Интерлюдия. Соискателем должности S-рангового нукенина уже давным-давно забито на все писанные и неписанные правила проведения собеседований (2/2)

«Сколько можно разговаривать?», — подумал он в это время. — «Пора бы уже им нападать. Ну, или в крайнем случае… во что я абсолютно не верю… сказать, что в силу своих взглядов я им не подхожу, и выставить меня за пределы деревни. Но, не с моей «удачей» и «харизмой»…».

Пейн и Конан молчали. Последняя так и вовсе ушла в себя. И по её лицу было видно, что лучше её не беспокоить, пока она занята. Поняв, что он остался без своей правой руки, Пейн задал последний вопрос собеседования:

— И как ты намереваешься справляться со всеми пятью великими деревнями, у которых ты собрался забрать их хвостатых зверей? Ведь только боль поможет им понять, что…

— Я могу организовать что-то вроде Вечного Цукиёми, — уже откровенно провоцировал на нападение на себя Акино. — Годы изучения устройства душ, разумов и внутренних миров разумных существ показали мне, что это не так уж сложно, как кажется на первый взгляд. Прямо сейчас я не готов бросить вызов всем пяти великим деревням, но это вопрос не моего мастерства, а вопрос доступной мне энергии. И я знаю тринадцать мест, где я могу достать необходимое. Так что те, кто жить не может без причинения боли и убийств, тихо уснут и не будут более никого беспокоить.

Пейн замер. Он не знал, что сказать на это. Ведь это был его план. План «Глаз Луны». В ходе которого плохие убийцы-шиноби… а они все убийцы… отправлялись в вечный сон. И наступал мир.

Но тут отмерла Конан. Она ухватила «Пейна» за руку и со словами: «Нам надо поговорить!», унеслась с ним прочь. Унеслась в самом прямом смысле этого слова. Выпустила крылья и улетела, таща мёртвую марионетку за собой.

«И что это было?», — недоумённо приподнял брови оставшийся в полном одиночестве Акино.

Вернулась Конан через несколько минут. На её обычно невозмутимо-безжизненном лице играл румянец, а глаза, казалось, метали молнии. Но эти молнии были предназначены не Акино, а кому-то, с кем у Конан сейчас состоялся непростой разговор.

— У нас с Пейн-самой состоялся непростой разговор, — так Конан дипломатично сообщила, что сейчас она сказала своё решительное «нет» всем планам лидера относительно Акино, — Мы посовещались, и я решила… то есть, Пейн-сама решил… что конечно же тебя следует принять в нашу организацию! Поздравляю со вступлением в «Рассвет» на должность, ну, скажем так, левой руки лидера. По всем вопросам обращайся ко мне, как к правой руке Пейна-самы.

«И что это сейчас было?», — недоумевал в своих мыслях Акино. Впрочем, в его глазах ничего не отразилось. Не потому, что он усердно скрывал от окружающих свои чувства. Просто когда твои немногие оставшиеся душевные силы уходят на поддержание спокойного дыхания и размеренного течения мыслей, то на мимику лица и выражение своих глаз уже как-то не обращаешь ни малейшего внимания.

Дальше Конан ввела Акино в курс текущих дел «Рассвета» и проинструктировала насчёт бытовых мелочей типа где жить и куда приходить за ежемесячным жалованием. И снабдив на прощанье Акино странным пожеланием показать всем, что же такое эта дружбомагия, Конан распрощалась со свежеиспечённым членом их немногочисленной, но элитной организации.

«Итак, домашние заготовки закончились…», — думал Акино, — «И хоть я не особо старался вступить в этот «Рассвет»… просто немного хотелось посмотреть на таких неординарных личностей, которым пригодился в хозяйстве Десятихвостый… Посмотрел. Да, личности действительно неординарные и амбициозные. Только даже их текущей неординарности и амбициозности не хватит чтобы совладать с Десятихвостым. Уж очень специфические навыки нужны для этого. Но с другой стороны деревня Дождя стоит целёхонькая, и без малейших следов буйства Десятихвостого… А то что чудовище будет крушить и ломать всё вокруг я понял, ещё тогда… на луне… когда глянул на него духовным зрением. Но тогда возникает встречный вопрос: «Кто же усмирил чудовище? Кто этот неизвестный герой, достойный встать в одном ряду с мудрецом Шести путей… ну, или хотя бы его братом — Хомурой, которому было доверено удерживать Десятихвостого на луне». Пока что у меня два претендента на эту роль — чёрный-белый невежа, с ходу сканирующий духовный зрением всех встреченных им людей, и непредставленный никому, кроме Конан, настоящий лидер «Рассвета» — красноволосый мужчина средних лет с синяками под глазами от недосыпания. Большего я, увы, в её сердце не прочёл…».

Тут его внимание привлекли идущие к нему Итачи и его «воскресшие»… хотя, пожалуй, безо всяких кавычек… родители. Акино уже собирался просканировать их сердца… Не с целью поиска чего-то прорывного… Нет… Так, на всякий случай… А то вдруг они замыслил чего нехорошее…

Но тут внезапно в голове Акино раздался хор из желающих пообщаться. Пришлось потратить чуток времени, чтобы отделаться от них. Делать это надо было вежливо. Потому как позволишь разок чувству злости взять над собой верх, и всё… Приплыли… Настоящее, без дураков, сумасшествие приветливо помашет тебе ручкой, вложит тебе в руки нож, и ты сам и не заметишь, как окажешься весь в чужой крови. А твоя боль от этого ничуть не уменьшится. Потому что с душой это так не работает. В смысле, причиняя другим боль, лишь хочется причинять её и дальше. И более ничего… Тупик, короче…

И пока Акино делал это, семейство Учиха подошло к нему вплотную. И без долгих предисловий…

— Мы посовещались, и я решила… — начала Микото Учиха.

— Кхм! — бросил просящий взгляд на жену Фугаку Учиха.

— …и мы решили, — поправилась женщина, — усыновить тебя, Наруто!

— Я не Наруто, я — Акино, — сказал Акино и замолчал.

Слов у него не было. Понимания того, что же толкнуло этих странных людей на такой поступок, у него тоже не было.

— Акино так Акино, — не стала забивать голову пустяками Микото.

Фугаку стоял рядом и изображал из себя мудрого главу семьи.

Итачи же слегка улыбнулся картине того, как ошеломлённого Акино обнимает его мать, и проговорил:

— Отныне зови меня «старший брат». Можно даже просто «глубокоуважаемый старший брат»!

— … — промолчал Акино.

Слов у него всё ещё не было. Идей о том, что же толкнуло этих людей на такой поступок и во что это может вылиться, у него тоже не было. Впрочем, идеи были у Микото.

— Нам срочно надо узнать, как дела у Саске! Я не видела его полдня, а для него, маленького, прошло четыре года! Как он там жил всё это время? Решено! Мы выдвигаемся в деревню Листа!

— Кхм! — откашлялся Фугаку.

— Прости, дорогой, это я что-то болтаю о своём, о женском… Не обращайте на меня внимания… — но в её тоне слышалось нечто противоположное. Такой маленький намёк, что тому, кто посмеет игнорировать Микото Учиха — не поздоровится.

— Я решил, — степенно начал Фугаку, — что нам нужно проведать нашего дорогого Саске! — изрёк он с таким видом, как будто до этого Микото ничего такого не говорила.