Глава 10: Доносчик (1/2)

Для тех, кто не в курсе: Переправа Гетрана – это деревня, которая находится примерно в тридцати или сорока милях к югу от Халамширала, если двигаться по дороге, идущей от Эмприз-дю-Лион до самого Великого леса, долийцами называемого Изумрудными могилами. Она расположена на западном берегу одной из многих притоков, которые в конечном итоге сходятся в одну реку, текущую мимо зимней столицы в море; как раз после этой деревни могут ходить корабли. Я помню, как был поражен богатством такой маленькой деревни, когда мы в неё только заехали. Она буквально бурлила жизнью: повозки и лодки подкатывали к верфи, где уже ждали грузовые корабли, готовые везти минералы и сельскохозяйственные товары на север, в города. Таверн вокруг было не сосчитать, и я мог лишь предполагать, что за ними расположены публичные дома, лавки бондарей, кузни и, что важнее, конюшни. Я сказал об этом Джули, спросив, все ли деревни в Орлее так процветают. Она насмешливо фыркнула:

— Эта деревня богата за счёт тех, кто живет вверх по реке, — сказала Джули. — Здесь не берут пошлину, поэтому аристократы Халамширала могут брать всё по сниженной цене.

Позже это будет иметь довольно разрушительные последствия для всей деревни, оставшейся верной императрице Селине во время надвигающейся войны. Увы, я не мог этого предсказать и тогда отнёс её фразу к типичной региональной вражде и зависти. Я не мог винить за это Джули: налоги, произвольно наложенные на одну часть страны и снятые с другой, всегда вызывают негодование. Особенно у тех, кто никак не может на эти налоги повлиять. Имперский двор на севере действительно вёл себя, как пиявка, высасывая кровь из земли и тех, кто на ней проживал.

Я наблюдал за деревенской суетой, пока не осознал, что прохожие пялятся на меня. На меня, не на Тэм или Армена, которые должны были привлечь больше внимания. Я быстро понял тому причину и снял шлем. Должно быть, я выглядел весьма странно для тех, кто никогда не видел огнестрельного оружия, пуленепробиваемой брони или даже пустынного камуфляжа. Теперь, конечно, этим никого не удивишь, но тогда большинство только диву давались. Я на ходу прикрепил шлем к бедру и вновь надел голубой берет. Люди вновь повернули ко мне головы, не смея ничего сделать – лишь глазеть.

— Да что с ними не так? — спросил я, когда мы подошли к кварталу, где располагались конюшни.

— Думаю, они приняли тебя за дворянина на службе Короны, — предположил Армен. — Синий и золотой – королевские цвета Орлея. Твоя шапка с золотой застёжкой и твоя осанка наводят на мысль, что ты – важная персона.

Я весело фыркнул. Сначала бросают в тюрьму, как отступника и убийцу, теперь обходят стороной, как дворянина. Определились бы уже. Тут мне вспомнилась одна важная деталь.

— Но на мне же нет маски, — сказал я. — Почему меня не принимают за простолюдина?

— В такую-то погоду? — улыбнулась Джули. — В это время дня даже дворяне снимают маски, а не то они задохнутся.

— Я в принципе не понимаю, зачем они их носят, — сказала Тэм.

— Всё довольно запутанно, — ответила Джули. — Но такова традиция.

— Как люди ухаживают друг за другом, не зная, как они выглядят под масками? — продолжила Тэм.

— В узком кругу маски снимают, — ответила Джули. — Особенно дома, в обществе друзей или знатных знакомых. Лица скрывают по большей части от простолюдинов.

— Как странно, — пробормотал я. Тэм кивнула, а остальные промолчали. Вряд ли мы бы смогли изменить их мнение по этому вопросу. По крайней мере, пока.

Мы прибыли к, вероятно, конюшне – самой крупной на этом конце города. Было решено, что пойдём туда только мы с Джули, а остальные вместе с телегой отправятся искать, где бы поесть и выпить. Придав себе вид самых щедрых покупателей, мы зашли внутрь.

Внутри мы застали множество помощников конюхов самых разных возрастов – от малолетних детей до совсем взрослых подростков – но все они терялись на фоне главного конюшего. Я предположил, что мясо он ест куда чаще и больше остальных. Да ещё и конского. У него были густые седые волосы, покрывающие всю макушку, но редкая борода и усы, какие бывают, если где-то месяц не бриться. Помимо этого, его одежда выглядела лучше, чем у большинства местных крестьян. Он выглядел занятым человеком, который любит раздавать приказы. Я задался вопросом, гаркнет ли он и на нас.

Когда мы с Джули подошли к нему, он добрую минуту окидывал меня взглядом, прежде чем спросил:

— Слуги Короны теперь и в палящую жару ходят? — спросил он, совершая ту же ошибку, что и люди на улице. Подавив смешок, я постарался сохранить серьёзное лицо.

— У человека без запасных лошадей выбора нет, — ответил я, не подтверждая и не отрицая, что я дворянин. — Я пришёл их купить.

— Что ж, место вы выбрали, что надо, — сказал он, шлёпнув отдыхающую девушку по голове и погнав её работать. — Возможно, готовы рысаки будут не сразу, но к концу дня вы их точно получите.

Я нахмурился. Каждый потерянный час сокращал расстояние между нами и храмовниками или имперской стражей. Но спорами я бы вряд ли ускорил дело, поэтому я просто согласно кивнул. Мужчина явно заметил моё неудовольствие, но оценил вежливую сдержанность и жестом пригласил нас к столу.

— Что именно вам нужно? — спросил он, садясь на стул и пододвигая к себе кусок пергамента. Я повернулся к Джули – сам я ни капли в лошадях не разбирался.

— Две вьючных лошади и приличное седло для той, что у нас уже есть, — с милой улыбкой заявила она.

Конюший глянул на меня, и его лицо слегка смягчилось.

— Вы разрешаете слугам отвечать за вас? — спросил он, с ухмылкой откидываясь на спинку стула.

Я до сих пор вспоминаю, каким убийственным взглядом его наградила Джули. К счастью, я быстро сообразил, как ответить так, чтобы она не бросилась к телеге за топором, чтобы поделить конюшего надвое.

— Она – моя дама, — ответил я с не менее нахальной ухмылкой, — мне нравятся практичные люди.

Я видел, что ответ устроил обоих. Вот так и играют людьми. Определяют, что они из себя представляют, а потом по возможности потакают их ожиданиям. Но тут важно не перегнуть палку. Конюший вновь посмотрел на Джули, которая немного расслабилась после моего замечания. Взгляд у него, конечно, был не такой уж вежливый, и когда я собирался было на это указать, он повернулся ко мне.

— Грудастые, поди, тоже, — с немалым цинизмом ответил он. — Практичность – это здорово, но вы, смотрю, на компромисс не шли...

— Я прямо здесь стою, — вмешалась Джули, скрещивая руки. — Хотите продолжить этот разговор? — это был не вопрос.

У главного конюшего дёрнулись брови. Он явно не привык, чтобы с ним так разговаривали. Но и он сам не имел права на подобные замечания, так что я решил вмешаться, пока он не потерял голову. В прямом и переносном смысле.

— Нет, не думаю, — сказал я, прежде чем он успел подписать себе смертный приговор. — Вы можете нам помочь, господин хороший?

— Да, у меня в достатке вьючных, — ответил он. — Седла какие предпочитаете? У меня сынок – кожевник, так что кожей мы прямо здесь и занимаемся.

— Было бы неплохо купить удобное, но не настолько шикарное, чтобы на него позарились воры, — сердито сказала Джули.

— Что ж вы, каждую монету считаете? — пожаловался мне конюший. — Мне же тоже на что-то жить надо! — сказал он, явно пытаясь поставить в неловкое положение якобы богатого человека и воззвать к моему несуществующему положению, которое, как известно, обязывает. Впрочем, скупиться тоже не было никакого смысла. Скупой платит дважды, как говорят.

— Как я и сказал, она весьма практична, — ответил я. — Если что, я готов купить двух ваших лучших вьючных лошадей.

Конюший заворчал под нос и кивнул. Он начал писать, указывая товары и цены непонятными мне символами. Через пару минут хмыканий и мыканий он протянул мне договор. Я передал пергамент Джули, как единственной из нас двоих понимающей в коневодстве. Она поморщилась и склонила голову набок, как любила делать, когда думала. Когда она выпрямилась, она вновь улыбалась.

— А я-то на вас пеняла, — сказала Джули. — Всё подходит идеально.

— Что ж, не могу не угодить хорошенькой леди, — пошутил конюший. — Даже если они лезут в разговор.

— Приятно слышать, — сухо ответила Джули.

— Тогда распишитесь, — сказал мне конюший и протянул разноцветное перо. Я изогнул бровь, подумывая, не доверить ли эту честь Джули, но быстро осознал, как странно это будет выглядеть. Как-никак, предполагалось, что плачу я.

Взяв нарочито огромное перо, я написал неразборчивым курсивом первое, как мне казалось, похожее на орлесианское имя, пришедшее мне в голову: Наполеон Бонапарт. Конюший забрал пергамент, подул на него, чтобы высушить чернила, а потом посмотрел на меня.

— Прошу прощения, что не представился, — сказал он, глянув на подпись. — Я – Пьетр де Селль.

Я на секунду запаниковал. Я и не заметил, что мы не поздоровались. В итоге я решил, дабы не вызывать подозрений, соврать самое очевидное:

— Наполеон Бонапарт, слуга на военной службе у нашей славной Императрицы, — ответил я. «Бесславно некомпетентной» было бы точнее. Говорить такое я, разумеется, не стал.

— Бонапарт... Какая-то антиванская фамилия, а по лицу вы ферелденец, — заметил конюший, почёсывая голову. — Как ферелденец с антиванской фамилией стал орлесианским дворянином?

Его вопросы действовали мне на нервы – вернее, мои нервы начали брать надо мной верх. Я предпочёл его припугнуть.

— Мой дед неплохо женился, — сказал я, наклоняясь над столом и нависая над ним. — А вы, я смотрю, любопытный?

Он никак не выдал своего страха – разве что едва заметно распахнул глаза. Он явно пожалел, что задал этот вопрос, но всё равно владел ситуацией. Он мог напасть на нас, позвать стражу или сдаться. Не зная, какой вариант он выберет, я не сводил с него взгляда. Моя рука потянулась к кобуре ручной пушки, готовясь стрелять, если потребуется. Стоило мне подумать, что он сейчас сломается, как Джули откашлялась, привлекая наше внимание. Мы оба разорвали зрительный контакт.

— Договор подписан, мсье де Селль, — сказала она. — Мы вернёмся через несколько часов за нашей собственностью.

— Благодарю, мадам, — быстро ответил он, хватаясь за протянутую ей соломинку. — Надеюсь, вы ещё обратитесь ко мне.

Ага, мечтай, любопытный ты придурок.

Я вновь встал, забрал договор и пошёл прочь, и Джули отправилась следом. Я скрутил пергамент и засунул его в боковой карман рюкзака, чтобы не повредить по дороге. Стоило нам переступить порог конюшни, как моя спутница, что удивительно, разразилась смехом.

— Что такое? — спросил я.