6. Обман космических масштабов. (часть 1-ая) (2/2)
— Кто я?
Такой простой вопрос легко слетел с его языка. Он звучал негромко — почти шепот, в котором таилась надежда на то, что ему позволят хоть раз услышать правду… ту самую правду, которую уже знал без всяких вопросов.
— Ты мой сын.
Ложь. И снова ложь.
Но сказанная так уверенно. В это можно было поверить — неудивительно, что его водили за нос столь долго.»</p>
Где-то раздался жалобный писк — очередная крыса, загнанная в угол, которая больше не выберется отсюда.
И как он мог так подставиться? Глупая ошибка и от того… непростительная.
«Локи, наконец, обернулся, устремив свой взгляд на отца. Вот только теперь его кожа не была привычно бледной. Нет. Синяя. С древними узорами, похожими на диковинную роспись.
— А кто я ещё?
Этот вопрос прозвучал громче, требовательнее, давяще. Это был даже не вопрос в том смысле, в котором принято принимать подобное. Скорее, вызов. Он вспорол звенящий от сгустившегося напряжения воздух, словно кинжал, которые Локи так любил. А сопровождение шло эхо неозвученных резких слов: «Ну, давай же! Скажи это! Хоть раз… хоть раз скажи правду!».
Синева постепенно сходила с кожи.
Локи сделал шаг. Потом ещё один. И ещё.
— В тот день в Йотунхейме ты забрал не только ларец, не так ли? — спросил он, смотря прямо на отца, хотя знал ответ.
Ему было важно это услышать. Услышать то, что уже было известно, несмотря на искусную паутину лжи и притворства, которой его оплетали с самого детства.
Один молчал недолго, словно в попытке тщетно оттянуть момент, когда истина прозвучит, пропитывая своей подлинной уродливой сущностью все вокруг.
— Да, — все же ответил он. — Когда битва закончилась, я вошёл в храм и нашёл там ребёнка. Маленького, как для отпрыска великанов… покинутого, страдающего, брошенного умирать… — продолжил. — Это был сын Лафея.
— Сын Лафея?
— Да.
Наконец, правда.
Она давалась Одину нелегко, будто с трудом выдавливаясь наружу. Чтобы смягчить собственные слова, правитель Асгарда тут же себя оправдывал, обставляя все так, словно его поступок был продиктован добротой и состраданием. Может, и так. Но Локи знал, что было не только это. Никогда не идеализировал отца, как тот же Тор. И в итоге… не ошибся.
— Зачем? — только и спросил сын Лафея. — Ты был по колено в йотунской крови… Зачем ты меня забрал?
И ведь ответ на этот вопрос ему тоже был известен.
— Ты был невинным ребёнком…
Ложь. Снова ложь.
Руки Локи сжимаются в кулаки с такой силой, что костяшки пальцев белеют, а на ладонях остаются следы-полумесяцы.»</p>
Локи поднял взгляд к потолку.
Темно. Нет выхода. Капли воды. Едкий запах медности крови, влажность, почти лишающая дыхания, сплеталась с гнилью в толстый, невидимый жгут, стягивающий глотку. Локи казалось, что он сходит с ума. Страх, лихо смешанный с яростью и осознанием собственного бессилия, подбирался все ближе и в конце застрял сухим комом в горле, не проглотить.
«— Нет… Ты забрал меня с какой-то целью, — говорит он с непоколебимой уверенностью. — С какой?
Тишина. Она была густой, тяжелой, концентрированной, вязкой. Неприятно оседала на коже, словно бы окружая плотным и непроницаемым коконом. А ещё… еще тишина трещала — кажется, именно этот звук издавала ткань, если ее натянуть слишком сильно. И этот «треск» с каждым мгновением лишь набирал силу.
— Отвечай! — это Локи буквально прокричал в лицо Одину, который в его глазах уже потерял все свою царственность, недостижимость, становясь обычным стариком, запутавшимся в своих интригах.
И этот крик был переполнен бессилием, злостью и отчаянием — сочился ими. Своими острыми, кривыми краями впивался в Одина в порыве пустить кровь, стереть это отеческое выражение с его царственного лица.
— Я подумал, что мы сможем обьединить наши царства, — наконец, заговорил вновь он. — Создать союз. Установить вечный мир. С твоей помощью…
— Что?… — задушено, на выдохе.
Локи знал. Без лишних слов и разъяснений… знал. Однако прозвучавшие слова все равно нанесли сокрушительный удар, выбивая воздух из легких, заставляя глаза против воли увлажниться.
Его использовали.
Всю жизнь растили, как сына, как наследника. Но истина в том, что ему никогда было не стать ни тем, ни другим, несмотря на все попытки заслужить «отцовское» одобрение, признание. Локи навсегда останется лишь вещью, средством для достижения цели. Не больше.
— Но эти планы не сбылись.
— Значит я… похищенный трофей… запертый здесь… до тех пор… пока я тебе не… не пригожусь? — слова давались неожиданно с трудом.
— Ты извращаешь мои слова…
— Ты мог с самого начала сказать, кто я такой! Почему не сказал?!
— Ты мой сын, — прозвучал ответ. — Я хотел всего-лишь уберечь тебя от правды.
— Потому… потому что я одно из чудовищ, которым родители пугают своих детей?!
— Перестань…
— Теперь все встало на свои места! — кричал Локи, не в силах сдержать ту бурю, что разрывала его в клочья изнутри. — Поэтому ты все годы благоволил Тору! Потому что сколько бы ни говорил, как ты меня любишь, ты бы никогда не допустил ледяного великана на трон Асгарда!»</p>
Падение с Радужного моста виделось самым настоящим спасением. Он знал, что выживет — это главное. Чувство скорого освобождения от столь лживых семейных уз… даже дышать было легче. Он не знал, что его ждали. Схватили почти сразу, не дав сделать и вдоха. Глупо подставился. Слишком глупо.
Где он?
Локи лежал на холодном каменном роду и практически не шевелился, лишь чуть вздымающаяся грудь говорила о том, что ещё дышит, ещё жив. Хотя уместнее было бы ко всему добавить слово «пока». Пока ещё дышит. Пока ещё жив. Да, так точнее. Ближе к сути.
Сколько он уже тут?
Асгардец не знал, сколько он уже здесь. Ощущение времени затерялось где-то среди этих камней, от которых так часто эхом отражались его стоны, крики, надсадной дыхание и скрежет ногтей по полу. Никак не получалось подсчитать с педантичной точностью ни годы, ни месяцы, ни недели, ни дни, ни часы, ни тем более минуты, попросту не хотелось. Ничего не хотелось.
Локи и сам не понял, в какой именно момент в его голове появилась зыбкая мысль о том… а был ли вообще «Локи»? Но эта мысль все крепло. Собственное имя казалось чужим, почти незнакомым, неузнаваемым, а уверенность в том, что оно когда-то ему принадлежала таяла… подобно залежавшемуся снегу по весне. Все словно бы ускользало сквозь пальцы — никакой возможности удержать, ни малейшей.
Зачем он здесь? Для чего?
Чужая магия напитанная зловонием гнили уже нашла своё место в его израненном, покрытом шрамами, теле. Ее шелест искушающе шептал, что может… стоит сдаться? Ему всего-лишь надо подчиниться. Дать согласие стать одним из детей Таноса. Зачем он все ещё сопротивляется? Почему? Ведь так было бы проще. Легче. Боль, изнуряющая плоть, терзающая разум… она бы прекратилась. Так… почему не склонить голову? Почему не назвать Таноса своим отцом… своим хозяином?
Кто он?
Отец… У него уже были отцы. Двое. И оба использовали его в своих целях. Хотел убить обоих. Отомстить. До сих пор в памяти сохранился обрывок, осколок воспоминания, в котором его магия один ударом оборвала жизнь его отца по плоти и крови. Ни жалости. Ни сожалений. Почему?… Так и должно было случиться. Слабый всегда падает на колени перед более сильным — этот урок усвоил ещё в детстве.
Нити мыслей продолжали виться в истощенном разуме, соединяясь воедино, образуя неведомой сложности узор, невообразимо крепкий в своих плетения. И лишь за Локи был выбор… ухватиться за него или поддаться шёпоту, позволить себе упасть в чёрную непроглядную бездну.
Слаб ли он? Нет. И этот ответ в его разуме был стойким и несокрушимым монолитом. Сейчас Локи не мог даже толком пошевелиться — не было сил. Никаких причин для того, чтобы звучало столь непоколебимое «нет». Но Локи был уверен, что не слаб, никогда не был слабым… даже больше того, ненавидел слабость, презирал ее как в себе, так и в других.
Кто он?
«Ты искусный лжец, брат. Всегда им был.»</p>
Голос кажется почти чужим, незнакомым. Но Локи узнает его. Не может не узнать даже тогда, когда собственное имя почти стёрлось из памяти.
Кто он?
Стена забытья внутри, казавшаяся непробиваемой, незыблемой… Первые трещины стали появляться.
Был ли Локи?
Асгардец попытался собраться с силами — первая попытка принять сидячее положение. Собственные икры напряглись. Ноги двигались… медленно и неохотно. Ладони стали опорой, впечатавшись в каменный пол.
Он был.
И…
Неудача. Правда нога подвела, неудачно соскользнув, так и не став надёжной опорой.
Всегда был.
Локи попытался снова. И снова… тщетно.
Есть и будет.
Исполнить задуманное действие, такое простое в своей основе, но сложное в воплощение, получилось с шестой попытки.
Кто он?
Локи. Сын Одина. Сын Лафея. Брат Тора. Наследник трона Асгарда. Последний ледяной великан. Правитель уничтоженного Йотунхейма. Бог обмана и хитрости. И пока дышит… он не склонит голову ни перед кем. Не будет служить… пока жив.</p>