Интерлюдия. Уже не особо стараемся произвести хорошее впечатление на собеседовании по приёму в S-ранговые отступники (1/2)
***Акино Узумаки***</p>
Упс! Меня читают… Что же, я готов. Чувство взгляда в спину со мной. Оно спокойно перенесло и копирование разума с помощью фуин Злого Двойника, и перерождение в живом теле с помощью Драчливой Ивы и демонической родословной. Так сейчас я просто говорю:
— Я не публичная библиотека, чтобы читать меня бесплатно. Плата — боль!
О! Кто-то сбоку… нет времени рассматривать, вижу только странный чёрно-белый силуэт… шипит от боли и трёт слезящиеся глаза. Бывает… Бесконечный месяц, проведённый на Луне в попытках проникнуть в летающий храм, где был заточен Десятихвостый, многое мне дал. Хамура и его потомки накрутили там такую защитную систему, что просто ужас. И куда ни ткнись — везде системы видеонаблюдения в виде бьякуганов покойных членов лунной ветки Ооцуцуки. Смотрят, не моргают… Потому как давным-давно превращены в так называемые «сокровища». Так их принято называть в мире Ооцуцуки. Но и на них нашлась управа. И как-то был момент, когда я думал, что всё… приплыли… финиш… сейчас нас обнаружат, выдадут белые тапочки и короткой дорогой отправят на местное кладбище, но… навык «Мне нужен план!» успел сработать, я кое-что придумал, и у меня появился новый навык, работающий на Ци Ядра и предназначенный против сканирования. Так что духовным зрением на меня лучше не смотреть…
Вот я и добрался до балкона. Меня ждут. И… Стоп! Это же мой старый знакомый, Итачи Учиха! Некоторое время назад я прикинул, что у нормального человека нет ни единого шанса встретится с ним. Мгновенно поняв, что наша будущая встреча практически неизбежна, я начал к ней готовиться. И сейчас я готов.
***Вид со стороны***</p>
Не по годам серьёзный мальчуган лет двенадцати, ступивший на балкон башни каге, направил свой взор сперва на лидера организации «Рассвет». Но пирсингованый парень лет двадцати не привлёк его внимание надолго. А если быть совсем уж точным, то Акино смотрел на него секунду, максимум две, после чего мальчик решительно зашагал по направлению к другому члену организации «Рассвет». К Итачи Учиха. А за его спиной шипел себе под нос что-то неприличное и тёр глаза чёрно-белый Зецу.
И тут Хидан не выдержал. Выхватив свою любимую трёхлезвийную косу, он выкрикнул:
— [Цензура!] [Цензура!] [Цензура!] [Цензура!] [Цензура!] [Цензура!]
Суть его выкрика сводилась к тому, что каждый претендент на поступление в «Рассвет» проходит собеседование. А собеседование проходит в форме спарринга в полный контакт. Убийство не приветствуется, но мелкий шкет вроде тебя… Что там хотел сказать дальше Хидан, осталось науке неведомо. Ибо поскользнулся на ровном месте на банановой кожуре и нелепо взмахнул в воздухе руками и ногами.
Итачи же, который всё это время внимательно смотрел за происходящим сквозь свой шаринган, подобрался. Нет, нельзя сказать, что он был до этого расслаблен. Нет. Итачи Учиха не расслаблялся с четырёх лет, когда его отец сводил маленького Итачи посмотреть на свежее поле боя, на котором ещё раздаются стоны умирающих. После этого детство для Итачи закончилось, он наглядно понял, что такое «смерть» и что бывает с теми, кто оказался не готов к тому, что для него приготовила жизнь. Так что сейчас он стал собранным не как перед обычным спаррингом, а как перед спаррингом с S-ранговым противником.
Потому как шаринган показал Итачи, что чакра Наруто… тут он ошибся, но это простительная ошибка, так как отличить Акино и Наруто — это задачка не из лёгких… пришла в движение. И маленький шарик из его ладони исчез, а потом оказался под ногой у Хидана, вызвав комичное падение оного с задиранием ног выше головы.
А ещё больше Итачи напрягся, когда разглядел тоненький ручеёк чакры, замаскированный с помощью техники трансформации под цвет пола. И оный ручеёк, скользнув по полу, молниеносно добрался до Хидана, а тот его и не заметил. После чего чакра «Наруто» ухватилась за хиданову косу, и… тут Итачи показалось, что Хидану сейчас отрубят голову, но нет… Коса так удачно вонзилась в пол, что голова Хидана застряла между первым и вторым лезвием. И все попытки главного матерщинника Дождя освободиться оказались тщетными. Хидан этого не видел… угол обзора не позволял… но Ци, пропущенный Акино через лезвия косы, погнул их самым причудливым образом. И теперь Хидану, чтобы освободится, надо было либо отпилить ручку косы, либо… отпилить себе голову. Да-да, именно голову, и именно отпилить. В силу некоторых обстоятельств Хидан бы пережил такое обращение с собой любимым.
Но Акино решил не отвлекаться на крик и мат позади себя, поэтому Хидана сейчас ждало то, к чему его жизнь не готовила. Моральное уничтожение.
— Меня зовут Акино Узумаки. А тебя…
В голове Хидана мелькнула идея каламбура, начинающегося словами: «А я — детская смертность», но, вот неожиданность, Акино сказал:
— Хидан, — закончил фразу Акино.
И остаток каламбура в виде слов: «А так как раздражающий спиногрыз тут только один, то сегодня я буду стопроцентной!», застрял в горле Хидана. Да и сам он почувствовал себя… странно.
«Я вижу, на какие точки надавить, чтобы сломать его в ноль. Но… я ведь пришёл сюда не для того, чтобы сражаться… Мне не нужно самоутверждаться за счёт пары моих припрятанных в рукаве джокеров в виде навыков духовного зрения и морального уничтожения. Я сюда пришёл… как бы это странно ни звучало… чтобы научиться противостоять дружбомагии. А чтобы уметь ей противостоять, надо хоть немного, но понимать, что это за фигня такая — дружбомагия… И сейчас мне предстоит сделать то, что в своей новой жизни Вихря Зла ещё не делал ни разу. Попытаться включить какую-никакую, но всё же эмпатию…»
— Хидан, — спокойным и уверенным голосм начал Акино, — знаешь, почему девчонки-малолетки восторженно пищат при виде твоего распахнутого на голой груди плаща, пафосных взмахов огромной косы и фразочек, пересыпанный нецензурными словами…
— [Цензура!] [Цензура!] [Цензура!] [Цензура!] [Цензура!], — выразился Хидан в том плане, что ему никто не указ. И вообще, он по жизни победитель.
— [Цензура!] [Цензура!] [Цензура!] [Цензура!] [Цензура!], — не повышая голос ответил ему Акино на понятном Хидану языке, что, дескать, коли проиграл спарринг, то будь любезен, сиди… или даже лежи… и слушай, не перебивая.
И от лаконичности, образности и красоты словесных конструкций, обрушившихся на него, Хидан ощутил, как его руки, пытающиеся выдернуть застрявшую косу, слабеют.
— Я не закончил вопрос, — между тем говорил Акино. — А в полном виде он звучит так: «А она почему-то смотрит сквозь меня, как сквозь утренний туман, несмотря на все попытки привлечь её внимание?».
Глаза Хидана непроизвольно скосились в сторону Конан. Но так, как впрочем и всегда, не смотрела на Хидана.
— Всё просто, — как это ни странно, но в голосе Акино появились нотки сочувствия, — Даже если на лице женщины маска сильной и уверенной в себе женщины, где-то в глубине своего сердца она всё ещё нуждается в мужчине, способном унять боль давней утраты. А постаревшие, но так и не повзрослевшие мальчики для этого не подходят. Никак. И никоим образом.
Последние «никак» и «никоим образом» сработали как двойной контрольный выстрел. И Хидан ощутил себя так, как будто из него выпустили воздух. И руки, которые он стискивал на древке своей косы, бессильно опали наземь. На лице же Конан появилось странное выражение. Такое бывает у людей, которые меланхолично водили пальцем по прибрежному песку, но вдруг заметили блеснувшую под их указательным пальцем золотую крупинку.
— И ты, кстати, неправильно понял мои слова «нуждается в мужчине». Имелось в виду не то, что ты представил, а «крепкое мужское плечо» человека, на груди которого можно поплакать, выплеснув-таки наружу застарелую боль. Ну, и ещё многое другое… Но оно опять-таки не имеет отношение к тому, что навоображал. Так что ты не потянешь.