Глава 4 (2/2)

— Словно вспыхивал и гас, и так много-много раз, секунд десять. Я пыталась разбудить тебя, но ничего не получалось. Я от страха даже про телефон твой забыла, — виновато покаялась Мицуно, — ты очнулся, когда уже все кончилось.

Зойсайт не знал, что об этом думать. У него на это не было никаких сил. В его жизни случались гиперреалистичные сны, но этот был не похож ни на один из них. Этот сон словно перенес его в другое измерение, другое состояние, соединил его-настоящего с Зойсайтом-неизвестным — непримиримым, бездушным, жестоким. Не то что бы Като был паинькой, нет. Но Зойсайт из его сна — он никак не мог сказать себе «я» — был чудовищем. Демоном. И этот демон, кажется, превратил его в кусок ваты, неспособной на любое усилие.

— Ложись спать, — велел Ами Зой, не желая больше ничего объяснять или слушать, лишь только пережить ночь, самую, наверное, худшую в его жизни.

Даже хуже, чем когда нашлась мама.

— Нет, — в ужасе замотала растрепанной головой Ами. — Можно я здесь посижу? Все равно не смогу уснуть. Я тихо, честно.

Она казалась такой перепуганной, такой уязвимой, что Зойсайт не стал спорить; да и никакого желания, если на то пошло, у него не было.

— Возьми свое одеяло. Я тоже, похоже, сегодня больше не сплю.

Ами быстро, словно боясь, что Като может передумать, скользнула к своей постели и стащила свое одеяло. Закутавшись по самую голову, она забралась к Зойсайту на кровать.

Зойсайт перевел взгляд на сереющую за окном луну, отбрасывающую на комнату тусклый свет, Ами отвела глаза в другую сторону. Так они и сидели в разных концах постели, дожидаясь рассвета.

***

Усаги и Мамору шли по безлюдной улице Красного квартала в напряженной тишине, и Цукино изо всех сил старалась игнорировать волны недовольства, исходящие от ее напарника, шагающего с ней рядом.

Небо было необычайно ясным. Ветер колыхал успевшие распуститься буйной листвой деревья, и хотя на город упала ночь, в воздухе чувствовалось предвкушение подбирающегося к Токио тепла и тонкого аромата цветов. Свернув с непримечательной аллеи в сторону неопрятной окраины, Усаги поймала себя на мысли, что так и не успела выведать у Сецуны, почему она снова отправила их дежурить в Красный квартал, а спрашивать Мамору она отчаянно не желала. Кажется, она умудрилась окончательно разрушить и без того худой мир между ними и, хоть ей и не хотелось этого признавать, жалела об этом.

«Я не должна была срываться на нем, — корила себя Усаги. — Разве Мамору виноват, что я совершенно себя не контролирую? За что я разозлилась на него? Я же всегда знала, что он от меня не в восторге. Но в последнее время он был весьма терпелив ко мне, несмотря ни на что. Откровенен, хотя между нами никогда не было особого доверия и близости. А я все испортила! С чего я решила, что могу вымещать на нем свое недовольство? Судить, с кем быть Сецуне? И почему Мамору для нее не лучшая пара, даже если мы не ладим? Он надежный, честный, отважный и умный, им будет о чем поговорить, и Сец рядом с ним порой как-будто бы расцветает. Быть может, это как раз мне нужно перестать ощущать себя третьей лишней? И просто смириться с этим фактом, принять его, как данность? Перестать уже быть капризным ребенком, требующим, чтобы с ним считались? Мы взрослые люди. Мы Хранители. Я не имею права вмешиваться в чужую жизнь, жизнь, не подчиненную долгу воина».

— Такседо…

— Тихо.

Они резко встали как вкопанные. Усаги поняла, что за всеми своими терзаниями совершенно забыла, где и зачем они находятся.

Цукино еще никогда не бывала здесь: сонные низкие улочки остались позади, впереди развернулась пустынная промзона с разрозненными хозяйственными постройками и ангарами. Где-то в глубине лабиринтов заборов хрипло залаял пес, и Усаги съежилась от неожиданности. Что они здесь забыли? Вряд ли юмы станут рыскать в поисках добычи в столь слишком безлюдном месте.

— Оставайся здесь, — Такседо Маск, не обернувшись, шагнул за мятые железные ворота, и Усаги не посмела ослушаться его.

Больше трех лет она знала, кто она. Больше трех лет она носила сейлор-фуку и пускала в бой диадему, но так и не избавилась от главного — от страха — темноты, одиночества, шорохов, юм. Иногда Цукино казалось, что она бывает смелой только вынужденно. Вот прямо как сейчас.

Где-то снова сипло закашлял пес, и Усаги уже была готова нарушить свое немое обещание стоять на месте, как вернулся Мамору, тенью выскользнув из-за ворот.

— Мы же здесь не случайно? — безнадежным шепотом спросила Усаги, шагнув Джиба навстречу, словно рядом с ним тьма окружающей разрухи казалась не такой сосущще-устрашающей.

— Боюсь, что так, — с сожалением подтвердил Мамору; кажется, он опасался ее реакции, что очень Усаги не понравилось. — Если данные верны, конечно. Я сомневался до последнего, но…

— Что — «но»?

— Сегодня мы впервые можем увидеть нашего врага.

— Это плохо? — растерялась Усаги.

Они положили на это столько времени, сил, бессонных ночей!.. Но почему они не в полном составе? Как Сец решилась отпустить их одних на, быть может, самую важную за три года миссию?

— Мы можем быть только шпионами и не должны обнаружить себя. Боюсь, открытое противостояние для нас неблагоразумно, я слишком мало знаю о нем, возможно, я и вовсе ошибся. Сецуна не в курсе. Мы — то есть вы — должны были быть в другом месте.

— Но послушай… Сегодня не твой день дежурства, — неверяще тряхнула головой Усаги. — Если бы рядом со мной, как и положено, была Сец…

— Да, я бы пришел сюда один.

— Втайне от нас? Ты спятил, Мамору!

— Мы не можем разводить толпу! — непримиримо заявил Мамору таким тоном, словно он обдумал свои слова не одну сотню раз. — Спрятать одного человека — это большой риск. А троих? Троих людей с сильной магической энергией? Я знаю, ты невысокого обо мне мнения как о человеке. Но доверься мне как воину. Как королю этой планеты.

Джиба мог отделаться от нее, не взять ее с собой, но он рискнул. Рискнул, хотя и весь его замысел звучал как сплошное безумство.

— Ты должен был рассказать все нам, — с горечью сказала Цукино.

— Я не мог допустить, чтобы вы подверглись такой опасности.

Для Усаги это звучало почти немыслимо безрассудно. Выходит, Мамору не доверяет даже Сецуне?

— Ты обязан помнить, что мы — команда, Мамору.

— Ты тоже.

Усаги чувствовала, что Джиба говорит совсем не о предстоящей операции, но на уточнение у нее не осталось времени. Такседо уже развернулся к ней спиной, и полы его мантии на мгновение коснулись ее обнаженных ног.

— У нас не больше получаса на то, чтобы замаскироваться.

У Усаги еще была тысяча вопросов для Мамору, но сейчас все они не имели значения. Важно было лишь то, пойдет ли она за ним и будет ли верить ему до конца. А на это у Цукино был вполне однозначный ответ.