Пролог, или что было до... (2/2)

Также Арья приносила ему и другие новости.

После многочисленных войн Север начал оживать. Зима отступила, в северных землях утвердилась надёжная власть Королевы Севера и даже начали появляться люди, пришедшие на север, чтобы наконец-то обрести здесь спокойную жизнь, поскольку в Шести Королевствах всё ещё продолжалась борьба за власть, что не приносило мира и безопасности в жизни простых людей.

Вместе с беженцами пришли и проповедники чужой для Севера веры. Вот только это были не странствующие монахи, верующие в Семерых, а слуги Красного Бога.

Если раньше Старые Боги сражались за людские души с Семерыми, то теперь они сражались с огнём. Иногда – буквально.

Дело было в том, что даже среди северян нет-нет, да находились те, кто хотел бы поменять веру. Даже среди тех, кто сражался с Иными. Особенно среди них.

Жрецы и жрицы несли веру в Рглора, и всё больше людей в него верили.

Чем дольше Джон жил, тем больше сожжённых богорощ мог бы назвать.

Слуги Огненного Бога творили чудеса, за что купались в любви народа, а за перешейком продолжалась грызня выживших лордов. Там голодал народ, в некоторых местах голодал уже десятилетия. Голодал, но был жив. Ведь зи́мы были всё ещё редки и непродолжительны.

За время правления Брандона Спокойного, названного так вопреки стараниям Беса и самого Брана называться Сломленным, хотя по мнению Джона его двоюродного брата правильнее бы было именовать Равнодушным, пресеклось ещё несколько благородных Домов.

Постоянные мелкие стычки, непрестанно бурлящий Дорн, почуявшие слабость железнорождённые и королевское окружение, у которого хорошо получалось лишь интриговать, вело королевства ко дну, и это понимал даже Джон.

Даже до вольного народа доходили слухи о претензиях железного банка к Шести Королевствам и то и дело вспыхивающих на их землях голодных бунтах.

На этом фоне борьба красных жрецов со старыми богами и трудный, но стабильный быт среди вольного народа смотрелись чуть ли не пределом мечтаний.

Джон усмехнулся, про себя обдумывая последнюю мысль.

Его проблема была в том, что эти самые пресловутые мечтания у него были. Несбывшиеся мечты и целая гора сожалений высотой со Стену.

Хоть Джон и был благодарен Арье за то, что она время от времени его навещала, но всё равно чувствовал, как в глубине его души тлеет обида. Обида и злость. И тех, на кого он мог злиться было в достатке: его коронованные родственники; спасённые в том числе и Джоном люди Севера, и, скорее всего, прочих земель Семи Королевств; Север; Вестерос и даже Арья. Последней Джон завидовал за её, казалось бы, нестареющее тело и ту лёгкость, с которой она перемещалась по Королевствам. Завидовал её свободе.

С одной стороны, он понимал, что с вольным народом ему самое место – короткого нахождения в столице ему хватило на всю оставшуюся жизнь, а в Винтерфелле, как оказалось, ему не были рады, о чём свидетельствовало молчание Сансы. И всё равно обида, злость, зависть и усугублявшая эти чувства старость ядом разъедали его изнутри, заодно отравляя жизнь и всем окружающим его людям.

Всё чаще он ловил себя на мысли, что по характеру стал таким же, как Торн. И чем больше он старел, тем больше понимал сира Аллисера. Находясь на краю мира, без какого-либо будущего, обречённый сдохнуть преданным, и никому не нужным стариком, он думал, что в своё время Аллисер чувствовал себя если и не так же, то весьма схоже, всё же он попал на стену после восстания Роберта, за то, что выбрал не ту сторону. Выбрал и проиграл.

Из всего вольного народа с ним дружил только Тормунд да дети из разных племён, которые он время от времени посещал, всех остальных Джон под старость лет предпочитал всячески оскорблять, а то и калечить, что неплохо у него получалось даже в преклонном возрасте.

Терпели его только из уважения к его дару – сильный варг да со своим зверем в хозяйстве вольных племён был поистине незаменим, так что терпеть его были готовы почти что с радостью.

Из-за своего испортившегося характера с девушками Джон так больше и не сходился. Да и не хотелось ему больше нарушать данных клятв, ведь его отправили в ссылку с условием, что детей у него не будет. Значит, так тому и быть.

А время от времени появляющиеся в его снах фиолетовые глаза его любимой, но безумной королевы только ухудшали положение.

Он любил Дейнерис. И на её фоне любая девушка блекла, так что хранить свою клятву ему было несложно.

Возможно, найдись среди вольного народа девушка, похожая на другую его любовь – Игритт, и он смог бы подпустить её к себе. Вот только, к сожалению, или к счастью, таких не находилось.

”Давно уже сестрёнка меня не навещала”, – грустно подумал Джон.

А ещё, несмотря на то, что конец его жизни был весьма печальным и жалким, Джону всё ещё не хотелось умирать.

Он боялся смерти.

Так он и умер, в своей лежанке из шкур, в низкой землянке с небольшим вырубленным оконцем с видом на богорощу. Умер дряхлым и до самого последнего своего мгновения сожалеющим о прожитой жизни, среди тех, кого он однажды спас, впустив за Стену.

А вместе с ним ушёл к богам и его зверь, положивший голову к нему на ноги, и проживший уже намного больше, чем отмеряно любому другому лютоволку. Хотя, говорят, что среди варгов это обычное дело.