, и я остался один. Неужели я всё испортил? Я в ярости пнул камень. Чёрт бы побрал Петунию за её снобизм, и заодно мой вспыльчивый нрав. Ну почему я вечно всё порчу? Может, мой отец был прав. Может, я действительно безнадёжен.

***</p>

Но весь следующий день я провёл в парке, ожидая Лили. Когда она наконец появилась, я извинился, и она сказала, что прощает меня, и что Петуния не должна была меня дразнить, и что мы остаёмся друзьями. Я был очень рад услышать это и поспешил сообщить ей хорошую новость — мама согласилась обучать нас элементарным зельям.

— По пятницам она свободна, она пользуется маленькой лабораторией в больнице Святого Мунго, когда варит зелья для них. Хочешь учиться, Лили?

— Да! О, это чудесно, Сев! Я же не дождусь! Хоть бы уже была пятница.

Я тоже этого хотел. Но была не пятница, так что мы решили скрасить ожидание очередной книгой. «Фантастические твари и где они обитают» от Ньюта Скамандера. Я читал её уже раз десять, Лили — нет, так что мы прочли её вместе. Тогда она спросила, возможно ли скрыть всех магических существ от глаз маглов.

— Иногда не выходит, тогда нам приходится пользоваться заклинанием забвения, — сказал я ей.